Великая надежда

— Следы маленьких ног, — сказала она. — Дети вроде тебя.

— Правда, вроде меня? — улыбнулся ребенок.

— Не приставай, — нетерпеливо сказала женщина.

Ребенок побежал вниз, к воде. Он нагнулся, поднял камень и взвесил его на руке.

— Мама, камень плавает?

— Нет.

— А я хочу пустить его поплавать!

— Делай что хочешь. Я устала.

— Что хочу, — повторил ребенок.

Солнце спряталось.

— Мама, там лодка, старая лодка! А там наверху — поезд. Как он быстро едет, как ярко сверкают окна! На чем мне поехать, мама, что меня дальше увезет? Лодка или поезд? Мама, ты спишь?

Женщина бессильно уронила голову на руки, ее дыхание выровнялось. Рядом лежал младенец с открытыми глазами, в них отражалось небо. Ребенок снова взбежал вверх по склону и наклонился над маленьким. Коляска неподвижно чернела на фоне тумана.

— Ты правда хочешь на ней поехать? — спросил ребенок. — Ничего, что так медленно?

Младенец беззвучно улыбался.

— Придет время, поедешь и на поезде. Но поезд уж очень часто делает остановки!

Младенец испуганно скривил рот.

— Нет, нет, ты этого тоже не хочешь! Эй! Там внизу — лодка. Если ты будешь в ней лежать, она поплывет без остановок! Она будет плыть, сколько захочешь. И никаких пересадок, и никто тебе не станет менять пеленки. Хочешь? Айда!

Женщина глубоко вздохнула, медленно перевернулась на другой бок. Тихо покачивалась лодка. У берега ее удерживал только черный канат.

Ребенок подхватил младенца и побежал с ним вниз по склону.

— Лодка похожа на колыбельку, правда?

Младенец закричал. Он лежал на корме, как связанный рулевой.

— Погоди, я сейчас!

Ребенок отвязал лодку. Он стоял обеими ногами в воде.

— Чего кричишь? Погоди, погоди! Не можешь потерпеть, что ли?

Младенец закричал еще громче. По его маленькому лицу запрыгали крупные мутные капли. Лодка дрейфовала к середине канала. Она крутилась, качалась, словно в нерешительности. Умнее, чем океанский лайнер, умнее, чем…

Эллен сонно заморгала и вытянула шею над парапетом набережной. В этот миг лодку подхватило течением. Она опрокинулась.

«Возвращайся!» Чуть ниже по течению динамик издал фальшивый звук и смолк.

— Ну что, накатались? — рассмеялся хозяин тира.

— Накатались! — радостно закричали слегка осовевшие дети.

Человек отстегнул их.

— Меня совсем не мутит, — сказал Герберт. — Ни капельки.

— Большое спасибо!

Они пожали ему руку. Человек сиял.

— Завтра придете кататься?

— Больше не придем, — серьезно ответил Георг. — В двух километрах отсюда тайная полиция.

— Берегитесь! — сказал мужчина. — А если… Я хочу сказать: дружба есть дружба. И в любом случае на карусели вы никогда не катались.

— Мы на карусели никогда не катались, — сказал Леон.

У выхода стоял, прислонившись, долговязый парень.

— А вы почему не платите?

— Мы уже! — крикнули дети и побежали.

Быстро, еще быстрее! До их места оставалось каких-нибудь несколько шагов.

— Здесь!

Руки у них опустились. Вся кровь отхлынула от лиц. Ошеломленные, стояли они на краю откоса, и неподвижно чернели их фигурки посреди летнего вечера.

То, что они увидели, превосходило их самые смелые представления о мировой несправедливости, превосходило меру их терпения: отряхиваясь от водяных брызг, из канала выходила Эллен, и на руках у нее был грудной младенец.

Младенец, которого они поджидали почти два месяца, младенец, которого они хотели спасти, чтобы оправдаться, чтобы им наконец разрешили сидеть на всех скамейках, — их младенец!

Держа за руку второго ребенка, на берегу стояла мать и кричала от ужаса и радости. Со всех сторон сбегались люди. Словно они все вынырнули из реки, как призраки, чтобы воспользоваться этой редчайшей возможностью и доказать, на какое сочувствие способны их сердца. Эллен в замешательстве стояла среди них. И тут она увидала на краю откоса своих друзей.

Женщина хотела обнять Эллен, но Эллен ее оттолкнула.

— Я ничего не могла поделать! — с отчаянием в голосе закричала она. — Я ничего не могла поделать! Я хотела вас позвать, но вы ушли слишком далеко, я хотела… — Она растолкала людей вокруг себя.

— О чем говорить! — холодно сказала набережная.

— Где мой театральный бинокль? — закричал Герберт.

Ханна и Рут безуспешно пытались сдержать слезы.

— Мы расплатимся по-другому, — прошептал Леон.

Эллен стояла перед ними, бледная и отчаявшаяся.

— Пойдем с нами, — спокойно сказал Георг и накинул ей на плечи свою куртку, — там наверху есть скамейки. Мы сейчас все вместе сядем на скамейку. Возьмем и сядем.

Шаги сапог проскрипели по гравию, бессмысленные и самодовольные — так шагают только те, кто сбился с пути. Дети в ужасе вскочили. Скамья опрокинулась.

— Ваши удостоверения! — потребовал голос. — Вы имеете право здесь сидеть?

Этот голос. Эллен отвернула лицо в сторону темноты.

— Да, — ответил Георг, окаменев от страха.

Ханна порылась в карманах своего пальто в поисках удостоверения. Но ничего не нашла. Леон оказался вне светлого круга, он попытался шмыгнуть в кусты, Герберт рванулся за ним. Его негнущаяся нога шаркнула по земле. Обоих вернули назад.

В тупой тишине стояли солдаты. Один из них был, кажется, офицер. Блестели серебром его погоны. Биби снова заплакала, но сразу умолкла.