"Великая река". Компиляция. Книги 1-8

– Нингорс… - Кесса дотронулась до его загривка и отдёрнула руку – хеск содрогнулся, рана, приоткрывшись, с чавканьем попыталась сомкнуться, но разошлась снова, и клочья меха от лёгкого прикосновения посыпались в траву. Нингорс повернул голову к Речнице. Его взгляд, затянутый алой пеленой, медленно прояснялся.

– Шинн, ты? Живая… Хорошо, - прохрипел он. Кесса, всхлипнув, обхватила руками его голову, хеск лизнул её лоб и тихо фыркнул.

– Ты так сильно ранен… Ты вылечишься? – тихо спросила она. – Что мне сделать?

– Лети дальше, Шинн, - Нингорс лизнул её лицо и прикрыл глаза. Он ещё дышал, но дыхание пахло кровью.

– Как я полечу, Нингорс? – спросила Речница, гладя горячий нос. – Тебе нельзя тут оставаться…

Хеск открыл глаза, вывернулся из рук Кессы, смерил её затуманенным взглядом и встревоженно рявкнул.

– Где твои крылья, Шинн? Кто тебя ранил? Кто?!

На мгновение перебитая спина подчинилась ему, и он согнул ноги, но встать уже не смог. Кесса гладила обмякшее тело, содрогаясь от беззвучных рыданий, и ничего не могла ответить.

Поодаль, в траве, шевельнулось ещё одно крыло, кто-то рявкнул – и сорвался на сдавленный хрип. Нингорс приподнял голову и зарычал.

– Шинн, уходи, - прохрипел он еле слышно. – Прячься, отращивай крылья. Если буду жив, я тебя догоню.

Кесса всхлипнула и поднялась на ноги.

– Вот вода, Нингорс. Попей, - прошептала она. – Вы, Алгана, очень крепкие. Ты сам говорил, что всё заживёт, если будет еда. Вот, возьми, это мясо и бобы…

Она положила полоску копчёного мяса перед носом хеска. Тот даже не дёрнул усами. Водяной шар слегка смочил его нос и окровавленную пасть, он вяло шевельнул челюстями, пытаясь сглотнуть, но вода вытекла на землю.

– Это ничего, - Кесса снова подвинула водяной шар к его пасти. – Эта еда слишком сухая. Я найду свежую.

Красная иссохшая трава шуршала, путаясь под ногами, зато в ней хорошо видно было, куда упал убитый Клоа. Он так и лежал там, вытянув бирюзовые хвосты, и чёрная кровь запеклась на синей шкуре. От него ещё тянуло жаром, и летучее тело, едва Кесса приподняла его, налилось свинцовой тяжестью. Речница взялась за хвосты и потащила обе половины рассечённого Клоа за собой. Где-то вдалеке, устало вздохнув, подал голос Войкс, но никто ему не ответил.

Нингорс лежал недвижно, уронив голову в траву, кровавая слюна засохла на губах и носу. Маленькие серые птички сновали вокруг водяного шара, но, услышав шаги, попрятались в злаках. Кесса, едва дыша, поднесла травинку к носу хеска и уловила слабое дыхание. Он сбросил почти весь мех, но сил ему это не прибавило – страшная рана на спине уже не сочилась кровью, но и смыкаться не собиралась. Чёрные края изодранной перепонки трепетали на ветру.

Кесса расправила хвосты Клоа на земле, ударила белым клинком, с одного раза рассекая холодную плоть и тонкие позвонки. Осторожно погладив Нингорса по носу, она поднесла к его пасти отрубленный хвост. Веки хеска дрогнули, он приоткрыл один глаз.

– Нингорс, поешь, - Кесса встряхнула хвост. – Тебе легче станет.

Хеск втянул воздух, обнюхал останки Клоа, медленно приоткрыл пасть и шевельнул челюстями, но хвост так и остался висеть перед его носом, едва качнувшись от лёгкого касания. Глаз Алгана закрылся.

– Не надо спать, Нингорс. Тебе только хуже станет, - Кесса беспомощно огляделась по сторонам, и ей померещился серый силуэт в высокой траве. – У тебя же есть зубы. Что мне, жевать для тебя мясо, как для мелкого детёныша?

Хеск еле слышно фыркнул и с видимым трудом втянул хвост Клоа в пасть и проглотил. Ободрённая Кесса поднесла к его носу второй кусок. Она вспоминала, как быстро затянулись рваные раны, когда Нингорс утолил голод в болотах Скейната… но там была порвана только шкура, а кости остались целыми…

– У тебя шрамы на лапе, Нингорс, - прошептала Кесса, разглядывая безволосое бедро. Из-под облетевшей шерсти проступили крепкие мышцы, обтянутые рыжеватой шкурой, и три полосы извилистых рубцов, каждый длиной с пол-локтя.

– Кто тебя ранил? Это давно было? – спросила Кесса, потянув хеска за ухо. Кое-как проглотив два куска мяса, он затих, только трава покачивалась от тяжёлого дыхания.

– Ты ещё тут, Шинн? – недовольно отозвался он. – Почему не улетаешь?

– Я тебя не оставлю, - помотала головой Кесса. – Ты съешь этого Клоа, и твои раны заживут. Тогда мы полетим дальше. Жалко, твою сбрую порвал тот демон…

Обрывки кожаных ремней упали где-то в степи, пока хески терзали друг друга в воздухе, и Речница не взялась бы искать их. Скормив молчаливому Нингорсу ещё кусок мяса, она отрезала пару хвостов от туши Клоа и осторожно, стараясь не шуршать травой, подкралась ко второму Алгана.

Он скорчился в траве, зажав рукой рваную рану на горле, и тихо хрипел, пуская кровавые пузыри. Вторая его рука, перегрызенная в двух местах, безжизненно лежала рядом, крылья мелко дрожали.

– Хаэй, - тихо окликнула его Кесса. Хеск, испустив невнятное бульканье, приоткрыл глаза, хотел оскалиться, но едва смог приподнять верхнюю губу.

– Ты хочешь пить?

Водяной шар опустился в траву перед носом Алгана, тот захрипел, недоверчиво принюхался к желтоватой влаге, но всё же решился лизнуть её.

«Глаза у него ясные,» - думала Кесса, нерешительно поглядывая на хеска. «Может, он уже не в Волне?»

– Я оставлю тебе хвост Клоа, - сказала Речница. – Если получится съесть его, раны заживут быстрее.

Алгана ничего не ответил – он лакал воду, но боль в горле очень мешала ему, и при каждом глотке он вздрагивал и тихо стонал.

Чей-то любопытный взгляд заставил Кессу обернуться. Среди красной травы сворачивала и прятала в сумку свиток пёстрая кимея. Повертев в руках перо, она выпустила острый коготь и провела по затупившейся кромке. Речница мигнула.

– Постой… - начала было она, протянув руку к кимее, но мохнатый летописец уже сгинул среди колышущейся травы и теней, отброшенных облаками. Там, где она только что стояла, зашелестели непримятые злаки. «Нуску Лучистый, вот и я попала в летопись,» - криво ухмыльнулась Кесса.

Она опустилась на траву рядом с неподвижным Нингорсом и сидела так, иногда – без особой надежды – подталкивая к его пасти водяной шарик или кусочек мяса. Алгана ничего не замечал, не открывал глаз, и о том, что он жив, напоминало лишь колыхание травы перед его носом. Голоса оживившихся падальщиков звучали всё ближе – существа учуяли кровь.