Великая война Сталина. Триумф Верховного Главнокомандующего

28-я танковая дивизия полковника И.Д. Черняховского входила в состав 12-го механизированного корпуса ПрибОВО. Его командование получило директиву о приведении частей в боевую готовность 16 июня. Выступив в 23 часа 18 июня с зимних квартир в Риге и совершив за два дня марш в 400 километров, к утру 20-го 28-я дивизия сосредоточилась севернее литовского города Шяуляй. В 130 километрах от границы с восточной Пруссией. Одна из многих, она должна была участвовать в «операции вторжения».

Секретное решение Политбюро от 21 июня о развертывании пяти фронтов было лишь последним аккордом, завершающим подготовку к проведению с началом войны первой крупномасштабной операции Красной Армии. И все-таки война началась не так, как предусматривалось на картах Генерального штаба.

Но посмотрим на карту. На ней вдоль границы, от берегов Балтийского до Черного моря, справа налево последовательно расположились армии: 8, 11, 3, 10, 13, 4, 5, 20, 6, 26, 21, 12, 18, 9-я. По схеме превентивного удара, разработанного Генеральным штабом 15 мая, операции вторжения должны были начать армии с 13-й по 21-ю.

По немецкому плану «Барбаросса» главные удары по советской территории наносили группы армий «Север», «Центр» «Юг». Германская группа «Центр» должна была наступать на участке Западного фронта, нацелившись на Минск и Смоленск, с последующим переносом удара на Москву. Ею командовал участник польской и французской кампаний генерал-фельдмаршал Федор фон Бок. Командующим двумя немецкими танковыми группами, второй и третьей, Гитлер назначил генерал-полковника Хайнца Гудериана.

В составе Западного фронта командующего Павлова, противостоящего германской группе войск, насчитывалось 44 дивизии. В их числе было 24 стрелковых, 12 танковых, 6 механизированных, 2 кавалерийские и 8 авиадивизий.

На приграничных рубежах войскам германской группы противостояли 3-я, 10-я, 13-я и 4-я армии Западного фронта. Только в составе 4-й армии генерал-майора А. Коробкова было восемь дивизий: четыре стрелковые (6, 42, 49 и 75-я); две танковые – 22-я и 30-я; 205-я моторизованная и 10-я авиационная; гаубичный артиллерийский полк РГК и бригадный район ПВО с 85-мм зенитными пушками, которые пробивали броню любого немецкого танка.

Она располагалась на Брестском участке, и оперативное построение войск армии составляло два эшелона. В первом находились танковая и четыре стрелковые дивизии, во втором – танковая и моторизованная дивизии. Полоса прикрытия государственной границы не превышала 150 километров, причем 60 из них были непригодны для боевых действий, поэтому фактически оборону следовало держать на отрезке в 40 километров.

Но особым тактическим преимуществом Брестского укрепленного района являлось то, что в его составе была мощная крепость. В Бресте находились два корпусных артиллерийских полка: 447-й – в Северном военном городке и в пяти километрах южнее города – 455-й. В их составах было 18 тяжелых батарей. В Бресте размещалось управление 62-го укрепленного района, в составе которого было пять артиллерийско-пулеметных батальонов по 1500 человек в каждом.

Размещавшаяся в Брестской крепости 6-я стрелковая дивизия имела сверх положенной нормы 34 вагона боеприпасов. Здесь располагались штабы 6-й и 42-й стрелковых дивизий, каждая из которых имела по пять полков: три стрелковых, два артиллерийских (пушечный и гаубичный) и четыре отдельных батальона (разведывательный, саперный автотранспортный, медико-санитарный). Кроме того, в Брестской крепости находился пограничный отряд НКВД, равный по численности стрелковому полку.

Однако, несмотря на такое скопление войск, Брест был занят частями 45-й и 37-й пехотных дивизий 12-го немецкого армейского корпуса. Две пехотные дивизии немцев с двумя артиллерийскими полками рассеяли танковую дивизию, две стрелковые дивизии и пять артиллерийских полков 4-й армии генерал-майора Коробкова.

Уже в 11.55 22 июня штаб 4-й армии направил в штаб Западного фронта и Генеральный штаб «Боевое донесение № 05». И хотя в нем докладывалось: «6-я сд вынуждена была к 7.00 22 июня 1941 года отдать с боями Брест», – это не соответствовало действительности. На самом деле Брест был оставлен частями Коробкова практически без боя.

Прибывшему в ночь с 27 на 28 июня на специальном поезде на станцию Полынские хутора маршалу Ворошилову генерал Павлов так объяснял причины неудач своего фронта: «Наша плотность на границе была такова, что ее можно было проткнуть в любом месте. <…> Войска в приграничной полосе были застигнуты врасплох, и большинство дивизий получили приказ о выдвижении на границу, когда вторжение немцев уже началось…»

Павлов лгал. Оправдываясь, генерал выкручивался. Причиной успеха немцев была не «низкая плотность войск на границе», которую «можно было проткнуть в любом месте».

Бывший начальник штаба 4-й армии Л. Сандалов писал в своих воспоминаниях: «Во время артиллерийской подготовки 34-я немецкая пехотная дивизия нанесла большие потери нашей 22-й танковой дивизии, размещавшейся в Южном военном городке Бреста в 2,5—3,5 км от государственной границы. Этот городок находился на ровной местности, хорошо просматривался со стороны противника… Этому способствовало скученное расположение частей дивизии… Дивизия потеряла также большую часть танков, артиллерии и автомашин…

Неудачная дислокация 22-й танковой дивизии и неразумно запланированный выход дивизии в район Жабинки привели в первые часы войны к огромным потерям в личном составе и уничтожению большей части техники и запасов дивизии».

Однако это уже трудно укладывается в сознании. Каким военным кругозором нужно было обладать, чтобы в ожидании нападения разместить танки целой дивизии так, что их можно было расстрелять как в тире из орудий? Причем не во время боя, не в наступлении, а при артподготовке с противоположной стороны Буга!

Стремясь оправдать своего коллегу, деликатный маршал Шапошников пояснил Ворошилову: «Как показал характер действий противника утром и в течение дня 22 июня, немцы, видимо, неплохо были осведомлены о дислокации наших войск и местах важнейших объектов, о чем свидетельствуют первые удары бомбардировщиков по крупным штабам, аэродромам и расположению стрелковых дивизий и мехчастей…»

Нет, не внезапность удара стала основанием разгрома войск Павлова. Ее причиной стала преступная бестолковость действий командования 4-й армии и командования фронта. Войска поддались панике, и действиями частей никто не руководил.

Но позор первого дня войны ничему не научил командование Западного фронта. Беспорядок продолжался и на следующий день. Позже, на допросе 7 июля, Д. Павлов показал: «Во второй день авиация противника целый день проводила налеты на аэродромы, где был расположен истребительный полк 43-й авиационной дивизии, производя 12 раз бомбежку аэродрома. В силу этого аэродром Лошница был разбомблен, и материальная часть, учебная и гражданская, не могущая летать, вся выведена из строя, командование ВВС перебазировало полк на аэродром Слепянка.

Одновременно во второй день противник наносил удары по железнодорожным узлам Орша, Борисов, Бобруйск, Осиповичи и разрушил полностью артиллерийский склад в Гайновке. Авиация противника в этот день потеряла 27 самолетов».

То есть бомбардировщики противника 12 раз за день уничтожают самолеты на земле и целый истребительный полк не может помешать их налетам. Однако и это тоже лишь эмоции. Бомбовый удар немцев не принес и не мог принести разгрома армий.

Уже на суде Павлов подтвердил свои показания от 9 июля 1941 года: «В отношении авиации. Я целиком доверился на слово о рассредоточении авиации по полевым аэродромам, а на аэродромах по отдельным самолетам. Не проверил правильность доклада командующего ВВС и его заместителя Таюрского. Допустил преступную ошибку, что авиацию разместили на полевых аэродромах ближе к границе, предназначенных для занятий на случай наступления, но никак не обороны».