Велики Великие. Юбилейные хроники в новом прочтении

Внутри Кавказа

…Одной из больших загадок долгое время для меня являлась, прямо-таки, непомерная любовь к Лермонтову кавказцев, в частности, чеченцев. Мне даже было трудно представить то, что услышал я однажды из уст современного чеченского публициста Саида Лорсанукаева: «Мои предки, простые неграмотные пастухи, проживающие в селе Гехи, узнав об убийстве поэта, объявили по всей округе траур». А Гехи, между прочим, стоят на реке Валерик, той самой, на которой 11 июля 1840 года произошло небывалое сражение между чеченскими и русскими отрядами, в котором принимал непосредственное участие и поручик Тенгинского полка Лермонтов. Понятно, не на стороне Шамиля. Потом Лермонтов опишет эту схватку и будут там такие слова: «И два часа в струях потока, как звери, молча, с грудью грудь, сшибались, глухо падая на землю…Хотел воды я зачерпнуть, но мутная вода была тепла, была красна!» («Валерик»).

Так как же так: чеченцы, у которых (о чем писал сам же Михаил Юрьевич), «ненависть безмерна, как любовь», что «верна там дружба, но вернее мщенье», почитают, по сути дела, бойца «царского спецназа», словно своего национального гения. Конечно, тут можно принять во внимание, что Лермонтову принадлежит авторство названия Чечни гордым и красивым именем «Ичкерия», что он, по определению П. Антокольского, был внутри Кавказа, а не взглянул на него, как Пушкин также восхищенный горной страной с высоты: «Кавказ подо мною…» Но этого, думаю, мало, чтобы боготворить того, кто вступил на твою землю с оружием.

О! «Боготворить». – Может, в этом понятии скрыт ключ от тайны? Руководствуясь, вероятно, подобной догадкой знакомый нам уже публицист Геннадий Пискарев, написавший «Кавказскую драму» [36] по мотивам произведений отечественной классики, показывая битву на Валерике, ее участников, помещает Лермонтова не в гущу сражения, а в поднебесную высь, откуда тот, подобно божественному существу, наблюдает за бойней честолюбцев и гордецов. А фоном звучат слова:

Настанет год. России чёрный год,Когда царей корона упадет.Забудет чернь к ним прежнюю любовь,И пища многих будет смерть и кровь.(«Предсказание»)

36

Г. Пискарев. Под пристальным взглядом. – М.: Пробел-2000, – 2010.

Это стихи, пророческие стихи Лермонтова, дворянина, аристократа, родившегося в стольном граде России – Москве. Патриота. Великого патриота, любящего свою Отчизну, но «странною любовью»:

Люблю дымок спаленной жнивы,В степи ночующий обоз……Смотреть до полночи готовНа пляску с топаньем и свистомПод говор пьяных мужичков.(«Родина»)

Чувствуете дыхание народной души во всем этом. И, можно сказать, голос народа. А глас народа, как известно, глас Божий. Душа народа – душа Бога. Ее он вдохнул в прародителей всего рода людского – Адама и Евы. Через все мирские невзгоды, испытания, беды она рвется к свободе и свету, к Господу, удивляя запутавшееся в «суете сует» человечество своими проявлениями через божьих посланников. И вот уже читаем мы пушкинское «Подражание Корану». Корану, который научит Александра Сергеевича, безобразника в жизни, смирению перед Богом. А в том же Коране – мусульманском катехизисе, находим возвышенные слова о христианском Боге – Иисусе Христе и его земной матери – Деве Марии. Замечу, это единственное женское имя, прославленное Магометом.

А Лермонтов? Конечно же, он полюбил Кавказ, его обитателей всей душою. И не тогда, когда был сослан туда «немытой» чиновничьей российской властью [37] , – в детстве. Три раза возила его бабушка в Горячеводск, на Терек, в имение своей сестры. Свободолюбивые нравы, обычаи и горцев, и русских, и казаков врезались в душу. И со временем вызрел в поэтической натуре величественный образ Кавказа – «сурового царя земли». Вот за что любили и любят поэта кавказцы. При жизни подарили они ему черкесскую бурку, (вы можете увидеть ее на автопортрете Лермонтова, – он ведь прекрасно рисовал, кстати, как и танцевал и музицировал). А первый живописный портрет своего по духу человека написал художник – чеченец.

37

В. Белинский.

Собр. соч. в 9 т. – М.: Художественная литература, 1989.

Несмотря на родные Тарханы, Кавказ, по мнению В. Белинского [38] , практически, был колыбелью лермонтовской поэзии, как и многих других известных поэтов. Живописнейший край, величественные горы, самобытные традиции народов не могли не повлиять на лирическую душу поэта. Именно здесь Лермонтовым созданы лучшие его творения. Сияющие вершины гор тянутся к небу, куда тянутся и души наши. Нет, не кладбище родина русских поэтов, как утверждал философ-экуменист Владимир Соловьев [39] , а – небесная высь, за которую зацепились якорем кресты православных церквей и золотым рогом полумесяца мусульманские мечети. Люди – братья. Это не банально. Лермонтов подтвердил это, заложив, вместе с Пушкиным, Львом Толстым, пожалуй, основы дружбы горцев Кавказа и русских, определив новый вектор взаимоотношений между народами.

38

Там же.

39

В. Соловьев. Россия и вселенская церковь. – Минск, Харвест, 1992.

Творчество Лермонтова – классика. А классика есть музыка сфер, а не попсовая конвульсия. Она бессмертна, востребована при любых обстоятельствах, что точно сформулировала Анна Ахматова:

Всего прочнее на земле печальИ долговечней царственное слово.(«Когда-то называли…»)

…Краснодонка Уля Громова, брошенная фашистами в штольню шахты, перед смертью по памяти читала, мучительно умирающим от побоев, своим товарищам по борьбе лермонтовского «Демона»…

15 октября 2014 г.

Пушкин и лермонтов: сверхкомплектные» жители света [40]

Современник Пушкина П.Л. Яковлев в своем рукописном журнале записал замечательные слова, сказанные Пушкиным: «Поэты – сверхкомплектные жители света» [41] . В николаевской России в короткий срок (на протяжении четырех лет) были без особых хлопот и неприятных осложнений один за другим ликвидированы два «сверхкомплектных» поэта: сначала Пушкин, а затем Лермонтов.

40

«Литературное наследство», № 45–46. М.Ю. Лермонтов. T. II. – М.: Изд. АН СССР, 1948. —806 с.

41

ФЭБ. Русская литература и фольклор, http://feb-web.ru/feb/pushkin/critics/ges/ges2292-.htm

Что Пушкин пал жертвой планомерно подготовленных и проведенных действий, которые не могли не окончиться его убийством, – давно установленный и непререкаемый факт истории русской литературы и русского общества. Что царь и вся придворная аристократическая челядь, затравившая Пушкина, избавились в пасмурный февральский день 1837 г. от беспокойного и, возможно, в будущем опасного противника и что к выстрелу Дантеса в петербургском большом свете отнеслись с большим удовлетворением – это также давно перестало быть тайной.

Иначе обстояло дело с кончиной Лермонтова. Здесь следы, ведущие от желаний и настроений к действиям, от умысла к осуществлению, были гораздо менее заметны; меньше сохранилось свидетельских показаний, нет прямых документов злодейского замысла вроде анонимных писем.

Знали, как не терпит Лермонтова Николай I, передавали о злобном распоряжении царя не представлять Лермонтова к наградам, ходили слухи, что царская дочь Мария Николаевна ненавидит поэта и даже заказывает придворным блюдолизам, вроде графа Сологуба, писать на него пасквили. Были уверены, что двор радовался смерти Лермонтова, и упорно приписывали великому князю Михаилу восклицание при получении известия о смерти сосланного поэта: «Собаке – собачья смерть». Но все-таки радоваться результатам преступления – еще не значит совершить преступление. Чтобы доказать преднамеренный характер убийства Лермонтова, требовалась более конкретная аргументация.