Великие сражения Античного мира

Французский историк Мишле, автор труда «Римская история», который был бы бесценен, если бы его автор был так же точен и скрупулезен в оценках, как он был оригинален и блестящ в изложении событий, взволнованно отмечал: «Не случайно память о Пунических войнах так жива в памяти огромных масс людей. Эта борьба должна была не просто определить судьбу двух городов и двух империй. Это была схватка, от результатов которой зависела судьба двух человеческих рас. Власть в мире должна была отойти либо индо-германским, либо семитским народам». Следует помнить, что к первой группе помимо индусов и иранцев следует отнести также греков, римлян (италиков. – Ред.) и германцев (а также кельтов, славян и др. – Ред.). Ко второй группе относятся евреи, арабы, финикийцы и карфагеняне. (Финикийцы (и, естественно, их потомки карфагеняне) – продукт смешения кочевых семитских племен из аравийских пустынь и древнего несемитского культурного населения Леванта. Культура осталась, но язык победил. – Ред.) С одной стороны, гений героев, художников и строителей государства. С другой стороны – дух предпринимательства, коммерции и мореплавания. Эти две группы народов повсюду входили в контакт, и повсюду этот контакт был враждебным. В древнейшей истории Ирана и Вавилонии ее народы постоянно вели войны с предприимчивыми и вероломными соседями (Вавилония уже говорила на семитском языке. Начинать надо с Шумера (шумеры – выходцы из района Северного Кавказа). Шумер рухнул под ударами семитов Аркада, затем, возродившись, погиб под натиском эламитов и семитов-амофеев, после чего Междуречье было окончательно семитизировано (около 2000 г. до н. э.), а вскоре возникла Вавилония, а затем Ассирия (результат смешения хурритов и семитов. – Ред.). Далее эту борьбу подхватили греки и финикийцы на всем протяжении Средиземного моря. Греки вытеснили финикийцев из всех их колоний в Восточном Средиземноморье. Затем пришли римляне и повторили то же самое на Западе. Александр пошел в борьбе против Тира гораздо дальше, чем Салманасар и вавилонский царь Навуходоносор. Не удовлетворившись просто захватом этого города, он сделал все, чтобы Тир никогда не смог возродиться, основав в Египте город Александрию и тем самым изменив мировые торговые потоки. Остался только Карфаген, великий Карфаген и его мощнейшая империя, гораздо более могущественная, чем когда-то была Финикия. Рим уничтожил ее. Так произошло то, что не имеет аналогов в истории, – одним ударом удалось покончить с целой цивилизацией, которая исчезла, подобно падающей звезде. Описание путешествия Ганнона на «Перипле», несколько монет, произведения Плавта – вот и все, что осталось от мира Карфагена!

«Должно было смениться много поколений до тех пор, пока борьба между двумя цивилизациями не возобновится, когда арабы, стойкий арьергард семитского мира, осмелились выйти из своих пустынь. Конфликт двух рас превратился в столкновение религий. Благословенны будут те, кто противостоял коннице сарацин на Востоке, кто сделал неприступными стены Конcтантинополя. Слава храброму Карлу Мартеллу и мечу Сида на Западе. Крестовые походы были естественным ответом на вторжения арабов. Они явили собой последний этап в той великой борьбе двух основных рас человечества».

Сейчас сложно в туманных намеках писателей-классиков получить полное представление о том, что представлял собой великий противник Рима. Но можно представить себе, насколько он уступал Риму в военных ресурсах и насколько меньше он подходил на роль основателя централизованного и централизующего государства-империи, которое должно было простоять в веках, сплавив в имперском единстве судьбы народов, проживавших вокруг Средиземного моря.

Карфаген не был ни самой древней, ни самой могущественной среди многочисленных колоний, основанных финикийцами на побережье Северной Африки. Но выгодное расположение города, совершенство государственного устройства (которое, несмотря на наши скудные представления о нем, по преданиям, вызвало восхищение самого Аристотеля), коммерческие и политические таланты его граждан возвысили его над другими финикийскими городами в регионе, такими как Утика и Лептис. Затем Карфаген подчинил эти города себе, так же как Афины объединили в одном государстве и под властью одного города своих союзников. Когда Тир (совр. Сур) и Сидон (совр. Сайда) и другие финикийские города из независимых государств-республик превратились в вассалов великих азиатских монархий и склонились поочередно перед властью Вавилона (а раньше Ассирии), Персии (Ирана) и Македонии, их мощь и роль перекрестка в торговых путях быстро приходили в упадок. Карфагену удалось стать наследником той морской и коммерческой мощи, которую они когда-то олицетворяли собой. Карфагеняне не стремились соперничать с греками на северо-востоке Средиземного моря или на трех внутренних морях (Эгейском, Мраморном и Черном), которые соединялись с ним. Но они активно поддерживали отношения с финикийцами, а через них – со странами Малой и Центральной Азии. Они, и только они после падения Тира выходили в воды Атлантики (греки плавали к Британии и даже к Исландии – Пифей из Массалии (совр. Марсель) сделал это между 350 и 320 гг. до н. э. – Ред.). Они владели монополией на всю торговлю через Гибралтарский пролив. До нас дошел (в греческом переводе) рассказ о путешествии Ганнона (V в. до н. э.), одного из флотоводцев Карфагена, вдоль западного побережья Африки до нынешнего Сьерра-Леоне (гораздо дальше. Ганнон достиг района вулкана Камерун у 4° с. ш. – Ред.). А в поэме Руфа Феста Авиена (I в.) многократно упоминается поход другого моряка из Карфагена, Гимилькона, который около 470 г. до н. э. исследовал северо-западное побережье Европы. Британские острова упоминаются в записях Гимилькона как острова Гиберни и Альбиони. Совершенно точно установлено, что карфагеняне вслед за финикийцами часто посещали корнуоллское побережье – за оловом. Имеются все основания полагать, что они доходили морем до балтийского побережья в поисках янтаря. Если вспомнить, что в те времена еще не знали компаса, придется признать, что смелость карфагенских моряков, так же как и предприимчивость его торговцев, ничуть не меркнет на фоне современных открытий в области мореплавания и коммерции.

Во время плаваний в водах Атлантического океана вдоль берегов Африки карфагеняне преследовали двойную цель: развития торговли и колонизации новых земель. Колонии, основанные ими вдоль побережья, от Марокко до Сенегала (позже уничтоженные местными племенами. – Ред.), свидетельствуют о постоянном росте населения государства Карфаген. Одновременно росли связь и влияние Карфагена среди местных племен. Помимо флота, торговля с африканскими племенами осуществлялась и по суше. Можно смело считать, что Карфаген активно вел торговлю с племенами Центральной и Западной Африки точно так же, как это делают в наше время цивилизованные народы.

Будучи главным образом нацией моряков и торговцев, народ Карфагена не пренебрегал и сельским хозяйством. Вся территория страны представляла собой огромный сад. Плодородность земли оправдывала вложенные в нее умение и тяжелый труд. Каждый захватчик, от Агафокла до Сципиона Эмилиана, с восхищением отзывался о богатых, тщательно орошаемых пастбищах, об обильных урожаях, роскошных виноградниках, плантациях фиг и оливковых деревьев, процветающих селах и густонаселенных городах, о прекрасных виллах богатых карфагенян, через которые проходили пути этих завоевателей.

Карфагеняне отказались от Эгейского и Черного морей в пользу греков, но они ни в коей мере не желали отказаться в пользу своих противников от торговли и от доминирования в Средиземном море к западу от Италии. В течение веков Карфаген боролся за обладание островами, лежащими между Италией и Испанией. Карфагеняне завоевали Балеарские острова, где порт Маон (т. е. Магон) на острове Менорка до сих пор носит имя карфагенского флотоводца. Им удалось подчинить себе большую часть Сардинии и Корсики. Но Сицилия никогда не была ими полностью покорена. Они много раз вторгались на этот остров и почти завоевали его, но сопротивление сиракузцев под командованием Гелона, Дионисия, Тимолеона и Агафокла не позволило превратить Сицилию в пуническую провинцию, хотя многие из городов здесь принадлежали Карфагену до тех пор, пока Рим не решил окончательно вопрос о принадлежности острова, подчинив его себе.

После всех этих успехов, имея огромные богатства, высокоразвитое морское дело и торговлю, обладая плодородными землями, с государственной структурой, обеспечивающей на века соблюдение общественного порядка, не обделенный талантами и даже гениями среди представителей аристократии, Карфаген все же окончательно и бесповоротно проиграл борьбу за власть с Римом. Одной из непосредственных причин, возможно, является нежелание нарушать покой своих граждан, что заставило его запросить у противника мира и закончить Первую Пуническую войну, нежелание обременять их далее тяготами и лишениями военного времени, несмотря на то что население противника страдало в той войне гораздо больше. Другой причиной может быть постоянный дух соперничества и интриг между правящими кланами государства, из-за которого во время Второй Пунической войны Ганнибал не получил необходимых ему подкреплений и снабжения. Но были и более явные причины, по которым Карфаген проигрывал Риму. Они крылись в положении масс населения страны, а также в привычке карфагенских правителей полагаться в войнах на наемные армии.

Самую подробную информацию о положении различных народов в Карфагене и по соседству мы черпаем в трудах Диодора Сицилийского. Этот историк перечисляет четыре основные народности: в первую очередь, это финикийцы, проживающие в самом Карфагене; во-вторых, это ливийцы-финикийцы, составляющие население многочисленных приморских городов, состоявшие с финикийцами в кровном родстве после смешанных браков (отсюда и сложное название этой части населения). Далее идет самая многочисленная группа, коренное население страны ливийцы, ненавидевшие карфагенян за жестокий гнет их правления; и, наконец, нумидийцы, кочевые племена, проживавшие на границе (кроме того, были еще миллионы рабов – в работорговле Карфаген был лидером, пока не пал. – Ред.).

Из описания историка видно, что ливийцы составляли угнетенную группу населения без каких-либо политических прав. Нигде нет описания случая, когда ливийцу доверяли представлять органы административного управления или командовать армией. «Полукровки» ливийцы-финикийцы, скорее всего, составляли ядро населения в колониях, но из этого может следовать, что и они не имели прав граждан Карфагена [38] .

Известен всего один случай, когда представитель этой народности был облечен властью, да и то не по распоряжению властей Карфагена. Речь идет о командире, направленном Ганнибалом на Сицилию после падения Сиракуз. Полибий называет его «ливиец Миттинус» [39] .

38

См.: Ганнон. Перипл.

39

См.: Ливий. Т. IX. С. 22.

Но из более подробного описания, данного Ливием, следует, что на самом деле этот человек является представителем ливийско-финикийской группы населения [40] .

Там же говорится и о том явном нежелании подчиняться этому офицеру-полукровке, которое выразили карфагенские командиры на острове.

Что же касается состава армии, ясно видно, что, несмотря на стремление расширять свою империю и на то, что некоторые представители правящих кланов стали полководцами, карфагеняне как народ были совсем не воинственны. Поскольку они всегда могли нанять наемников, которые сражались за них, карфагеняне не испытывали особого желания посвятить себя утомительным военным упражнениям. Они постоянно выражали недовольство против военной службы, считая ее потерей ценного времени.

40

Ливий. Т. XXV. С. 40.

Как отмечает Мишле, «жизнь предприимчивого торговца карфагенянина была слишком ценной для того, чтобы подвергать ее риску, пока вместо него можно было выставить варвара из Испании или Галлии. В Карфагене понимали это, здесь жизнь представителя любого народа можно было оценить в денежных единицах. Грек стоил дороже, чем выходец из Кампании, а тот, в свою очередь, ценился дороже, чем галл или испанец. Когда был установлен единый тариф на кровь, Карфаген стал вести войны подобно тому, как осуществляются операции в торговле. Он ввязывался в новые войны в надежде получить новые рудники или открыть новые рынки для экспорта своих товаров. В одной войне он мог позволить себе нанять армию из 50 тыс. наемников, в другой бывало и больше. Если прибыли оправдывали вложения денег, то не было места сожалениям о расточительно истраченных капиталах. Чем больше были прибыли, тем больше можно было набрать армию для последующих походов. И так продолжалось раз от разу» [41] .

41

См.: Histoire Romanie. Т. II. Р. 40.