Великие завоеватели

Определенную «реабилитацию» царя гуннов можно найти и в книге нашего современника, английского исследователя Уэсса Робертса с красноречивым названием «Секреты лидерства гунна Аттилы». В ней он с большой долей сарказма пишет об однобокой оценке личности своего героя: «Гунн Аттила — на первый взгляд не очень-то подходящий и весьма сомнительный субъект, чтобы выставлять его в качестве лидера, причисленного к лику великих. На протяжении всей истории его изображали этаким варваром, омерзительным тиранишкой, безжалостно направлявшим свои орды поганить прекрасные мирные ландшафты, попирая всяческие принципы сбережения природных ресурсов (война — это логистика снабжения, а овцы и лошади сжирали все на своем пути, не проконсультировавшись с «Гринпис»), а после чего тут же переходить к мародерству и разграблению многочисленных городов и весей, населенных более цивилизованными гражданами европейских наций, пока еще не объединенных в Совет Европы. Злобный Аттила, напрочь лишенный репутации великого вождя, светоча цивилизации или сострадательного и умного царя, повсеместно используется для сатирических аллегорий и служит общепринятым эталоном качеств и черт, каковых с омерзением чураются в вождях любого века, племени и общественного движения». Между тем, заключает Уэсс Роберте, предводитель гуннов вовсе не был лишен таланта государственника и являлся несомненным лидером не только для своего народа, но и для тех племен, которых он объединил под своими знаменами силою оружия в гуннский союз.

Трудности в оценке масштабов и характера личности Аттилы в первую очередь связаны с малым количеством исторических материалов о нем. Вот что пишет об этом российский историк В. Д. Балакин: «Представление европейских народов о короле гуннов Аттиле основывается, главным образом, на легендах и преданиях и имеет мало общего с исторической личностью Аттилы. Исторический Аттила практически не известен нам, хотя о нем и дошло до наших дней больше свидетельств современников, чем о большинстве других исторических персонажей той эпохи. Сотворение мифа об Аттиле началось еще в древности, с успехом продолжилось в Средние века и, похоже, не завершилось по сей день, с той лишь разницей, что современное мифотворчество выступает в виде гипотез, с большей или меньшей основательностью претендующих на научность». Немало таких гипотез выдвигает француз Морис Бувье-Ажан, известный специалист по социально-экономической истории, опубликовавший целый ряд исторических книг, в частности, по античности и эпохе Меровингов и являющийся автором книги «Аттила. Бич Божий». В ней привычный образ кровожадного гунна наделен и многими другими, весьма полезными для правителя чертами: дипломатическим талантом, умением заключать союзы и «наводить мосты» в переговорах, простотой в обращении, добротой и гостеприимством. Под пером этого историка он даже приобретает некую романтическую окраску и, по словам Балакина, «выглядит не таким уж и страшным и, совершенно определенно, не столь плохим, как привыкли о нем думать. Если и Бич Божий, то бичующий по заслугам…».

Так кем же на самом деле был этот грозный завоеватель: Бичом Божьим или мудрым и справедливым вождем, при котором гуннский союз достиг наивысшего могущества? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо рассмотреть личность и деяния предводителя гуннов в контексте исторических событий Древнего мира и раннего Средневековья, формирования и развития союза гуннских племен. Ведь, как справедливо писал В. Д. Балакин, «…Аттила был сыном своего народа (не самого смирного) и своего времени (не самого благостного). Каков народ, таков и вождь». Поэтому стоит, прежде всего, выяснить историю происхождения гуннов, особенности их жизни и быта, как и зачем они оказались на территории Западной Европы. 

«Их образ пугал своей чернотой»

История гуннов, одного из древнейших народов мира, до сих пор полна тайн. Сведения о них, содержащиеся в сочинениях древних историков, мало напоминают точные исторические факты — они скорее похожи на мифы. Один из современных исследователей проблемы их происхождения, немецкий историк Г. В. Хауссиг, считает, что изучение ее надо «начинать с известного сообщения Аммиана Марцеллина в " Римской истории " , в котором римский историк указывал на то, что гунны пришли с севера, от океана. А еще он называл их диковинными существами монголоидного типа, от которых воняло прогорклым маслом, отвратительно грязными и грубыми, убивавшими ради удовольствия убивать и поджигавшими ради удовольствия поджигать. Они мало говорили, но испускали гортанные крики, похожие на " хиунг, хианг, хун " . В комментарии к «Апокалипсису» Андрея Кесарийского гуннов называли гипербореями [21] , а готский летописец Иордан так описывал страшный вид этих людей, внушающий всем величайший ужас: «…их образ пугал своей чернотой, походя не на лицо, а, если можно так сказать, на безобразный комок с дырами вместо глаз. Их свирепая наружность выдавала жестокость духа…».

21

В греческой мифологии гипербореями называли народ, живущий далеко на Севере, «за Бореем», т. е. в царстве северного ветра.

Если же обратиться к серьезным научным исследованиям, то в них излагается четыре версии происхождения гуннов. Согласно трем из них они считаются племенем народов Центральной Азии. Сторонники же четвертой версии утверждают, что «гунны» — собирательное понятие, под которым выступают народы разного происхождения, в том числе и славяне. Подтверждение этой гипотезы может обернуться уникальным научным открытием, ибо в случае признания ее верной история восточных славян может стать на целое тысячелетие старше, а возникновение первого славянского государства может быть датировано намного раньше Киевской Руси.

Первым ученым, занявшимся тщательным исследованием проблемы происхождения гуннов, был французский географ XVIII века Дегинь. В своей монографии по истории гуннов, тюрков и монголов он высказал предположение о тождестве кочевого племени сюнну, или хунну, прародина которого находилась в степях Центральной Азии, с теми гуннами, которые в IV веке пришли в Европу. Впоследствии гипотеза об их азиатском происхождении превратилась в безоговорочное утверждение в трудах таких западных историков, как Э. Гиббон, Ф. Хирт, X. Вамбери и Де Гроот, а также некоторых российских ученых. Они представляли вторжение гуннов в Европу как губительное нашествие кочевников с низким уровнем культуры, которые не принесли покоренным народам ничего, кроме смерти и разрушений.

Отдельные ученые XIX века, относясь с безоговорочным доверием к сочинениям готских историков Кассиодора и Иордана, а также римского историка Аммиана Марцеллина, настаивали на монгольском происхождении гуннов. К их числу можно отнести X. Хоутса, П. Палласа, К. Неймана и М. Я. Бичурина (Иакинфа). Однако большинство историков, в том числе такие известные ученые, как Ю. Клапрот, В. Радлов, М. Аристов, В. Панов, П. Семенов, К. Услар, М. Коскинен и К. Риттер, отстаивали теорию тюркского или угро-финского происхождения гуннов. И только в конце XIX века стараниями Ю. Венелина (Гуцы), И. Забелина, А. Вельтмана, Н. Костомарова и Д. Иловайского возникла теория славянского происхождения восточноевропейских гуннов. Однако в рамках этой теории каждый из ученых высказывал свои предположения. Так, Ю. Венелин считал отождествление хунну с гуннами ошибочным и относил к числу последних болгар, а И. Забелин не только указывал на то, что оно противоречит свидетельствам истории и географии, но и категорически отвергал описание «азиатской» внешности и обычаев гуннов, сделанное Аммианом Марцеллином с чужих слов. Еще более оригинальные предположения высказывал А. Вельтман. Проведя лингвистическое исследование, он породнил название «гунны» и… «киевляне», а гуннского вождя Аттилу назвал «всея Руси самодержцем», видя в нем основателя Киева — мифического Кия. Но наиболее убежденным сторонником теории славянства гуннов был Д. Иловайский. В отличие от официально принятой в науке того времени версии, он относил дату выхода гуннов на международную арену не к IV–VI векам, а к более раннему периоду — II веку до н. э. Кроме того, этот русский историк подробно проследил историю гуннов после распада их объединения и пришел к следующим выводам: «Источники ясно говорят, что одна часть гуннов осталась в придунайских землях, а другая отошла в причерноморские степи, откуда потом, объединившись со своими единомышленниками под именем болгар, завоевала Мизию [22] . Надо иметь в виду, что не все гунны поселились с Аттилой в Паннонии, значительная часть гунно-болгар осталась в степях между Доном и Волгой. Одно из этих племен основало Болгарское царство на Волге и Каме. Кроме того, в Средней Азии могли еще существовать остатки славян — болгар и гуннов». Таким образом, Иловайский выдвинул гипотезу о тесной связи истории гуннов с историей раннего славянства.

22

Мизия или Мезия — территория нынешних Боснии, Сербии и Болгарии.

Однако во второй половине XX века российский историк А. Н. Бернштам после многолетнего изучения источников так называемых «азиатских гуннов» не только опроверг предположение о едином этносе китайских хунну и восточноевропейских гуннов, но и признал, что какая-то часть западных гуннов возникла непосредственно на европейском грунте. Это было подтверждено археологическими материалами. Но такие выводы шли вразрез с засильем идеологических установок, господствовавших в то время в советской науке. Из-за этого книга Бернштама «Очерк истории гуннов», написанная в 1951 году, сразу же оказалась в библиотеках на полках «спецхрана». Такая же судьба постигла в 1972 году и печально известный роман украинского писателя И. Билыка «Меч Арея», в котором обосновывалось славянское происхождение гуннов. А в научном мире на долгие годы снова закрепили свои позиции сторонники версии о тюркском происхождении гуннов.

Среди современных исследований этой проблемы особое место занимают работы Л. Н. Гумилева. По мнению этого замечательного ученого, родовая держава хунну возникла еще в 209 г. до н. э. Вот что он пишет об этом народе: «Многие века они (племена сюнну, дальние предки татар) боролись против могучего государства (Китая). Это ведь от них возведена была Великая Китайская стена. Позже имя стало звучать как «хунну» и приводило в трепет императоров, вынужденных — что бывало крайне редко! — считать степных повелителей равными себе, владыкам Поднебесной. Природные потрясения и военно-политические неудачи вынудили тюркоязычных хуннов оставить исконные места обитания. Этот толчок «спровоцировал» гуннское нашествие в Европу. Считается, что в это время произошло Великое переселение народов». Такого же мнения придерживается и Бувье-Ажан, который описывает это событие так: «Началось массовое переселение на европейский запад. Гунны и аланы теснили остготов, которые сгоняли с места вестготов, те — других германцев, в числе которых были и франки».

Спор о происхождении гуннов продолжается и поныне. Как бы суммируя все версии ученых, французский историк пишет: «Многие исследователи утверждают, что гунны произошли от хионг-ну — монголов из Маньчжурии и Северного Китая, от которых Поднебесная империя вынуждена была отгородиться Великой стеной. Другие, начисто отвергая эту идею, полагают, что гунны — это куан-лун или хуан-лун, монголы из района к северу от Тибета, к западу от хионг-ну и к востоку от Памира. По другим версиям, гунны спустились с Алтайских гор, были сибиряками с берегов озера Байкал или оказывались маньчжурами, которые откололись от восточных маньчжур и ушли с берегов Японского моря в Монголию, где их лица претерпели определенные изменения… По одной из популярных гипотез происхождения гуннов родиной этого народа в незапамятные времена была Корея. Перенаселение могло привести к массовому исходу в разных направлениях — как на запад, в Маньчжурию, так и к северу от Тибета, вплоть до Памира». Бувье-Ажан, так же как и многие другие исследователи, разделял гуннов на две основные группы: «Говорили даже о двух народах, имевших, должно быть, общие корни: белых гуннах, вышедших к берегам Каспийского моря, и черных, более смуглых, гуннах, занимавших западные склоны Уральских гор».

Что же касается уклада жизни и обычаев гуннов, то самые подробные сведения о них содержатся в сочинениях того же Аммиана Марцеллина, Иордана и Приска Панийского. Но можно ли им полностью доверять, или же, как и в случае с происхождением гуннов, в них немало неточностей и художественного вымысла? Возьмем, к примеру, хотя бы такое пространное описание Марцеллина: «Гунны превосходят в дикости и варварстве все, что только можно себе представить о варварстве и дикости. Они наносят глубокие порезы на щеки своих детей с самого их рождения так, чтобы волосы бороды торчали из шрама. (…) Их кряжистые тела с огромными руками и чрезмерно большой головой придают им чудовищный вид… Эти существа в человеческом обличии пребывают в животном состоянии. Их жизнь столь примитивна, что они не знают ни огня, ни приправ, питаясь кореньями диких растений и сырым мясом, которое согревают, подложив между собственными ягодицами и спиной коня. Они не умеют обращаться с плугом (…) и не чувствуют себя в безопасности, находясь под крышей. Они скитаются по горам и лесам, постоянно меняя жилища или, скорее, вовсе их не имея; они с самого детства подвержены всем напастям — холоду, голоду, жажде. Их стада следуют за ними, животные тащат кибитки, где укрываются их семьи: там их женщины прядут и шьют, принимают мужей, рожают и растят детей, пока те не возмужают. (…) Их одежда состоит из длинной льняной рубахи и куртки из шкурок диких крыс, сшитых вместе; рубахи грязные, преют на их телах; они переменяют их, только когда разлезается ткань. Колпак или шапка и козьи шкуры, обернутые вокруг их волосатых ног, довершают их одеяние. Их обувь сшита так грубо, что они ходят с трудом и не могут драться в пешем строю; они как будто припаяны к своим уродливым, но неутомимым и быстрым, как молния, конькам. Верхом на коне они проводят всю свою жизнь, держат совет, ведут обмен, пьют и едят и даже спят, склонившись на шею своего скакуна… Их язык туманен, исполнен метафор. У них нет религии, по крайней мере, они не исповедуют никакого культа; их единственная страсть — это золото».