Великий Чингис-хан. «Кара Господня» или «человек тысячелетия»?

Говорят, что все это были политические убийства. Это верно, просто чувство мести было возведено до высот внутренней и внешней политики Чингис-хана. Л.Н. Гумилев пишет: «После стольких преступлений, совершенных именно чжурчжэнями, ожесточение монголов объяснимо как психологическая реакция… При такой ситуации, сложившейся исторически, личные качества Чингис-хана не имели значения. Он повел свой народ на исконных, безжалостных врагов потому, что этого хотел весь народ, дети убитых и братья проданных в рабство. Да если бы он этого не сделал, так не быть ему ханом!» [Гумилев, Поиски, с. 189]. Откуда это? Где сведения о том, что войны с Цзинь хотел весь народ? Почему Чингис-хан, не начни он эту войну, не был бы ханом? Он стал им за пять лет до этого. «Война, конечно, – продолжает Л.Н. Гумилев, – дело страшное, но в классовом обществе она неизбежна, как единственный способ разрешения противоречий. Можно осуждать морально того, кто начал войну, но тогда виноваты чжурчжэни. А винить победителя, перенесшего поле сражения на территорию противника, бессмысленно и аморально. Тут, очевидно, доминирует не историческое прозрение, а пристрастие» [там же, с. 189].

Будем пристрастны. Именно Чингис возвел месть в культ, он спровоцировал и тщательно подготовил войну и вел ее предельно жестоко. Пристрастие не думать так, а думать и писать наоборот. Столь же пристрастно, как это делает Л.Н. Гумилев, объяснять нападения монголов убийством их послов. Речи нет, убивать послов нехорошо, но ведь известно, что требования, предъявляемые монгольскими послами, как правило, были провокационны и сводились к одному – или вы покоритесь, или война, а с ней смерть и разрушения.

Жестокость Чингис-хана из свойств его личности была возведена в разряд средств государственной политики. Чингис-хан сознательно применял жестокие методы ведения войны, предусматривающие широкое применение репрессий. Поголовное истребление населения многих городов и сел в целях устрашения противника было осознанным методом ведения войны, политикой Чингис-хана и его полководцев. «Это были уже не стихийные жестокости, – справедливо писал в предисловии к русскому переводу труда Рашид-ад-дина известный советский востоковед И.П. Петрушевский, – а целая система террора, провозглашаемая сверху и имевшая целью организованное истребление способных к сопротивлению элементов населения, запугивание мирных жителей и создание массовой паники в завоеванных странах» [Рашид-ад-дин, т. I, кн. 1, с. 32]. В мусульманских источниках зафиксировано около трех десятков случаев «всеобщей резни» при взятии городов. Но зачастую вырезали и все население окрестных селений. Пленные писцы подсчитывали число убитых. После резни в Мерве, например, этот ужасный подсчет продолжался тринадцать дней.

Чингис поддерживал подобные методы ведения войны, и есть сведения современников, что он гордился своей жестокостью. Джузджани приводит рассказ очевидца событий Вахид-ад-дина Бушенджи о том, как Чингис-хан хвастался в кругу приближенных тем, что перебил такое множество людей и потому его слава будет вечной. Бывший при этом Бушенджи резонно заметил:

– Если хан и его слуги перебьют всех людей, среди кого же будет жить его слава?

Чингис обозвал его глупцом и заявил:

– Государей в мире много. Я творил всеобщую резню и разрушение повсюду, куда ступали копыта коней войска Мухаммеда Огузского, хорезмшаха. А остальные народы, что находятся в странах других государей, сложат рассказы во славу мою! [там же, с. 33–34].

Прав Л.Н. Гумилев, когда пишет: «Жестокости, совершенные победоносными монголами, конечно, ужасны, но не менее ужасными были зверства чжурчжэней в Китае, сельджуков в Армении, крестоносцев в Прибалтике и Византии. Такова была эпоха» [Гумилев, Поиски, с. 397]. Это верно. Такова была эпоха. И все-таки Чингис-хан выделялся и в ту эпоху, и он не ошибся в том, что учиненную им резню народы помнят до сих пор. Есть мнения, что масштабы неоправданных убийств, совершенных по приказу Чингиса и его полководцев, устрашали и удивляли самих монголов [52] . «Находящаяся уже в «Сокровенном сказании» легенда о том, что Чингис-хан родился с комком запекшейся крови в руке, – писал В.В. Бартольд, – наглядно показывает, что количество крови, пролитой по повелению Чингис-хана, поражало и его монголов» [Бартольд, Владимирцов, с. 453]. Известно, что не одобрял массового террора старший сын Чингис-хана, Чжочи.

52

Существует, правда, свидетельство того, что Чингис-хан высказался в пользу сохранения жизни завоеванных. Один из его приближенных сказал: ««Люди – основа государства. Если убивать людей, то какая польза государству от приобретенных территорий? При этом убивать невинных – это только укреплять враждебные чувства. Это не намерение государя!» Тай-цзу услышал и одобрил это». Данный текст из «Юань ши» является лишним доказательством того, что террор против покоренных вызывал осуждение и в окружении Чингис-хана (см. [Юань ши, цз. 124, с. 1]).

Чингис-хан был, безусловно, властолюбив. «Воля к власти, – пишет П. Рачневский, – преобладающая черта в характере Чингис-хана» [Рачневский, с. 140]. Хотя он во многом был обязан Ван-хану, это не помешало ему на пути к утверждению власти над Монголией погубить и улус Ван-хана, и его самого. Ван-хан, Чжамуха, Хучар не раз были его союзниками, но «мог ли он оставить их в живых, – задается вопросом П. Рачневский, – если видел в них соперников, вставших на пути его власти? Чингис полагал, что он всегда прав, призван к этому высшими силами» [там же, с. 141].

Эта убежденность как идеологическая основа монгольской державы стала как бы составной частью личности Чингис-хана; он был одержим этой верой, и, судя по всему, вполне искренне. Чингис верил или, точнее, с какого-то неясного для нас момента поверил, что власть над всем миром, именно над всем миром, дарована ему Вечным Небом. Все, кто не принимал эту доктрину, считались «булга ирген» – «мятежниками». Они выступали против социального порядка, установленного высшими силами. Война против «мятежников» была не только морально оправданной, но и необходимой. Хан получал от Вечного Неба силу – «кючу» и защиту – «ихе-экдэ». Благодать императора называлась «су», отсюда прилагательное «суту», «сутай» – «счастливый».

Многие исследователи не сомневаются в том, что идея ка-ганахана, избранного Небом или поставленного по воле Неба, испытала сильное влияние китайской концепции сына Неба. Чингис к концу жизни хорошо знал китайскую концепцию власти. Он, например, считал, что поражение Цзинь в войне с ним было предопределено Небом, покаравшим цзиньских государей за дурное поведение. Чан Чунь, объясняя свое учение Чингис-хану в 1222 г., говорил, что государи – это небесные существа, направленные Небом жить среди людей, и им предназначено вернуться на Небо. Елюй Чуцай, вручая в 1222 г. Чингис-хану составленный им календарь для монгольского государства, развивал идею о том, что только благодаря воле Неба Чингис-хан завоевал империю, столь великое дело не могло быть совершено силами обыкновенного человека. Почти все исследователи сходятся в том, что Чингис-хан уверовал в свое право завоевать Поднебесную, т. е. весь доступный и известный ему мир [53] .

53

В своей книге «Древняя Русь и Великая степь» Л.Н. Гумилев пишет: «Так, один современный автор озаглавил свою книгу «Жизнь Темучжина, думавшего покорить мир». Вот уж Тэмуджин не мог даже мечтать о престоле, когда он таскал на себе тайчиутскую колодку, когда его молодую жену увезли меркиты, когда его покинули родные дяди и брат, предал спасенный им Ван-хан и когда на него навалилось огромное войско найманов. В эти годы он думал, как спасти жизнь своей семьи и свою, а то, что ему удалось одержать победы над могучими и безжалостными врагами – это вопрос, который следует ставить корректно» [Гумилев. Древняя Русь, с. 455]. Л.Н. Гумилев прав – и ставить вопросы, и поступать следует корректно. Я ведь тоже считаю, что Темучжин не думал еще о завоевании мира, когда происходили те события, о которых он упоминает. А позже? Это он писал онгутскому государю перед войной с Цзинь: «На небе нет двух солнц. Разве у людей может быть два государя?» Это Плано Карпини по свежим следам событий писал: «Замысел татар состоит в том, чтобы покорить себе, если можно, весь мир… и об этом они имеют приказ Чингис-хана» [Путешествия, с. 59]. Естественно, Чингис-хан не думал завоевывать Америку или Австралию. Но овладеть Поднебесной в ее китайском понимании, т. е. Евразийским материком, он помышлял и считал себя в силе и в праве, дарованными ему Вечным синим Небом, сделать это. Никто и до Л.Н. Гумилева не отрицал влияния природной среды обитания и традиций (можно называть их и «генетическими традициями») на жизнь народов (этносов). Никто не отказывался от учета их психологического склада. Если есть источники, всегда можно объяснить крутые перемены в жизни этносов, не прибегая к туманным понятиям «пассионарного толчка» или «пассионарного взрыва». Новые термины не меняют представлений исторической науки о важных событиях в Азии и Европе. Можно лишь сожалеть об одном – выдавая исторический процесс за природный, Л.Н. Гумилев считает, что «моральные оценки к нему неприложимы» [Гумилев. Древняя Русь, с. 451].

Его потомки и старались выполнить эту задачу. По мнению П. Рачневского, монгольская доктрина универсальной монархии отличалась от китайской тем, что целью китайской было подчинение покоренных китайской культуре, целью же монгольской – только завоевание. Можно согласиться с П. Рачневским и в том, что Чингис-хан не был врагом культуры вообще, его отличал сугубо практический подход к достижениям культуры. Он ценил письменность и ввел ее для нужд государства, так же как ремесло и продукты ремесла. Безжалостно уничтожалось лишь то, что в тот момент он и его окружение признавали для себя бесполезным. И многое в культуре народов было погублено безвозвратно.

Джувейни писал: «Всевышний отличил Чингис-хана умом и рассудком». Безусловно, Чингис-хан был не только кровавый завоеватель, но и выдающийся государственный деятель. Он создал монгольское государство, использовав традиционные для Центральной Азии формы и придав им определенный монгольский колорит. Он заимствовал все, что счел нужным, от соседей. Гонцы и правители с пайц-зой, ямская служба, строгое административное деление и прикрепление населения к месту работы и месту жительства – все это было введено при Чингис-хане. Яса гласила: «Никто да не уходит из своей тысячи, сотни или десятка, где он был сосчитан. Иначе да будет казнен он сам и начальник той (другой) части, который его принял» [О составе Великой Ясы, с. 54]. Гвардия и рекрутируемые из гвардии чиновники центрального аппарата управления великолепно справлялись со своими обязанностями. Возможно, никогда ни до ни после кочевые формы государственности не были так отточены, так совершенны, как в улусе Чингис-хана. Он если не создал лично, то освятил своим именем Ясу, которую Г.В. Вернадский, ее исследователь, считал «не кодифицированием норм обычного права», а «созданием новых норм права в соответствии с нуждами новой империи» [там же, с. 33].

«Положил он для каждого обстоятельства правило и для каждой вины установил кару, а как у племен татарских не было письма, повелел он, чтобы люди из уйгуров научили письму монгольских детей и те ясу и приказы записали они на свитки, и называются они Великой книгой Ясы. Лежит она в казне доверенных царевичей, и в какое время станет хан на трон садиться, или посадит на конь войско великое, или соберутся царевичи и станут советоваться о делах царства и их устроении – те свитки приносят и по ним кладут основу дел; построение ли войска или разрушение стран и городов по тому порядку выполняют» [там же, с. 49].