Великий диктатор

А вот мне вначале даже пришлось придумывать самому себе грехи и стараться особо не повторятся, чтобы отец Харри ничего не заподозрил. Хорошо, что мои братья-рыцари в нашем узком кругу обожали рассказывать друг другу о своих грехах. А иногда в споре о их крутости дело доходило и до драк. Я же, пользовался случаем и запоминал все их «страшные» прегрешения, которые в основном сводились к непослушанию и непочитанию взрослых и использовал при личной исповеди.

Когда новые хозяева получили в нагрузку к заводу и приют, их как опекунов обязали проводить раз в год культурно-массовые мероприятия. Обычно это были походы в приезжавший в город цирк и посещение местных театральных постановок. Кто из моих дядей додумался пригласить в приют для литературных чтений писателя Хухту, я не знаю, но с месяц точно отбрыкивался от их поползновений. Пока не вмешался дед Кауко и не заставил меня провести эту встречу. И вот сейчас я обозревал дюжину мальчишек в возрасте от восьми и до тринадцати лет, вскочивших с лавок при нашем появлении.

– Мальчики, перед вами писатель Матти Хухта, чьи сказки про Мумми-Тролля вы наверняка читали, я видел эти книги в вашей библиотеке, - и дядя Ларс правой рукой указал на меня и кивнул в сторону небольшой книжной полки, висевшей на деревянной стене.
– Сегодня он расскажет вам про новую написанную им книгу. Матти, оставляю вас, как ты и просил. Зайду за тобой минут через сорок.

Сказал и свалил, оставив меня одного перед мальчишками разного возраста. Самому младшему на вид было, как и мне, восемь-девять лет. Старшему, наверное, двенадцать-тринадцать. Но, так как я рос аномально, то ростом чуть-чуть не дотягивал до их старшего. Ну, я так определил, на глазок. Тем более, что дети как вскочили с лавок, установленных вдоль длинного стола, так и остались стоять.

– Добрый день, господа. Садитесь, - произнес я первые слова и почувствовал себя как учитель в школе.
– Совсем недавно я написал новую книгу и хотел бы рассказать вам про неё…

– Не верю!
– перебил меня старший пацан, сидевший с самого края лавки.

– Чему именно?
– чуть ли не радостно спросил я у него.

Я-то боялся, что мне попадутся какие-нибудь забитые жизнью дети, которые молча выслушав меня и приняв подарки, тут же забудут о моём визите. А вот спор, это хорошо. Это говорит, что наша встреча может выйти интересной и продуктивной. А может, наоборот, перерасти в конфликт. Ну, тут всё от меня зависит.

– Что вы, ты, - мальчишка на мгновение сбился в сомнении, как меня величать, но видимо решив, что снявши голову — по волосам не плачут, продолжил.
– Ты, скорее — «золотой кролик», которому за деньги кто-то написал книгу, а теперь ты — знаменитость. Вот!
– и гордо задрав голову, обвел взглядом остальных. Видали, мол, как я его?

Паренёк, называя меня «культа пу-пу», явно провоцировал конфликт. Простой кролик (kani) не шёл ни в какое сравнение с оскорбительным кроликом (pu-pu).Так называли здесь мажоров, золотую молодёжь, которая, в случае проблем, сразу пряталась за спины взрослых и сама за себя постоять не могла. Видимо, хотел меня обидеть так, чтобы я плюнув на всё, ушёл и оставил их в покое.

– Тебя как звать?
– решил я сменить тему и зайти с другого фланга.

– Звать меня Ванхемпи (старший), - прошипел в ответ мальчишка, то ли странное имя, то ли прозвище.
– И я здесь решаю кто говорит первым! Только…

– Вот и прекрасно!
– грубо перебил его я.
– Распорядись, нагреть самовар. А то тут мои бабули пирожков вам напекли.

С этими словами я поставил на стол мешок и развязал его. По комнате сразу поплыли сногсшибательные запахи свежей выпечки с лесными ягодами, отчего сразу с нескольких мест послышались громкие голодные сглатывания и урчание животов.

Когда бабушки узнали о том, что я на следующий день еду в детский приют, они тут же заявили, что в гости с пустыми руками нельзя, и припрягли меня месить тесто. Влезший было с советами о начинке печева дед Кауко схлопотал по шее и позорно утёк, бросив внука на произвол судьбы.

– Ммм, - замялся предводитель приютских при виде горы румяных пирожков.
– Ну, да. Это можно, - согласился он и, явно взяв себя в руки, скомандовал.
– Кирппу, Йоха, самовар разогрейте, бегом! Туме, Татта, тащите кружки и тарелки!

В комнате сразу поднялась суета и пацаны забегали, как наскипидаренные. Двое, явно десятилеток, схватив полуведёрный самовар рванули за дверь. Ещё двое, начали доставать из посудного ларя кружки и блюдца.

– Меня зовут Мауно. Мауно Уотила, - всё же представился местный вождь и, как бы нехотя, протянул мне руку.

– Матти Хухта, - в ответ представился и я, хотя, дядя Ларс уже представлял меня. И пожал его протянутую руку.

Пацан явно хотел с силой пожать мою лапку, даже так показывая, что он здесь главный. Но я ответил тем же, и мы почти на минуту застыли в силовом рукопожатии, глядя друг другу прямо в глаза.

– Силён, - констатировал он, после того как сам, первый, разжал руку.
– Так это правда, что ты сам пишешь книги?

– Честное пионерское!
– я вскинул правую руку в пионерском салюте, так как был в своей форме, с галстуком и различными нашивками.

Мальчишка вначале испуганно дёрнулся из-за моей вскинутой руки, но быстро сообразив, что это элемент какой-то клятвы, засыпал меня вопросами про пионеров и нашу организацию. Почти всё чаепитие я рассказывал ему и остальным кто такие пионеры, какие у нас задачи. Отдал им привезённые с собой копии текстов устава, правил и пионерской песни.

Я так увлекся рассказами про наш отряд и наши приключения, что не заметил даже прихода Ларса Нюберга за мной. Так и не успел им рассказать про новую книгу «Волшебные спички». И просто оставил три экземпляра её на столе. Зато договорился с дядей Ларсом, что на пасхальные вакации он привезёт к нам, в Яали, Мауно, который уж очень хотел увидеть вживую наш отряд.

И уже в самом конце, ко мне робко подошёл мальчишка, которого Отто назвал Кирппу (блоха), отправляя разогревать самовар.

– Простите, господин Хухта, - мальчишка замялся, но всё же справился с, то ли стеснением, то ли боязнью.
– Вы сказали, что вы с Яали. А вы не знаете, живут ли там тетя Ханна и дядя Отто Макела?

– Он учителем в школе работал?
– и дождавшись кивка, огорошил мальчика ответом.
– Умер он. В прошлом году. От гриппа. А жена его жива. Родственники твои?

– Да, - прошептал парнишка.
– Тётя Ханна — родная сестра моей матери.

– А чего же ты тогда здесь?
– искренне удивился я.
– Никак сообщить не могли, что ли?

– Мы в Брагестадте жили. А когда родители умерли, я решил сам до тётки добраться. Но меня поймали на железной дороге. И сюда определили. Даже слушать не захотели про родню, - быстро-быстро выпалил пацанёнок, будто боясь, что я не дослушаю и уйду.

– Звать-то тебя как? А то, что я скажу твоей тётке? Не про блоху же рассказывать?

– Ой. Извините, господин. Я это, я Петри Хакала.

– Ясно. Сейчас запишу и вечером или завтра сам ей расскажу о тебе.

– Спасибо, господин Хухта!

По приезду домой, за ужином, я рассказал родным о встрече и не забыл упомянуть про Петри Хакала. Чем вызвал непонятное мне оживление, а дед, забыв про еду, оделся и ушёл, сказав, что пойдёт навестит Ханну Макела.

– За два года до твоего рождения семья Хакала продала свой хутор и земли нам, - пояснил мне отец.
– Это то самоё болото, где мы торф сейчас добываем. Да и дружили мы семьями. Если Ханна не возьмёт племянника, то мы сами его к себе возьмём. Ты как, Эмма?
– обратился он к матери.