Великий и Ужасный 6

— СУКАПАДЛА! — выдохнул я с большим удовольствием, вставая и с хрустом распрямляясь.

Мне явно не шла на пользу монотонная работа и подземный климат! Если в двадцать лет у урука хрустят суставы — это что-то да значит…

— Стареешь, — вкрадчиво сказал кто-то. — Как и все смертные.

Смутная тень прошелестела в конце коридора, там, где сползал по стеночке пришибленный мной Эргенч, оставляя за собой кровавый след. А потом рядом с янычаром проявилась из тьмы отвратительная сатанинская рожа и два кожистых крыла. Носферату! Кантакузен! И с хрена ли они все тут так хорошо знают русский? Тоже — культурный обмен?

— А я стареть не намерен… И не намерен позволить пропадать такому божественному нектару! — продолжил высший вампир, склоняясь над одабаши и, похоже, намереваясь отсосать у умирающего. Кровушки отсосать.

— АЛЁ, ГАРАЖ!!! — проревел я, взбешенный до последней крайности. — ПОЛОЖЬ ТУРКА НА МЕСТО!!!

Рев мой получился капитальным, как раз тот самый «выход силы», о котором говорил Рикович. Аж обвал где-то вдалеке случился, эхо по всему руднику разбежалось, а носферату подпрыгнул от неожиданности так высоко, что саданулся макушкой о своды подземелья, рухнул вниз, усевшись на жопу и тонким истерическим голосом проверещал:

— Чего орешь, дикарь? Это откинуться от страха можно, подумать только! И вообще… — наконец тембр голоса этой крылатой скотины пришел в норму, и он сказал уже несколько более уверенно: — Не смей становиться между хищником и его добычей, быдло.

— От быдла слышу, — откликнулся я, решительно шагая вперед по коридору. — Слушай ты, отсосатель! Отвали от Урбеча! Если не дашь турку спокойно помереть — я тебе башку в жопу засуну! Я уверен, меньшее, чего бы он хотел перед смертью — так это чтобы у него отсасывала такая мерзкая харя… Нет, будь ты белокурой Хюрем-султан, я думаю, он бы не отказался, но ты-то не белокурый! У тебя наросты на башке и вместо носа какая-то хренотень нездоровая… Короче, дай дядьке помереть по-людски, что ты, ять, как нерусский? Не смей у него сосать, сдрисни нахрен с пляжа, а то повторюсь — твоя же голова в твоей же заднице будет!

Я был серьезен как никогда. Эргенч, хотя и оставался моим врагом, но такой ереси перед скоропостижной кончиной точно не заслужил. Но Кантакузен мне не поверил… И, по секрету вам скажу, очень даже зря!

* * *

Глава 16 Голос из глубин

Кантакузен просчитался. Снова — сраная самонадеянность всему виной! Я и сам на этом уже не раз погорел — и фигурально, и буквально, и поэтому теперь старался быть предусмотрительным засранцем. Вот и теперь — проявляя несказанную борзоту в диалоге с одним из самых страшных существ нашего мира… Ну, вот я и назвал Твердь «нашим миром», можно сказать — ассимиляция, диффузия и инфильтрация попаданца удались! И — да, носферату были очень опасны. Я помнил, как они крошили целые сотни ордынцев в Сколевских Бескидах! И теперь моя уверенность была основана на двух фактах: во-первых — я действительно вырос над собой, а Резчики Урук-Хая тоже были зверски свирепыми гадами, а я теперь мог считаться не доморощенным самоучкой, а настоящим Резчиком! Ну, и во-вторых, я в преддверии грядущего звиздеца все-таки обкатал тему с алхимическими антивампирскими символами.

Райла попросила сделать ей татау с пиктограммами Солнца и Луны -то естьзолота и серебра — прямо на шее, в районе сонной артерии. Да, да, понравилось ей, как смотрится, решила девочка пофорсить. Ну, и типа, если упырь укусить захочет — офигеет!

И у меня они тоже проявились, правда — на руке. Ну и хорошо, ну и ладно. Кантакузену от этого было не легче… Он, гад такой, метнулся ко мне стремительным домкратом, просто ввинтился в воздух, ухватил меня за патлы и впился мне куда-то между плечом и шеей. Не двинуть ему со всей дури кулаком в мерзкую харю, по этой самой хренотени, которая у носферату вместо носа, было адовой задачкой. Но — сдержался. Чисто из исследовательских целей!

Так что Кантакузен прокусил мне трапециевидную мышцу и даже вроде как попробовал присосаться, и было зверски больно. А потом упырь отпрянул, ошалело осмотрел меня с ног до головы, помотал своей головешкой и вдруг сказал:

— АЫК! — и принялся громогласно блевать во все горло, постепенно меняя боевую ужасную форму на облик почти человеческий.

Так-то он знал, что уруки невкусные. Но, наверное, надеялся, что его желудок, или что там у носферату вместо пищеварительной системы, выдержит мою полную норадреналина кровушку. Может, он вообще был извращенцем, потому как сосать у уруков — это, конечно, не возбраняется, однако воспринимается в приличном обществе, мягко скажем, неоднозначно. Даже если это общество состоит из реальных упырей. Вот у эльфов — соси, сколько вздумается! У людей — тоже вроде как не проблема. Но уруки? Фу, как можно? Таких называли «чернильницами» и в респектабельные склепы и ковены не пускали.

Трансмутировать в человека упырю я не дал. Я ему дал под зад, с разворота, ногой, отработав удар, который во всех школах обоих известных мне миров именуют подсрачником. Подсрачник получился капитальный, и, отхватив его, Кантакузен с капитальной же скоростью полетел по коридору в обратную сторону и ляснулся о стенку рядом с почившим в Алласе Эргенчем, и сполз вниз.

А я достал один из ошейников, который позаимствовал у коварной Райлы, и вполне себе вальяжно прошествовал к носферату.

— Я говорил тебе не сосать у турка? — вежливо спросил я. — Я предупреждал, что твоя башка в твоей же жопе будет? Понимаешь, теперь мне ничего не остается, кроме как исполнить обещание. Я очень дорожу своей репутацией и не могу позволить себе, чтобы почтенная публика посчитала меня бесчестным типом, который плюет на данное слово…

Я сделал широкий жест рукой, обводя окружающее подземелье и имея в виду, что тут полно почтенной публики. Можно ли было считать труп Эргенча и изрубленные туши драконидов почтенными — я не знал, но перестать трепаться уже не мог, потому как нервишки пошаливали.

— Но при этом, милсдарь носферату, вы противны мне как личность. Да и не то, чтобы только вы сам, но и вся ваша фигура — тоже! Поэтому иметь дела с вашей жопой мне вдруг резко расхотелось… — легким движением руки я защелкнул на шее вампира ошейник и похлопал его по почти ставшей человеческой щеке ладонью. — Говорят, носферату выживают и регенерируют в самых невероятных обстоятельствах… Так что всё, друг ситный. Твое время пришло! Пора продемонстрировать всем и каждому невероятные способности вашего упыриного племени! Давай уже, суй себе свою башку в жопу и шагай в Бухарест! Я в тебя верю, у тебя получится!

Нет, все-таки это было чересчур! С дикой матерщиной и ором упырь принялся пихать голову себе в задницу, и голос его становился все глуше и глуше… А потом вся эта, скажем так, конструкция, довольно бодро двинула куда-то по коридору, явно имея намерение все-таки добраться до столицы Балканской Федерации.

— Ну, вот так как-то… — растерянно проговорил я, зачем-то отряхивая ладони.

— Я заснял!!! — радостно заорал кто-то на потолке. — Заснял!!!

Я аж подпрыгнул. Не от страха, нет! От удивления! Ну, и для того, чтобы ловчее ухватить носатого товарища за этот самый нос. И уже через секунду у меня в руке трепыхался гоблин. Нет, это был не Кузя! Совершенно незнакомый гоблинский чертила — сутулый и с неожиданно длинными прямыми черными волосьями на башке — дрыгал ногами и пердел от страха, тщетно пытаясь вырваться из моих лап.

— А ты что еще за хрен? — согласно местному обычаю поприветствовал его я.

— Гойко меня зовут! — нервическим голосом откликнулся Гойко. — Я свой, я ордынский! Не формально ордынский, а идейно! Я за тебя, Бабай. Затебее не бывает! Я того-этого ваще-то видосы пилю! Уважаемый староста Кузьма Сансебастьянович Ордынский меня ваще как сильно попросил поснимать, потому как, если что-то не отфоткали или не завидосили, то его ваще, считай, и не было! Жызня — она теперь такова и больше никакова! Диджитал, понимаешь!