Великий карбункул

дикарей-язычников, а я даже не посмел просить наших прихожан молиться за

меня, ибо отправиться на поиски карбункула - это почти то же, что связаться

с нечистой силой. Так неужели кто-нибудь из вас воображает, что я нанес

такой ущерб своей душе, репутации и имуществу, не надеясь получить за все

это надлежащую прибыль?

– Только не я, благочестивый мастер Пигснорт!
– заверил его человек в

очках.
– Мне бы и в голову не пришло, что ты способен на подобную глупость.

– И ты прав, - продолжал купец, - так вот, могу признаться, что этого

Великого карбункула я и в глаза не видел, но если он сверкает даже в сто раз

слабее, чем говорят люди, и тогда он наверняка будет стоить дороже лучшего

из алмазов Великого Могола, а тот оценивают в неслыханную сумму. Вот я и

собираюсь погрузить Великий карбункул на корабль и пуститься с ним в Англию

или Францию, в Испанию или Италию, хоть к самим язычникам, если провидению

будет угодно услать меня туда. Одним словом, я продам камень тому из земных

царей, кто даст мне за него самую высокую цену, чтобы он мог поместить его в

свою сокровищницу. Пусть-ка найдется кто-нибудь, у кого есть более разумный

план!

– Найдется, низменный скупец!
– вскричал поэт.
– Ужели ты не жаждешь

ничего, кроме злата, если намерился превратить этот лучезарный светоч в

такой же презренный прах, как тот, в котором ты имеешь обыкновение валяться?

Я же, укрыв драгоценность под плащом, устремлюсь обратно в свою мансарду, в

самый темный переулок Лондона. Там день и ночь я стану созерцать сокровище.

Душа моя будет упиваться его сиянием, оно напоит мой мозг и ярко заиграет в

каждой строчке стихов, которые выйдут из-под моего пера. А когда я покину

сей мир, блеск Великого карбункула еще долгие годы будет озарять мое имя!

– Неплохо сказано, господин поэт!
– воскликнул все тот же джентльмен в

очках.
– Укроешь под плащом, говоришь? Но он же будет светить сквозь дыры, и

тебя примут за ходячий фонарь!

– Подумать только!
– с негодованием проговорил лорд де Вир, обращаясь

скорее к самому себе, чем к окружающим, так как даже самого почтенного из

них он считал недостойным своего внимания.
– Да как смеет этот несчастный

оборванец мечтать о том, чтобы унести карбункул в свою жалкую конуру на

Грэбб-стрит! Разве я не пришел уже к мысли, что на земле нет более

подходящего украшения для парадного зала в моем родовом замке? Там суждено

ему сиять из века в век, превращая день в ночь и озаряя старинные доспехи, знамена и гербы, украшающие стену, и поддерживать славу героев во всем ее

блеске! Усилия всех искателей потому оказались тщетными, что камень этот

суждено найти мне - и никому другому, и я сделаю его символом величия нашего

славного рода. Даже в короне Белых гор Великий карбункул никогда не занимал

места столь почетного, какое предназначено для него в замке де Виров!

– Благородная мысль, - произнес циник с подобострастной усмешкой, -

однако осмелюсь заметить, что этот камень мог бы стать отличным погребальным

светильником и куда ярче озарил бы славу ваших предков в родовом склепе, чем

в замке.

– Нет, постойте, - вступил в разговор Мэтью, молодой простолюдин, не

выпускавший руку своей жены, - мне кажется, господин неплохо решил, как

распорядиться блестящим камнем. Мы с Хэнной надумали поступить так же.

– Как это так?
– воскликнул лорд, не веря своим ушам.
– Да разве у тебя

есть замок, где ты мог бы его поместить?

– Замка у нас, правда, нет, - ответил Мэтью, - но зато есть домик, самый уютный в округе Хрустальных гор. Надо вам сказать, друзья, что мы с

Хэнной поженились неделю назад и сразу взялись искать Великий карбункул, потому что в длинные зимние вечера свет его очень пригодится, и нам приятно

будет показывать такую диковинку соседям, когда они вздумают навестить нас.

Он станет сиять на весь дом, так что в любом углу хоть иголки собирай, а

окна будут светиться так ярко, словно в очаге пылают крепкие сосновые

коряги. А как чудесно проснуться ночью и увидеть в его свете друг друга!

Путники улыбнулись наивным мечтам юной четы, предполагающей подобным

образом распорядиться этим удивительным и бесценным сокровищем, хотя

украсить им свой дворец не погнушался бы любой из могущественных монархов. А

лицо человека в очках, который и раньше награждал каждого из рассказчиков

презрительной миной, на этот раз перекосила такая злобная усмешка, что Мэтью

с некоторой обидой спросил его, как же он сам собирается поступить с Великим

карбункулом.

– Великий карбункул!
– повторил циник с невыразимым презрением.
– Да

будет тебе известно, дружище, что такого камня вообще нет в rerum Naturae[*Природе вещей (лат)]. Я прошел три тысячи миль и готов облазить

каждую вершину в этих горах и сунуть свой нос во все расселины с

единственной целью доказать всем, кто не такой осел, каким был я, что все

россказни о Великом карбункуле - чепуха!

Пустыми и тщеславными были побуждения, которые привели в Хрустальные

горы большинство из этих путников, но ни у кого из них они не были столь

пусты, тщеславны, да и столь нечестивы, как у обладателя огромных очков. Он

был одним из тех злополучных, ничтожных людей, устремляющих помыслы свои не

к небесам, а к мраку, которые, дай им только возможность потушить огни, зажженные для нас господом, сочли бы непроглядную ночь, в которую они

ввергли мир, своей величайшей заслугой.

Пока циник говорил, многие из его слушателей с удивлением заметили

вдруг отблеск какого-то красноватого сияния, которое странным светом, непохожим на свет от их костра, озарило огромные вершины окрестных гор, и