Великий карбункул

так зловеще тряслось, что те, кто там находился, все равно не расслышали бы

самого громкого стука. Поэтому он вошел без церемоний и ощупью направился в

кухню. Даже там его вторжение осталось незамеченным. Питер и Тэбита, стоя

спиной к двери, наклонились над большим сундуком, который они, по-видимому, только что извлекли из углубления или тайной ниши по левую сторону камина.

При свете лампы, которую держала старуха, мистер Браун увидел, что сундук

окован железными полосами, покрыт железными листами и усеян железными

гвоздями, чтобы служить подходящим вместилищем, в котором богатство одного

столетия можно было бы сохранить для нужд следующего.

Питер Голдтуэйт вставлял ключ в замок.

– О, Тэбита!
– воскликнул он с трепетным восторгом.
– Как я вынесу его

блеск? Золото! Блестящее, блестящее золото! Мне кажется, я помню, как

взглянул на него в последний раз в тот момент, когда над ним опустилась эта

обитая железом крышка. И с тех пор в течение семидесяти лет оно сияло в

своем тайном укрытии и копило свое великолепие для этого чудесного

мгновения. Оно вспыхнет перед нами, как солнце в полдень.

– В таком случае заслоните глаза, мистер Питер!
– сказала Тэбита с

несколько меньшим терпением, чем обычно.
– Но ради всего святого - поверните

же ключ!

С большим трудом обеими руками Питер протолкнул ржавый ключ сквозь

лабиринт заржавленного замка. Мистер Браун тем временем подошел ближе и

нетерпеливо просунул свое лицо между ними как раз в тот момент, когда Питер

откинул крышку. Однако кухня не осветилась внезапным сиянием.

– Что это?
– воскликнула Тэбита, поправляя очки и подняв лампу над

открытым сундуком.
– Старый Питер Голдтуэйт хранил старое тряпье!

– Похоже на то, Тэбби, - сказал мистер Браун, подняв кучку этого

сокровища.

О, какого духа мертвого и погребенного богатства вызвал Питер

Голдтуэйт, чтобы внести смятение в свой и без того скудный разум! Здесь было

подобие несметного богатства, достаточного, чтобы купить весь город и заново

застроить каждую улицу, но за которое, при всей его значительности, ни один

здравомыслящий человек не дал бы и гроша. Что же в таком случае, если

говорить всерьез, представляли собой обманчивые сокровища сундука? Тут были

старые как местные кредитные, так и казначейские билеты, и обязательства

земельных банков, и тому подобные “мыльные пузыри”, начиная с первых

выпусков - свыше полутора веков назад - и почти вплоть до времен Революции.

Банковые билеты в тысячу фунтов были перемешаны с пергаментными пенни и

стоили не дороже их.

– Так это, значит, и есть сокровище старого Питера Голдтуэйта!
– сказал

Джон Браун.
– Ваш тезка, Питер, был в чем-то похож на вас, и когда местные

деньги падали в цене на пятьдесят или семьдесят пять процентов, он скупал их

в расчете на то, что они поднимутся. Я слышал, как мой отец рассказывал, что

старый Питер дал своему отцу закладную на этот самый дом и землю, чтобы

добыть деньги для своих нелепых проектов. Но деньги продолжали падать до тех

пор, пока никто не хотел брать их даже даром, и вот старый Питер Голдтуэйт, как и Питер-младший, остался с тысячами в своем сундуке, не имея даже чем

прикрыть свою наготу. Он помешался на их устойчивости. Но ничего, Питер, это

как раз самый подходящий капитал для того, чтобы строить воздушные замки.

– Дом обрушится нам на головы!
– вскричала Тэбита, когда ветер потряс

его с новой силой.

– Пусть рушится, - сказал Питер, скрестив руки на груди и садясь на

сундук.

– Нет, нет, старый дружище Питер!
– воскликнул Джон Браун.
– В моем

доме найдется место для вас и для Тэбби и надежный подвал для сундука с

сокровищем. Завтра мы попытаемся договориться насчет продажи этого старого

дома; недвижимость вздорожала, и я мог бы предложить вам порядочную цену, - A у меня, - заметил Питер Голдтуэйт, оживившись - есть план поместить

эти деньги с большой выгодой.

– Ну, что касается этого, - пробормотал про себя Джон Браун, - нам

придется обратиться в суд с просьбой назначить опекуна, который бы

позаботился об этих деньгах, а если Питер будет настаивать на своих

спекуляциях, то он сможет заниматься ими, пустив в ход сокровища старого

Питера Голдтуэйта.

Перевод И. Исакович

Натаниэль Хоторн. Уэйкфилд

В каком-то старом журнале или в газете я, помнится, прочел историю, выдававшуюся за истину, о том, что некий человек - назовем его Уэйкфилдом -

долгое время скрывался от своей жены.

Самый поступок, отвлеченно рассуждая, не так уж удивителен, и нет

основания, не разобравшись внимательно во всех обстоятельствах, считать его

безнравственным или безрассудным. Тем не менее этот пример, хотя и далеко не

самый худший, может быть, самый странный из всех известных случаев нарушения

супружеского долга. Более того, его можно рассматривать в качестве самой

поразительной причуды, какую только можно встретить среди бесконечного

списка человеческих странностей. Супружеская пара жила в Лондоне. Муж под

предлогом того, что он уезжает по делам, нанял помещение на соседней с его

домом улице и там, не показываясь на глаза ни жене, ни друзьям (при том, что

он не имел для такого рода добровольной ссылки ни малейшего основания), прожил свыше двадцати лет. В течение этого времени он каждый день взирал на

свой дом и очень часто видел покинутую миссис Уэйкфилд. И после такого

долгого перерыва в своем супружеском счастье - уже после того, как он

считался умершим и его имущество было передано наследникам, когда имя его