Великий князь Николай Николаевич Младший. Книга 2
Шрифт:
По замечанию одного генерала великий князь Николай Николаевич ни за что не принял бы участи в государственном перевороте, если бы это не сулило полного успеха, «при больших несчастьях он или впадал в панику, или бросался плыть по течению».
Великий князь не был оратором, но, по замечанию сотрудника Ставки «всегда говорил толково, а главное, с большим подъёмом и с не меньшей нервностью. При его величественной наружности и необыкновенном ореоле, которым теперь в войсках было окружено его имя, его речи производили огромное впечатление».
Великий князь был способен на красивые жесты, артистично исполняя свою роль, руководителя армии. В конце 1914 года Николай Николаевич приказал немедленно выслать в Сибирь члена Пинской городской управы и отстранить от должности Пинского городского голову, не надлежащим образом исполнивших его приказания по устройству военного
Хорошо знавшие великого князя Николая Николаевича военачальники оставили о нём весьма противоречивые воспоминания. Его поклонники восхищались им.
Военный историк генерал Николай Николаевич Головин (1875 – 1944) отмечал: «Заслуга перед Россией великого князя Николая Николаевича в довоенный период велика: он задержал процесс разложения, который происходил от Сухомлинова».
Генерал-квартирмейстер Ставки Юрий Никифорович Данилов-Чёрный (1866 – 1937) писал: «Благородный и решительный облик, прямолинеен. Получил боевой опыт в русско-турецкой войне, солидное военное образование, окончил академию Генштаба, командовал полком, дивизией, был инспектором кавалерии. В 1905 году командовал гвардией и столичным военным округом, председательствовал в СГО.
На смотрах отмечал внешний вид, строгость движений. В конце внушительный разбор, короткое спасибо солдатам и отъезд верхом, свита еле поспевала. В гневе разносил. Умел слушать и оценивать возражения. В Барановичах жил с братом в поезде. С трудом уговорили его на комфортабельный вагон. Ели скромно, без излишеств. Он, не моргнув глазом, приказал бы повесить Распутина и засадить императрицу в монастырь, если бы дано было ему на это право. Что он признавал для государственного дела полезным, а для совести не противным, то он проводил решительно, круто и даже временами беспощадно. Но всё это делалось великим князем спокойно, без тех выкриков, приступов страшного гнева, почти бешенства, о которых много ходило рассказов. Спокойствие не покидало великого князя и в такие минуты, когда очень трудно было сохранить его».
Генерал Василий Иосифович Гурко (1864 – 1937) по поводу назначения Николая Николаевича Верховным Главнокомандующим охарактеризовал его: «человек хотя и не молодой, но по-прежнему полный сил, можно даже сказать – юношеской энергии. Близко знакомый с армейской жизнь, великий князь получил военное образование в Николаевской академии Генерального штаба в Петербурге. Позднее он приобрёл обширный опыт командования кавалерией …, занимал пост главнокомандующего гвардией и начальника Петербургского военного округа. Несмотря на то, что его высочество имел репутацию начальника сурового и властного, а временами даже теряющего над собой контроль, он пользовался любовью в войсках».
Высоко оценивал военные дарования Верховного Главнокомандующего, хорошо его знавший и обязанный своей карьерой, герой войны генерал Алексей Алексеевич Брусилов (1856 – 1926). Николай Николаевич Младший, вспоминал Алексей Алексеевич: «человек, несомненно, всецело преданный военному делу и теоретически и практически знавший и любивший военное ремесло. Конечно, как принадлежавший к императорской фамилии, он, по условиям своего высокого положение, не был усидчив в работе, в особенности в молодости. По натуре своей он был страшно горяч и нетерпелив, но с годами успокоился и уравновесился. Назначение его верховным главнокомандующим вызвало глубокое удовлетворение в армии. Войска верили в него и боялись его. Все знали, что отданные им приказы должны быть исполнены, что отмене они не подлежат и никаких колебаний не будет». Брусилов считал, что если бы Николай Николаевич остался бы на посту Верховного Главнокомандующего, то Россия непременно бы добилась победы и никакой революции в стране не было бы. Оценка, на первый взгляд, во многом объективная, но с учётом того, что Алексей Алексеевич был прекрасным кавалерийским офицером, и это обстоятельство
позволило ему значительно продвинуться по службе. Конечно же, благодаря протекции великого князя, благоволившего к кавалеристам.Князь императорской крови Гавриил Константинович (1887 – 1955) восторгался Николаем Николаевичем: «… его наружный величественный вид, его казавшаяся всем неприступность, его особенное среди великих князей служебное положение, как главнокомандующего войсками Петербургского округа и лица, с мнением которого особенно считался государь; с другой стороны, самые разнообразные, ходившие о нём слухи, всё это делало его особенно загадочным и интересным для наблюдения. И меня интересовали каждое слово его, каждый взгляд и ещё более каждое движение его души – его настроение, его воззрения, убеждения, его отношение к людям и явлениям». И тут же Гавриил Константинович добавляет, что Николай Николаевич «совсем не был сильным, волевым человеком, только внешне казался таковым».
Близкий к Николаю Николаевичу Военный министр А.Ф. Редигер (1854 – 1920) поделился своими наблюдениями о великом князе: «Он одарён большим здравым смыслом, чрезвычайно быстро схватывает суть всякого вопроса; любит военное дело и интересуется им, долго служил в строю и отлично знает строевое дело, особенно кавалерийское; в течение нескольких лет готовился быть главнокомандующим на Северном фронте, и изучал стратегическую обстановку; изъездил, как генерал-инспектор кавалерии, всю Россию, знал войска и их начальников во всех округах (в кавалерии – до тонкости); обладает громадной памятью. Заниматься чтением совершенно не может, поэтому все дела ему должны докладываться, устно. Характер у него взрывчатый, но я его всегда видел безукоризненно вежливым со всеми; лишь по рассказам других я знаю, что он, особенно в поле, иногда выходил из себя и тогда доходил до форменной грубости. В отношении к людям непостоянен, и несомненное расположение к данному лицу иногда без видимой причины обращается в отчуждение или даже в антипатию; может быть, это зависит от спиритических внушений? Такой человек, при своих несомненных дарованиях, особенно нуждался в начальнике штаба, который доделывал бы за него всю чёрную работу и затем докладывал ему получающиеся результаты; обладая сам ясным умом, он не нуждался в талантливом вдохновителе, а лишь в добросовестном и трудолюбивом исполнителе чёрной работы».
Гвардейский офицер синих кирасир князь Владимир Сергеевич Трубецкой (1892 – 1937) характеризовал великого князя, как «кавалериста старой школы и большого приверженца конницы вообще, да к тому же и человека самого по себе очень темпераментного, и, что называется, «лихого», а потому и требовавшего от нас лихости, во что бы то ни стало!» Правда, все это во время Великой войны не очень-то пригодилось, но это уже особая тема. И ещё одна важная деталь. По словам князя императорской крови Гавриила Константиновича: «Николай Николаевич был красив и эффектен верхом. Лихо ездил, хотя лошадей и не любил».
Оставившая воспоминания супруга адъютанта Николая Николаевича княжна Юлия Фёдоровна Кантакузен (1876 – 1975) вспоминала: «Великий Князь, с подозрением относившийся к немцам, опасался знаков внимания со стороны Кайзера по отношению к нашему Правителю и нашей стране».
Генерал Владимир Николаевич Дрейер (1876 – 1967) отметил: «Кончив Николаевское Инженерное училище, а в возрасте двадцати лет в 1876 году – Николаевскую Академию Генерального штаба, с серебряной медалью, Великий Князь считал себя авторитетом во всех отраслях военного обучения и строевой службы… Для подчинённых от самого младшего, до убелённого сединами генерала, – это был грозный начальник. Готовясь к смотру, все заранее трепетали, не зная, что может не понравиться Генерал Инспектору Кавалерии, а позже Главнокомандующему войсками гвардии.
Великий Князь разносил грубо, не считаясь ни с чином, ни с высоким положением. По-видимому, грешил он иногда и в смысле такта».
Повествуя о первых днях февральского переворота 1917 года, когда Николай Николаевич был отстранён Временным правительством от должности Верховного Главнокомандующего глава белого движения барон Пётр Николаевич Врангель (1878 – 1928) писал: «…Великий Князь решил, избегая лишних осложнений, … подчиниться. Я считал это решение Великого Князя роковым. Великий Князь был чрезвычайно популярен в армии, как среди офицеров, так и среди солдат. С его авторитетом не могли не считаться и все старшие начальники: главнокомандующие фронтов и командующие армиями. Он один ещё мог оградить армию от грозившей ей гибели, на открытую с ним борьбу Временное правительство не решилось бы».