Великий князь Владимирский
Шрифт:
— Что, все погибли?!
— Все.
— Что ты хочешь?
— Во-первых, город переходит под мою руку. Во-вторых, вы выдаете сторонников моего дяди, которые у вас остались, принимаете моего наместника и мой гарнизон. В-третьих, все имущество покойника переходит ко мне. В-четвертых, вы выплачиваете виру, за Смоленск.
Новгородцы переглянулись.
— Нам надо подумать, — попросили они.
— Думайте. Мне все равно нужно разместить орудия. Как только закончу с этим, начну разрушать стены. А вы думайте.
Я тоже думал. Решал, забрать полностью земли, принадлежавшие князю Ярославу или нет. Занять их, сейчас, было вполне реально. Даже защитить захваченное мог. Создам еще две терции, может и не на таких сказочных условиях найма,
Новгородцы созрели после первого залпа. Замахали флагами и направили тех же, плюс Третьяк. Видимо зная о нашем давнем знакомстве, наивно надеялись смягчить условия. Куда еще больше? Они и так мягкие. Немного поторговавшись, я получил желаемое.
Провел ревизию в тереме дяди, походил по сокровищнице. Монгольская добыча вся была на месте. Из того серебра, что я заплатил за перенос кафедры митрополита, князь Ярослав успел потратить десятую часть. Скорее всего на наемников. Забирая под свою руку Новгородские земли пришлось провести в этом городе месяц. Принял делегации от Пскова и Прибалтики, обсудил с купечеством чего хотят они, что нужно мне, разрешил нанимать городовой полк, запретил владычный, посетил епископа новгородского, после чего арестовал его и написал письмо Кириллу, объясняя свой поступок и попросил прислать вменяемого священника, вместо посаженого в поруб дурака. Одновременно начал рассылать грамотки во все города Руси, с наказом выслать в Белую Гору депутатов, в количестве 2-х человек от большого города и 1-го от маленького, на Земской Собор. Начало его наметил на 15 сентября.
В конце февраля выступил на юг. Посетил Полоцк, Минск, Гродно и Туров. Выгнал князей, наследовавших тем, кто лег на Угре, вместе с семьями и боярами, владения которых конфисковал. В перечисленных городах посадил свои гарнизоны, состоящие из бойцов терции. Перед выходом из Турова вызвал Федора Горелого.
— Сколько осталось у тебя под рукой?
— Три сотни.
— Значит так. Сейчас ты забираешь их, половину орудий и двигаетесь домой. Там ты отправишь в каждый лагерь по сто человек. Это будет основа новых терций, они займут места сотников и десятников. Нужно еще двое, кто возглавит лагеря. Кого предлагаешь?
— Сыбая и Чудина.
Послали за ними. Когда те явились, объяснил, что ожидаю получить, условия найма и службы. От меня простому пехотинцу полагается доспех, оружие и бесплатное питание. Каждый месяц ему буду платить пять серебряных монет, весом в 3 грамма. Десятнику назначил семь таких монет, сотнику 15, тысяцкому 30. Командиру терции 1 гривну. Те, кто останется служить после окончания первого контракта станут получать на 10 % больше, каждый последующий пятилетний контракт. Доля на войско в трофеях составит 25 %. Доспех 1-й терции останется, как был. У 2-й, 3-й и т. д. будет попроще, в его состав войдут шапель, гамбизон, кольчуга с длинным рукавом и воротником, нагрудник или бригантина, кольчужные рукавицы, наручи и поножи, все местного производства. Все же утеряно уже не мало доспехов, изготовленных Иваном, на всех теперь не хватит. Вооружать буду так же: пика, алебарда, короткий меч или длинный кинжал. Арбалет и павеза у арбалетчиков.
— Что думаете?
— Условия, конечно похуже, чем раньше. Но все равно, найдется много желающих.
— Раньше сроки поджимали, монголы стояли на пороге. Сейчас я просто не потяну такие расходы. Земля разорена, сами знаете.
Лукавил, конечно. Но лучше потрачу серебро на что-нибудь другое. И так гривна в год, с бесплатным питанием, плюс добыча — просто шикарная оплата для рядового, в местных условиях.
После похода сообщу и помещикам об изменении оплаты. Теперь они будут обязаны служить 60 дней бесплатно, на своем питании. Третий месяц и последующие,
будут получать пять монет и бесплатное питание. Как пехотинец. Но у них есть от меня поместья, приносящие доход. Так что согласятся, никуда не денутся.В Киеве объединился с Федором Ждановичем и направился в Галич. По дороге рассылал отряды в разные концы Киевской земли, сообщить местным о смене власти. Всем было плевать, кто ими управляет, лишь бы не обдирали, как липку. В Болоховских княжествах заупрямился только Коменец. Стоявшая на труднодоступной скале, крепость сумела отбиться от Батыя и было взята им лишь хитростью. Каменные укрепления успели восстановить и засевшие в Коменце князья с боярами надеялись отсидеться за ними.
Разбили лагерь, и я отправился осматривать местность. Увиденное не радовало. Даже подобраться к предмостью было нелегко. Дорога к воротам была проложена так, что находилась под постоянным обстрелом сверху. К тому же она немилосердно петляла, наступать по ней, со стенобитными машинами, гиблое дело. Но у меня совсем другое оружие и удобная площадка, для его использования, имелась.
Защитив, как следует, позиции от вылазки осажденных, открыли огонь. Понадобилось всего семь залпов, чтобы в крепости замахали тряпками, призывая к переговорам. Мне Коменец понравился, надежное место, так что решил не разрушать его и согласился поговорить. Итогом стало полное разоружение князей, их бояр и дружин, и вечное изгнание, всех перечисленных, с семьями, из моих земель. Предварительно их обобрали хорошенько, нищим труднее строить каверзы, им нужно искать чего бы пожрать.
Галич встретил неприветливо. Там заперлось все уцелевшее боярство, понимая, что пощады не будет. И это хорошо, не придется гоняться за ними по горам. Первый день мы обустраивались и осматривались. С утра второго начали обстрел. Стены, заделанные кое-как после монгольского штурма, долго не выдержали, и к полудню были разрушены. Не торопясь въехали в город. Простые жители заперлись в домах и боялись дышать. Они то не при делах, но страдают всегда больше всех. Добрались до цитадели, подтащили артиллерию и через два часа все было кончено.
Я сидел на коне, на берегу Днестра, и смотрел как цепочка бояр, включая их семьи, покорно двигалась к пристани, где им привязывали на шею камень, отвозили на середину реки и сбрасывали в воду.
— Не жалко? — кивнул на них Федор Жданович.
— Нет. Это поганое семья. Если не уничтожу их сейчас, всех до одного, через несколько лет они примутся за старое. Этих уже не изменить. Детей и молодых девушек заберу с собой, пристрою на Севере. Остальных — в воду. Нашли фальконеты?
— Да, — ответил Казимир. — И «монгольское зелье», и ядра. Даже обслугу не всю перебили, держали в порубах. Видимо, чтобы обучили польских и венгерских канониров.
— Они что-нибудь знают о Илье и остальных?
— Сами не видели, не до того им было. Но охрана говорила, что все погибли.
— Федор Жданович, ты что узнал?
— Бояре утверждают, что не выжил никто. Илья точно погиб. Бился до последнего, много народу положил. Озлобившиеся венгры долго пластали его тело, когда он упал. Они были при этом, все видели.
— Где могила известно?
— Их никто не хоронил, обобрали и бросили на месте. Доспехи и оружие разобрали поляки и венгры. Мы на Угре собрали немало их, растащенных по частям. Пики и алебарды все здесь, не приглянулись врагам. Арбалеты частью отдали своим обозным и гарнизону, частью здесь же, в оружейной цитадели.
— Разыщи проводника, съездим, похороним по-человечески.
Илью нашли сразу. Он лежал отдельно от остальных. Опознали по размеру скелета и обрывкам одежды, плоть сожрали волки, лисы и мелкие зверьки, пировавшие здесь всю осень и зиму. Муромца положили в ящик, заберем с собой. Остальные кости собрали и похоронили в братской могиле.
— Поставите здесь часовню. Каменную, — велел двум галицким старшинам. — Приеду, проверю. Не понравится, велю разобрать и повесить камни на шеи жителей Галича. Потом утоплю. Все ясно?