Великий магистр

–  Прощайте, - глухо произнес он.
– Я знаю, что мы больше никогда не встретимся.

Что-то дрогнуло во взгляде принцессы. Она шагнула навстречу и коснулась рукой его щеки.

–  Главное - мы были вместе, - сказала она тихо почти прошептала. Тотчас же отвернувшись, Анна Комнин отошла вглубь комнаты и стояла так, не поворачиваясь, пока за Гуго де Пейном не закрылась тяжелая дверь. И лишь затем - она дала волю слезам...

Корабль вынес Гуго де Пейна и остальных к берегам Синопа. Никто из них не знал, что случилось дальше в Константинополе. А произошло, казалось бы, невероятное: василевс Алексей был жив, его дочь Анна оказалась права сердце подсказывало ей, что он не мог умереть! Был убит его двойник, жизнь которого, протекавшая в сытости и довольстве, хотя и в темнице, и предназначалась эпархом Стампосом для подобных непредвиденных случаев. В нужный момент он был явлен разъяренной толпе, и, ничего не подозревая, сыграл последнюю, главную роль в своей жизни - роль императора Византии. Вознесясь в последние минуты своей жизни на недоступные простому смертному вершины, став василевсом лишь для того, чтобы умереть, он принял мученическую смерть, а имя его так и осталось тайной, о которой знали лишь немногие приближенные Алексея Комнина.

Когда в город вошли трапезиты логофета Гайка, чернь в страхе от содеянного разбежалась и попряталась по своим норам. За два дня в Константинополе был наведен порядок и восстановлена законная власть императора Алексея Комнина. Предатели, переметнувшиеся на сторону бунтовщиков - казнены. Однако корни этого ядовитого, взросшего на земле Византии растения так и не были вырваны; уничтожили лишь листву, ветки древа, семя которого было брошено сюда пять лет назад нарбоннскими Мудрецами. Оставшись в тени, они так и не позволили обнаружить себя... Провал восстания не слишком огорчил Сионскую Общину.

–  Ну что же!
– спокойно заметил глава Нарбоннских Старцев.
– Тогда мы пойдем иным путем... Все равно эта православная Империя Зла будет разрушена. Почему бы в таком случае не отсечь голову у этой гниющей рыбки?

И Нарбоннские Старцы закивали своими мудрыми головами.

Возвратившегося в Тампль Гуго де Пейна встретили с радостным почтением и дружескими объятиями. Бизоль не отходил от него ни на шаг, затащив прямо в пыльной одежде в комнату малюток Сандры, показывая ему их и гордясь так, словно это он сам был их отцом. Маркиз де Сетина коротко рассказал о том, что они видели вместе с Андре де Монбаром, блуждая по подземным коридорам Тампля. Сам Монбар норовил увести его в лабораторию, где он изобрел новую взрывчатую смесь "страшной убойной силы". Граф Норфолк и Раймонд рассказали об осаде "проклятого Тира".

–  А где же Роже, наш славный весельчак?
– спросил вдруг граф Норфолк. Мы слышали, что он присоединился к вам на пути в Константинополь?

–  Он... уехал дальше, - произнес де Пейн, встретившись с внимательным взглядом Зегенгейма.
– У него очень трудное задание, но... он вернется к нам позже.

И лишь Людвиг заметил, как изменилось при этих словах его лицо, какая боль отразилась в холодных серых глазах. Он понял, что Роже - мертв.

2

Странно, но с приездом Гуго де Пейна жизнь в Тампле не оживилась; напротив, еще большая хандра и печаль поселилась в нем. Мессир, намеренно подчеркнуто отстранившись от дел, искал одиночества в Гефсиманском саду, блуждая по окрестностям Иерусалима, словно бы ища - неизвестно что? Свои воспоминания, утерянное счастье? Или огонь, способный вновь зажечь его волю, наполнить его душу новой энергией? Иногда казалось, что он становится прежним, - предвидящим все, натянутым, как струна, со стальной волей и неугасимой силой самоутверждения; но проходил день, и он вновь возвращался мыслями к Анне Комнин, к страшной гибели Роже де Мондидье, к смерти, которая будто преследует его и вкладывает в его руку беспощадный меч... Во время одной из прогулок, он неожиданно (да так ли уж неожиданно?
– подумалось ему), встретил донну Эстер де Сантильяну, чародейную красавицу Иерусалима, попытавшуюся как-то рассеять его тревожные думы. Она взяла с него обещание непременно навестить ее в ее домике, просто так, по старинной дружбе, без церемоний.

–  Да какие уж церемонии, черт возьми!
– пообещал ей Гуго де Пейн. И он навестил ее, раз, другой... Слушая ее несмолкаемую болтовню, равнодушно наблюдая как танцует сия новая Саломея, кисло любезничая, но все же как-то странно отдыхая в ее доме, словно сбрасывая тяжелые путы. Он стал бывать у неё чаще, прекрасно ощущая, что и она, и он, и те - кто стоят за ними - все, все ведут какую-то сложную игру, опасную, может быть даже смертельную; но роли уже розданы и распределены, и он не вправе отказаться. Пусть!

Меланхолия исходила и от Людвига фон Зегенгейма, продолжавшего опрокидывать кубки фалернского и упражняться в стрельбе из арбалета по тыквам. Вскоре, ближайшие тыквенные ряды на рынках опустели, и Иштвану приходились доставать их на другом конце города; когда же сей полезный плод кончился и там, Людвиг согласился перейти на дыни и арбузы, хотя это было и не слишком удобно - семечки от них разлетались так далеко, что могли попасть в глаз какому-нибудь случайно заглянувшему во двор человеку; впрочем, один раз и попали, - оруженосцу Гондемару, удалившемуся в страшном негодовании.

Лишь один маркиз де Сетина неутомимо продолжал свои поиски в подземельях Тампля. Ему не давал покоя тот странный колодец, на который они натолкнулись с Андре де Монбаром, когда оказались засыпанными в коридоре, обнаруженном ими случайно. Если бы удалось добраться до него? Но вход в тот коридор был завален и пробиться туда можно было лишь чудом - раздвинуть каменные глыбы не представлялось возможным. Но если их нельзя сдвинуть, то можно - взорвать! И маркиз де Сетина вновь обратился за помощью к Андре де Монбару.

–  Извольте!
– согласился тот.
– Вам какой взрывчик устроить, с мышиную норку или чтобы полквартала - на воздух?

–  Да нет, лишь бы человек мог пролезть.

–  Пойдемте, - ответил Монбар, собирая порошки, фитили и бутылочки с жидкостью.

–  Постойте, - остановил его маркиз.
– Надо предупредить Гуго. Чувствую, что мы на пороге интереснейшего открытия! Пусть мессир присутствует с нами.

–  Хорошо!
– и оба рыцаря отправились на поиски Гуго де Пейна. Встретившийся им Бизоль ворчливо произнес, что командора лучше всего поискать в домике Иерусалимской блудницы - донны Сантильяны, пропади она пропадом! И сам тоскливо поплелся следом за ними.

По дороге они увидели Кретьена де Труа, который шел столь задумчиво, что чуть не налетал на деревья.

–  Никак, пьян!
– заметил Бизоль.
– Где это он так нализался?

–  Нет, сочиняет свои вирши, - предположил Монбар.

Но все оказалось иначе. Французский трувер разыскивал своего напарника Симона Руши, который уже двое суток не появлялся в Тампле. Ожидая в скором времени приезда в Иерусалим графа Шампанского, Кретьен особенно хотел согласовать свой отчет с маленьким алхимиком, запропастившимся невесть куда.

–  Не иначе, как его съели тафуры!
– со смехом объяснил он тамплиерам.

–  Тафуры?
– встрепенулся маркиз де Сетина.
– Я не ослышался? Вы произнесли именно это слово?

–  Да, тафуры, - отозвался трувер.
– Со дня приезда он бредит этими мифическими существами, о которых кроме него, по-моему, не знает ни одна живая душа. Какая-то секта, что ли... Да и есть ли они на самом деле?

–  Не сомневайтесь, - уверил его Монбар.
– Мы сами чуть не оказались в желудке Их короля...

Кретьен де Труа отправился дальше, а маркиз де Сетина спросил:

–  Кстати, когда вы произнесли слово "король", меня словно что-то кольнуло в бок. Помните тот перстень с огромным изумрудом, на пальце этого дьявола, там, в подземелье?

–  Да, конечно. Но что вы имеете в виду?

–  Тс-сс!
– произнес маркиз, увлекая Монбара за рукав в сторону: к их разговору прислушивались какие-то подозрительные мужчины. Бизоль пошел следом за ними.

–  Перстень, - продолжил маркиз.
– Я вспомнил на чьем пальце видел точно такой же изумруд! И было это...