Великий Тамерлан. «Сотрясатель Вселенной»

Зато другой способ – «ежи» (3 склепанных металлических шипа; как бы «ежик» не упал, одна из его «иголок» всегда «смотрела» наверх). Именно это средство могло быть одним из самых успешных в борьбе с наступающими четвероногими гигантами. Такой же эффект могли давать доски со специально вбитыми в них огромными гвоздями или острыми шипами. Имя их разработчика осталось истории неизвестно. Возможно, это случилось еще во времена Александра Македонского. Правда, те и другие еще надо было умело рассыпать на пути следования слонов, причем непосредственно перед их атакой, т.е. прямо под «гусеницы» «четвероногой бронетехники». Иначе эти «примочки» не успели бы сработать: враг постарался бы убрать их с пути «катящихся в атаку «живых танков». И хотя последние считались весьма эффективными, но их применение все же грозило значительными потерям среди пехотинцев, отчаянно кидавших смертоносные доски под ноги гигантам, чьи могучие хоботы ловко хватали их, ломали им ребра, душили либо просто с силой бросали оземь на те же самые доски. Правда, специально подготовленные бойцы ухитрялись подкрадываться к слонам вплотную, стремясь поразить их копьем в брюхо либо подрубить им серповидным мечом или боевым топором с длинной рукояткой сухожилия под коленями колонноподобных ног – самые чувствительные части тела животных. Напомним еще раз, что ноги у слонов всегда сильно перегружены и любые повреждения быстро выводили их из строя; в отличие от других животных, слон не может не только передвигаться на трех ногах, но даже долго стоять, если одна нога серьезно ранена. Но и подобные трюки чаще всего заканчивались смертью его исполнителя: разъяренное от боли животное успевало отомстить обидчику с помощью смертоносного хобота. Тем более что, как уже говорилось выше, отрубить нависающий хобот из упругой и твердой кожи (своего рода кожаный панцирь) ударом снизу – задача почти непосильная, требовавшая исключительной физической силы, невероятной ловкости, особой сноровки, очень острого меча и, что самое главное – отчаянной храбрости. Это как с гранатой на танк: либо ты его, либо он тебя.

По некоторым данным, слонов можно было остановить с помощью баллист, заряженных особо крупными метательными снарядами. Правда, реальные свидетельства их применения до нас так и не дошли. Впрочем, это могла быть и небыль, если реальной подоплеки не было. Много шума наделали рассказы об очень эффективном средстве по борьбе со слонами: против них пускали свиней и поросят, обмазанных смолой и подожженных. Бедные животные от жуткой боли дико визжали и стремительно неслись на слонов. При этом гиганты боялись не столько их пронзительного визга, сколько пламени, которое они несли на себе, приближаясь к ногам слонов. В то же время возникает пара вполне естественных вопросов. Во-первых, может ли поросячий визг заглушить гром и грохот сражения – лязг и скрежет оружия, ржание лошадей, вопли и стоны раненых, топот конницы и трубный рев слонов. Во-вторых, надо было еще добиться того, чтобы горящие поросята бросились бежать именно на слонов, а не куда-нибудь в стороны.

На самом деле, эффективнее всего против слонов действовали небольшие отряды метателей снарядов (лучники, пращники и дротикометатели). Они, подобно осам, роились вокруг четвероногих гигантов, методично обстреливая со всех сторон. Причем главной целью для всех видов стрелков были погонщики слонов, которые, сидя у них на шее, служили прекрасной мишенью. Тем более что на «махутах» был лишь шлем и легкая хламида – так им было легче управлять «бронетехникой». Убив или тяжело ранив его, враги обычно обезглавливали «боевую машину». Гибель махутов превращала «живые танки» в беспомощное стадо. Оставшись без вожатого, слон становился совершенно непредсказуемым и мог начать бесцельно метаться по полю сражения, давякак чужих, так и своих, либо и вовсе покинуть его. Именно поэтому «четвероногую бронетехнику» – слоновьи отряды – обязательно защищали лучники и дротикометатели.

Помимо махута слон ориентировался на вожака своего стада. И стоило тому погибнуть либо повернуть назад, как все слоны могли, не обращая внимания на команды своих погонщиков, обратиться в бегство, смяв-перетоптав по пути свою же пехоту и распугав свою же конницу. Не только раны, но и грохот боя нередко приводили к тому, что врагу удавалось обратить перепуганных слонов против своих воинов. Как только погонщик понимал, что животное, получив слишком много ран, либо по еще какой-то причине стало неконтролируемым и вот-вот повернет на свое же войско и нанесет тому непоправимый урон, ему приходилось срочно умерщвлять четвероногую «бронетехнику», вбив в затылок слону свинцовым молотком большое металлическое долото. Умные животные, намереваясь бежать, могли скидывать своего седока-убийцу.

Рассказывали, что кое-кто из античных полководцев пытался бороться с «живыми танками» врага с помощью специально обученных и экипированных отрядов «слоноборцев». В них набирали очень подвижных и в то же время столь же физически сильных, отчаянных сорвиголов. Их шлемы, щиты, наручники и наплечники были покрыты шипами или остриями, чтобы гигант не мог схватить их своим смертоносным хоботом, когда они кидались к нему, пытаясь его обездвижить, подрубив ему топорами и секирами сухожилия ног. Впрочем, веских свидетельств о применении именно этих «спецназовцев» против слонов у нас нет.

В общем, как это всегда было в истории развития военного дела, на всякое новое оружие люди стремились поскорее найти противоядие, причем не одно, а желательно несколько видов, причем максимально эффективных. Так они и сосуществовали: на каждый «ход конем» противник отвечал адекватным «ноу-хау»; здесь все средства были хороши.

Содержание больших «живых танковых бригад» во все времена стоило столь огромных средств, создавало так много организационных трудностей, что со временем они перестали себя оправдывать. Ведь нередко сражение с применением «живых танков» заканчивалось весьма плачевно: обратившаяся по тем или иным причинам в паническое бегство «четвероногая бронетехника» сминала свою же пехоту, распугивала свою же конницу; воодушевленный противник, преследуя бегущих, разил направо и налево. И все же, несмотря на легкопрогнозируемую непредсказуемость «живых танков» в ходе боя, даже такой гениальный полководец, как Ганнибал (а еще раньше – знаменитый эпирский царь Пирр) так и не смог подняться выше модных тенденций той поры и отказаться от их использования. В конечном счете этот консерватизм сыграл роковую роль в его (и Пирра тоже!) военной карьере.

Но на этом военная история «элефантерии» еще не закончилась, до ее конца было очень далеко. Тактические приемы использования боевых слонов в последующие после Античности эпохи изменились. Гигантов предпочитали использовать как живые подвижные «башни» с настоящими башнями в которых размещались многочисленные отряды стрелков. Ну, чем не прототипы живых «танков», где в башне находится «экипаж машины боевой»? Впрочем, пройдет свыше тысячи лет, прежде чем человек выпустит на поля сражений настоящие танки – вернее, они сами выкатятся-выползут, надсадно ревя, ужасно грохоча, противно дымя, сотрясая и утюжа своей металлической «поступью» землю. Точно так же как пару с лишним тысячелетий назад, они будут наводить ужас внешним видом и смертоносным огнем на «царицу полей» – пехоту. Последняя вспомнит, как она боролась с этим «чудо-оружием» в древности и, как во все времена, вступит с ним в смертельную схватку, которая продолжается до сих пор; танкисты стремятся «затоптать-раздавить» и поразить все, что движется, а все остальные норовят их уничтожить с относительно безопасного для себя расстояния. Но начало-то все равно было за боевыми слонами древности…

…Между прочим, именно с боевыми слонами Тамерлана связано одно любопытное предание, в котором принимал участие знаменитый персонаж турецкого фольклора мудрый и насмешливый Ходжа Насреддин. Каждый год великий завоеватель распределял своих слонов для содержания по различным селеньям, что было бедствием для крестьян, посевы которых могучие слоны вытаптывали. Ходжа Насреддин с группой доведенных до отчаяния односельчан отправился к Тамерлану просить его забрать из их деревни огромного слона, приносящего им непоправимые бедствия. Но спутники Ходжи в последний момент струсили и скрылись, так что он остался один на один с грозным владыкой. Ходжа не растерялся и льстиво попросил: «О, великий повелитель, мы признательны тебе за честь ухаживать за твоим слоном, но ему в нашей деревне одному скучно, вели прислать нам еще и слониху». Когда Ходжа Насреддин оказался на улице, его окружили перепуганные односельчане, спрашивая: «Ну что, тебе удалось что-нибудь сделать?» «Ради таких верных друзей, как вы, – сказал Ходжа, – я все сделал. Поздравляю вас: завтра нам пришлют еще и слониху! Скоро у них могут появиться дети.»

Глава 4 …И снова о любимом детище «Демона войны»

Войска Тамерлана, как и у Чингисхана, были разделены на десятки, сотни, тысячи, тумены (10– или 12-тысячные отряды), возглавляемые десятниками, сотниками, тысячниками и эмирами. Однако появились изменения – подразделения численностью от 50 до 300 человек, называвшиеся «кошунами», численность более крупных подразделений – «кулов» также была непостоянной).

Подбору военачальников Тамерлан уделял особое внимание. Выборность командиров была лишь в десятниках, а далее (от сотника и выше) все решал эмир. «Начальник, – говорил он, – власть которого слабее кнута и палки, недостоин звания». Командный состав армии Тамерлана состоял из 300 наиболее преданных ему воинов: 100 человек командовали десятками воинов, 100 – сотнями и последние 100 – тысячами. И лишь наиболее близкие и доверенные сподвижники получили должность эмиров.

…Кстати сказать, командира, бежавшего с поля боя, лишали оружия, привязывали к седлу осла лицом к хвосту и так несколько дней возили по лагерю или городу под смех и улюлюканье воинов или горожан, затем казнили. С рядовым воином поступали несколько иначе: его одевали в женское платье, делали женскую прическу, мазали красной и белой красками, заставляли бродить по улицам и лишь после публичного унижения казнили.

Как уже отмечалось, каждая конная тысяча, а порой и сотня сидела на лошадях одной масти, что имело важное значение для организации боя и его управления. Каждый воин должен был знать свое место в десятке, десяток – в сотне и т.д. в предстоящем бою, чтобы исполнять приказы своих военачальников с максимальной быстротой. Жесточайшая воинская дисциплина делала полчища Тамерлана неодолимой силой. Так, беспорядок пресекался мгновенно: отставшему на марше насыпали песок в сапоги, привязывали их к шее провинившегося и заставляли весь следующий переход двигаться босым. Если он снова отставал, то его казнили. Перед походом непременно проходили военные смотры. Тамерлан обожал бравый и элегантный вид – одно это должно было деморализовывать неприятеля – и требовал этого от своих воинов неукоснительно. Неукомплектованных нерях и разгильдяев ждала позорная смерть. Но наказания, основанные на круговой поруке – как это было у Чингисхана, когда за вину одного казнили весь десяток – уже не практиковались. Для этого применялись денежные взыскания: удержание 10-й части жалованья.

Каждый воин получал жалованье, составлявшее стоимость от 2 до 4 лошадей – в зависимости от того, как он нес службу. Десятник получал жалованье своего десятка и потому был лично заинтересован в исправном несении службы своими подчиненными. Сотник получал жалованье шести десятников и т.д. «Господа большой руки» («генералы») получали сказочные суммы, но их было не более 300 человек. Выдавалось денежное жалование раз в год либо раз в полгода, порой авансом, но лишь в тех случаях, когда предстоял долгий и опасный поход. Добыча, завоеванная в походе, могла обогатить любого рядового воина раз и навсегда. Широко практиковались меры поощрения: прибавка к жалованью, подарки, чины, звания. Уволенные по увечью либо вышедшие в отставку получали из казны очень приличную пенсию.