Великое кочевье

В марте с головы марала падают костяные пеньки и вместо них появляются всходы новых пантов, похожие на резиновые бугорки. В это время черный марал порывал свою дружбу с заботливым мараловодом, уходил на сопку и не спускался оттуда всю весну. У него отрастали ветвистые панты, и его, как ни прятался он, загоняли в станок. Оттуда он вырывался комолым и на все лето убегал подальше от людей.

Взошло солнце и бросило на склоны гор яркие краски: теневые стороны были светло-голубыми, солнечные — серебрились.

Кучук пошел посмотреть ловушки на горностая. Сквозь сучья ближних лиственниц виднелась белая искрящаяся гора. На душе у мараловода было так же солнечно.

Вернулся с несколькими тушками горностаев. Пообедал. Второй раз дал маралам сена. После вечернего чая вышел к ним еще раз. В чистом небе плыла полная луна. Далекие горы подпирали свод темно-голубого небесного аила, ближние светились и казались легкими. На голубой снег упали мягкие серые тени деревьев. Тишина. За изгородью лежали маралы. Слышно было, как они дышали и смачно отрыгали жвачку.

Вдруг с перевала докатился неясный шум. Кучук сдвинул шапку на затылок, прислушиваясь. «Снег скрипит. Едет много верховых. Кто? Воры, наверно?»

Он сбегал в аил за винтовкой, по охотничьей привычке положил за щеку запасную пулю.

К маральнику спускались вооруженные всадники. Впереди ехал сам хозяин. Увидев его, мараловод вышел навстречу.

— Запрягай коня в волокуши! — распорядился Тыдыков.

— Большой Человек, я сегодня зверей два раза кормил.

— Запрягай! И не разговаривай.

Звери вскочили и настороженно повернули головы к воротам.

Незнакомые люди побежали в аил греться. Когда волокуши были нагружены сеном, Сапог позвал своих спутников, и они на конях заехали в маральник. Звери испуганно шарахнулись.

— Поезжай к открылку! — крикнул хозяин. — Маралов в станок гоните.

Мараловод остановил коня и, вскинув брови, уставился на хозяина округлившимися глазами.

— Не понимаешь? — сурово спросил Сапог, на переносье его собрались морщины. — И понимать тебе нечего. Поезжай.

Кучук тихо покачал головой, а потом, будто проснувшись, вскочил на воз и начал со всего плеча хлестать коня концами ременных вожжей. Конь скакал, увязая в снегу. Скрипели гужи. Маралы доверчиво шли за сеном. Только пугливые маралухи отбежали в сторону да стройные красавцы-сои остались в лесу. Позади зверей развернутым строем двигались всадники. Вот и первые дворики.

За маралами захлопнулись ворота.

Хозяин взял топор и пошел к станку, в который загоняли маралов, когда надо было срезать панты. За ним бежал один из его спутников, низкорослый и большеголовый человек с приплюснутым носом, и несмело бормотал:

— Большой Человек… а, Большой Человек, остуди свое сердце… пригодятся. Не успеют маралов у тебя отобрать, все переменится.

— Вверх подолом шубу не носят — умный у глупого совета не просит, — пробурчал Сапог, помахивая топором так, что острое лезвие разрезало крепкую корку снега.

Он поднялся на станок и спрятался за деревянный щит, укрепленный возле той узкой щели, через которую маралы могли выскочить из темного дворика обратно в маральник.

За дворами шумели алтайцы, стучали палками о жерди и хлестали зверей хворостинами.

Косорогий марал, разбежавшись, прыгнул в щель, Сапог с размаху ударил обухом по бурому лбу и крякнул, как молотобоец.

Зверь сунулся мордой в деревянный станок. Хозяин дважды стукнул его между ушей, приговаривая:

— Вот тебе! Вот тебе Госторг! Пусть теперь забирает маральник. — Потом буркнул своим помощникам: — Тащите его, свежуйте.

Два человека схватили зверя за длинные тонкие уши, вытащили на снег.

На темно-коричневых губах марала появилась розовая пена, агатовые глаза едва держались в орбитах.

— Бьет? — с дрожью в голосе спросил Кучук, залезая на изгородь верхнего дворика. — Неужели бьет?

— Пусть грабителям не достаются, — прохрипел один из подручных хозяина.

— Каким грабителям?

— Будто не знаешь?.. Которые у твоего хозяина хотят маралов отнять.

В станке показалась лохматая тень Сапога.

Послышался новый удар по широкому лбу, точно по комлю лиственного дупла. Подручный хозяина, спрыгнув с изгороди, сказал мараловоду:

— Пойду горячие почки есть. Ты тут один управишься.

Снег вокруг станка стал густо-малиновым. Алтайцы, поставив ружья к лиственнице, свежевали зверей. На кисах и шубе Сапога появился красный бисер застывшей крови.

Черный марал встал на дыбы и ударил острыми копытами в толстую жердь, чуть пониже ног Кучука.

— Кара-Сыгын, подожди, помогу тебе!

— Гоните черного! — кричал хозяин.

Потрясенный страшной картиной, Кучук впервые ослушался его. Он спрыгнул в снег, обошел дворик и начал потихоньку разбирать наружную изгородь.

От станка бежал подручный, размахивая хворостиной и пугая зверей, подбородок его был в крови, — он жевал сырую почку.

Кучук уронил четвертую жердь и, согнувшись, юркнул в лес. В ту же секунду черный марал обогнал его и вскоре скрылся в ельнике. Пощелкивали копыта зверей, прыгавших через полуразобранную изгородь. Из маральника доносились шум, крик, ругань. Щелкали выстрелы.

«В меня метят», — догадался Кучук и стал перебегать от дерева к дереву.

Луна катилась за острую сопку. На потемневшем небе загорелись яркие звезды.

Шум в маральнике стал громче, ругань — острее.

Пылали огромные костры. Пахло жареным мясом.

— Беда какая… сколько зверей убили! — с болью в сердце шептал Кучук, стоя за толстой лиственницей. — Как волки!

На рассвете всадники навьючили мясо и поехали в противоположную сторону от Каракольской долины.

Мараловод, прячась за деревья, подходил к изгороди, высматривая, не остались ли там вооруженные люди.

Небо было хмурое, с лохмотьями облаков. К маральнику, каркая, слетались вороны. Кучук понял, что уехали все, и побежал туда, кидая в обнаглевших птиц комья снега.

Станок был залит кровью. У изгороди лежали маральи головы, шкуры и потроха. Уцелевшие звери спрятались в лесу, на горе.