Великое заклятие

– Его-то мы не забудем, – заметил лучник.

– Да, мы будем помнить, но что с того? Мы с тобой старики, и время наше прошло. Я оглядываюсь на свою жизнь и не понимаю, хорошо я жил или дурно. Почти все эти годы я сражался. Сражался за дело дренаев, хотя почти все мои товарищи либо боялись меня, либо брезговали мной из-за моей черной кожи. Принимал участие в вентрийском походе и видел крушение древней империи – крушение, вызванное честолюбием одного-единственного человека. Что я скажу Хранителю Книги, когда предстану перед ним? Чем оправдаю свою жизнь?

Кебра поразмыслил над словами друга и сказал:

– Сейчас, пожалуй, не время задумываться об этом. Тебя гложет отчаяние, и ты предаешься меланхолии, но и в ней утешения нет. Ты в своей жизни спас многих и часто рисковал жизнью ради других, вот как теперь. Все это тоже записывается, будь уверен. Я не философ, Ногуста, но кое-что знаю. Если бы даже твой Дар показал, что мы потерпим поражение и младенец, что бы мы ни делали, достанется силам зла, разве ты бросил бы его на произвол судьбы? Нет, не бросил бы, даже в случае неизбежного поражения и смерти. И я бы не бросил – а большего от нас и требовать нельзя.

Ногуста улыбнулся. Ему хотелось обнять Кебру, но лучник не любил, когда его трогали.

– Мой отец говорил, что человеку, который может сосчитать настоящих друзей по пальцам одной руки, никакого богатства не надо. Вот и мне не надо, Кебра.

– И мне. Поспи немного, а я покараулю.

– Слушай хорошенько. Если появится одинокий всадник – значит, Антикас Кариос ищет нас.

– Должен сказать, мне этот человек не по нраву. Уж очень спесив.

– В точности как мы лет двадцать назад, а? – улыбнулся Ногуста.

Кебра сел у входа в пещеру, по возможности укрывшись от ветра. Ежась от холода, он смотрел на горы. Долина осталась в тысячах футов под ними, и казалось, что до облаков можно достать рукой. Запахнувшись в плащ, он прислонился к скале. Смерть Дагориана опечалила и его – ему нравился этот юноша. Дагориан боялся, но его мужество пересиливало страх. От него родились бы хорошие сыновья.

Холод донимал, и Кебра поднял капюшон плаща. Да, сыновья... Какой отец вышел бы из него самого? Этого он никогда не узнает. В отличие от Зубра и Ногусты он не может даже надеяться, что за тридцать лет походной жизни зачал ребенка от лагерной потаскушки – ведь ни с одной из них он не спал. Он, конечно, посещал публичные дома вместе с друзьями, но потом, уединившись с женщинами, платил им только за разговоры. Он даже помыслить не мог о такой мерзости, как прикоснуться своим телом к чужому.

Из глубин памяти возникло непрошеное, давно похороненное им воспоминание. Темнота амбара, волосатые ручищи отца, боль, ужас и угрозы убить его, если он проболтается. Кебра заморгал и сосредоточил взгляд на горных вершинах.

Коналин, с одеялом на тощих плечах, пришел к нему и сел рядом:

– Я принес тебе лук и стрелы.

– Спасибо, но нынче ночью они нам вряд ли понадобятся. – Глянув на парня, Кебра заметил страх в его глазах и сказал: – Антикас Кариос и Дагориан отстояли мост. Антикас скоро приедет.

– Откуда ты знаешь?

– Ногусте было видение. Они у него всегда сбываются.

– Ты сказал, Антикас приедет. А Дагориан?

Уйти от ответа Кебра не мог.

– Он погиб ради нас. Дрался, как мужчина, и умер, как мужчина.

– Я умирать не хочу, – жалобно сказал Коналин.

– Когда-нибудь все равно придется. – Кебра вдруг усмехнулся. – Мой дядюшка, бывало, говаривал: «В жизни одно только верно, сынок, – живым ты из нее не выйдешь». Сам он жизнь любил и наслаждался каждым прожитым днем. Одно время он был солдатом, потом купцом, потом земледельцем. Звезд с неба он не хватал, но все делал старательно. Я любил его, и он оказал мне большую услугу.

– Какую?

– Убил моего отца.

– Ты называешь это услугой? – опешил Коналин.

– Да. К несчастью, это произошло слишком поздно, но тут уж дядя не виноват. – Кебра умолк, и Коналин, видя его печаль, не решался его расспрашивать. – Чего бы ты хотел от жизни, Коналин? – неожиданно спросил лучник.

– Жениться на Фарис, – без запинки ответил тот.

– Да, я знаю – но каким делом ты хотел бы заняться?

Коналин пораздумал немного.

– Таким, чтобы лошади были. Это мне нравится по-настоящему.

– Хороший выбор. У Ногусты такие же планы. Когда-то его семья славилась своими лошадьми. Но его жену и всех родных убили, дом вместе с конюшнями сгорел дотла, а табун ушел в горы. Ногуста мечтает восстановить свое поместье. Он думает, что табун теперь разросся, и хочет отыскать его в горных долинах.

У Коналина заблестели глаза.

– Здорово. Как по-твоему, возьмет он меня с собой?

– Спроси его сам.

– А может, ты за меня попросишь?

– Я-то могу, да только так не годится. Сильный человек живет своим умом и не просит других сделать то, чего боится сам.

Коналин, спасаясь от ветра, придвинулся слишком близко к Кебре, и лучнику стало не по себе.

– Ладно, я спрошу его. А ты с нами поедешь?

– Возможно. Если Исток захочет.

Парень вдруг приуныл, и Кебра спросил:

– Чего ты?

– Что проку в этих разговорах? Скоро мы все умрем.

– Ну, пока что мы живы – и я не встречал еще врага, способного побить Ногусту. А Зубр сильнее всех, кого я знаю, и смелости в нем хватит на десятерых демонов. Не спеши хоронить их, Коналин: они хоть и старые, да хитрые.

– А ты?

– Я? Скажу без лишних слов: я лучший стрелок на свете. Могу мухе яйца отстрелить с тридцати шагов.

– Разве у мух яйца есть?

– Потому и нету, что я всегда поблизости.

Антикас Кариос добрался до пещеры около полуночи. Борода его обледенела, как и грива его коня, и оба они смертельно устали. Последние две мили всадник едва держался в седле, борясь со сном.

Кебра завел коня в пещеру, и Антикас сумел спешиться только с третьей попытки.

– Садись к огню и грейся, – сказал Ногуста.

– Нет. Сначала кони. – Антикас достал из-за седла толстую вязанку хвороста. – Я подумал, что дрова могут пригодиться. – Он снял перчатки, растер пальцы и медленно, неуклюже стал расседлывать своего гнедого.

– Дай помогу. – Ногуста снял седло и положил его на камень.

Антикас, не благодаря, стал расстегивать распухшими пальцами седельную сумку. Вынув оттуда щетку и тряпицу, он вытер коня насухо и начал расчесывать, делая кругообразные движения. Кебра и Ногуста делали то же самое с конем Дагориана.