Великое заклятие

– Почему не любили? – спросила Суфия.

– Это не важно. Так вот...

– А по-моему, важно, – сказала Фарис. – Почему они не любили друг друга?

Антикас подавил раздражение.

– Скажем так: один из богов был добрым, а другой – злым. Один повелевал силами хаоса и разрушения, другой любил свет и радовался росту всего живого. Они были как день и ночь.

– Теперь понятно, – сказала Фарис. – Рассказывай дальше.

– Спасибо за разрешение. Однажды эти боги решили использовать свою великую силу, чтобы позволить своему народу, иллогирам, обрести плоть. Иллогиры стали опускаться на землю в виде духов, и притягивать к себе материю, и одеваться плотью.

– А как они это делали? – полюбопытствовала Суфия.

– Я не знаю как! – рявкнул Антикас.

– Зато я знаю, – сказала Ульменета. – Вся материя состоит из крошечных молекул – таких маленьких, что человеческий глаз не может их видеть. Они действительно притягивали эти молекулы к себе и складывали из них тела, как из кирпичиков.

– Ну что, довольна теперь? – спросил Антикас Суфию.

Та смотрела озадаченно. Аксиана, которая тоже слушала сказку, подошла к ним с ребенком на руках. Антикас, встав, поклонился ей, и она улыбнулась.

– Мне тоже знакома эта история. Она очень красивая. Одни Ветрожители слетали в лес и черпали силу у деревьев. Эти сделались дриадами, хранителями леса, и души их слились воедино с любимыми деревьями. Другие опускались на горы и строили свои тела из камня. Эти стали горными троллями. Третьи селились рядом с живыми существами, и отнимали частицы материи у них, и становились оборотнями. Днем они выглядели как люди, а ночью превращались в волков. По всей земле иллогиры принимали самые разные формы и радовались вновь обретенной свободе.

– А в птиц они превращались? – спросила Суфия.

– Наверное, – сказала Аксиана.

– Значит, Зубр у нас демон. У него были раньше большие белые крылья, и он летал над горами.

– Должно быть, эти крылья и вправду были большими, – заметил Антикас.

Коналин присоединился к ним.

– Если они были так счастливы, зачем же им было воевать с людьми?

– Не все они были счастливы, – ответила Ульменета. – Некоторые из Ветрожителей садились туда, где было... нечисто. На поля сражений и кладбища, где пахло насилием и смертью. То, что они притягивали к себе там, было темным и страшным. Такие иллогиры становились вампирами, сосущими кровь у спящих, или креакинами, живущими ради войны и умерщвления.

– Это они начали войну? – настаивал Коналин.

– Да, – продолжил свой рассказ Антикас. – Главная причина заключалась в природе волшебства, которое привело иллогиров на землю. Ветрожители – это духи, и их тела, созданные магией, недолговечны. Они не способны питать свою плоть, как это делаем мы, и вот с течением лет многие иллогиры стали таять и возвращаться в свою воздушную среду. Те, кто еще оставался на земле, нуждались в новом источнике пищи, и этим источником стали мы. Иллогиры начали питаться человеческими страстями. Дриады, фавны и другие лесные существа научились черпать силы из нашей радости и веселья – вот почему существует столько преданий о наших буйных совместных празднествах. Считается, что фавны придумали вино для того, чтобы люди веселились почаще. Но другие, злые, демоны кормились смятением и ужасом – вы сами видели в Юсе, как это бывает. Говорят, что боли и страха замученного до смерти человека демону хватает на годы. Иллогиры имели перед людьми преимущество: они владели магией, а мы нет, и поэтому мы были для них все равно что скот, употребляемый в пишу. Много столетий людской род страдал под их игом, и наконец трое человеческих королей восстали против них. Война была долгой и жестокой, с многочисленными сражениями.

– Как же мы сумели победить их? – спросил Коналин.

– Никто не знает этого по-настоящему за давностью лет. Остались только легенды. Но Калижкан говорил мне, что волшебник Эмшарас, сам бывший демоном, предал собственный народ и наложил заклятие, изгнавшее с земли всех его сородичей. Он снова сделал их Ветрожителями и заключил в великой пустоте.

– Теперь они возвращаются, – сказал Коналин, а Ногуста произнес:

– Пора ехать.

Первый час они ехали гуськом по узкой горной дороге: впереди Ногуста, за ним Кебра и Коналин. Ульменета шла пешком, ведя под уздцы коня королевы. Следом Зубр, тоже пеший, вел лошадь с Фарис и Суфией. Антикас с запасными лошадьми ехал замыкающим. Холодный ветер свистал среди камней, швыряя снег в лица путникам.

К полудню они достигли высшей точки перевала. Ногуста, остановившись, оглядел дорогу перед собой. Она шла под уклон, понемногу изгибаясь вокруг горы, и скрывалась в высоком бору, росшем в нескольких сотнях футов ниже. С высоты Ногуста видел водопад и реку, втекающую в большое озеро. Пригнув голову от ветра, он послал Звездного вперед. Дорога здесь стала шире, и Антикас, опередив остальных, поравнялся с ним.

– Лошадям нужен отдых, – сказал Антикас. Ногуста, кивнув, показал ему на далекий водопад. – Я съезжу на разведку, – вызвался Антикас и проехал вперед.

Дорога местами обледенела. Конь королевы поскользнулся, и Аксиана, покачнувшись в седле, увидела внизу глубокую пропасть. Она ухватилась свободной рукой и выпрямилась. Ребенок от толчка проснулся, но, чувствуя себя тепло и уютно в своем одеяле, тут же уснул опять.

Кебра, углядев в лесу нескольких мелких оленей, взял лук и тоже проехал вниз мимо Ногусты.

– Встретимся у водопада, – сказал он на ходу.

До водопада они добирались час. Там было еще холодно, поскольку они находились в нескольких тысячах футов над дном долины, но густой лес заслонял от ветра, а хвороста поблизости хватило для большого костра. Кебра вернулся с оленем, уже освежеванным и разделанным, и на поляне вскоре запахло жареным мясом.

Ногуста наскоро поел и ушел к самому водопаду.

– А ведь это королевский конь под тобой. Я думал, он умирает.

– Он хворал легкими из-за плохого ухода.

– Славный был скакун когда-то. Теперь-то он уже стар.

– Он хоть и стар, Антикас, но обгонит любого коня в вентрийской кавалерии, а со всадником, которому доверяет, поскачет хоть в адский огонь.

– Доверяет, говоришь? Да ведь это только лошадь, чернокожий. Ездовое животное. – Ногуста промолчал, и венгриец добавил: – Я думаю, тебе пора рассказать мне о том, что ты видел.

– Хочешь знать, будешь ты жив или нет?

– Нет. Это со временем выяснится само собой. Но ты несешь на себе тяжкое бремя. Тебе будет легче, если ты им поделишься.

– Мой Дар открывает мне не все, – подумав, сказал Ногуста. – Будь иначе, я спас бы свою семью от страшной смерти. Я вижу только отдельные картины. Помнишь праздник в честь дня рождения короля? Я говорил с Дагорианом и вдруг увидел, как он бьется с тобой в финале сабельного турнира. Видение продолжалось всего миг, и я не мог сказать, выиграет он или проиграет. Потом я снова увидел вас вместе на каком-то мосту. Он сидел у перил, тяжело раненный. Я не знал, ни где этот мост, ни когда произойдет это событие. Знал только, что Дагориан скорее всего умрет при тебе. Тем, кто ранил его, вполне мог быть ты сам.

– Да, понимаю. Скажи теперь – что еще ты видел?

Некоторое время Ногуста молчал, глядя на озеро, а потом, понизив голос, сказал:

– Я видел смерть друга, и меня преследует вопрос: могу ли я изменить его судьбу? Мог бы я помешать Дагориану остаться с тобой на мосту? И сумел бы ты выстоять в одиночку, если бы я это сделал?

– Может быть, и нет. Дагориан уложил трех солдат. Десяти было бы многовато даже и для меня.

– Я тоже так думаю. Отсюда вытекает другое: допустим, я изменю будущее и спасу своего друга, но это может способствовать возвращению демонов.