Великолепие шелка

– Если вы хотите, чтобы у ребенка, коли он появится на свет, было имя, – продолжала Чина, с трудом подбирая слова, – то почему бы не сделать так, чтобы он был вашим? То есть чтобы вы считались его отцом?

Голубые глаза капитана моментально придвинулись к ее лицу.

– Что вы имеете в виду, Чина? – произнес он. Голос его прозвучал крайне напряженно, чего ей ни разу еще не приходилось наблюдать, разговаривая с ним.

Но она не успела ответить, потому что внезапно раздался тревожный вопль впередсмотрящего, и Чина, обернувшись, увидела надвигавшуюся на них из темноты огромную тень. Это была лорча. Нарисованные на ее носу страшные глаза придавали ей жуткий, демонический вид. Душа у Чина ушла в пятки.

– Этан... – это все, что смогла она сказать, ибо Бладуил, не дав ей договорить, схватил ее за руку и увлек за собой вниз. Втолкнув Чину в каюту, он вложил в ее руку пистолет.

– Вы умеете с ним обращаться? Она кивнула.

– В таком случае запритесь изнутри. Стреляйте в каждого, кто попытается проникнуть сюда. И ни в коем случае не выходите из каюты, пока я не вернусь. Вы поняли меня?

– Что? Неужели Ванг Тох...

Дальнейшие ее слова заглушили выстрелы из мушкетов. Приглушенные крики и топот ног, последовавшие за пальбой, могли означать только одно: «Орион» брали на абордаж.

Сердце Этана сжалось при виде ужаса, отразившегося в глазах Чины, но в данный момент он ничем не мог ей помочь. Поспешив наверх, он увидел, что команда «Ориона» подверглась нападению со стороны китайских пиратов, вооруженных кортиками и ножами, и без колебаний разрядил свой пистолет в лицо набросившегося на него типа. Потом рукояткой разряженного оружия ударил в челюсть другого бандита и понял по звуку, что раздробил ему кость. Подобрав у мертвеца кортик, он начал пробивать себе дорогу к трапу, где и занял позицию, чтобы преградить путь к каюте Чины. Ловко увернувшись, когда на него напал еще один китаец, он сделал удачный выпад и прикончил его, преисполнившись холодной решимости никому не позволить спуститься на нижнюю палубу.

Китаец, вскарабкавшийся на крышу рубки прыгнул на него сверху, но Этан схватил его за горло и, швырнув на палубу, услышал, как у того хрустнула шея. По главной палубе неслись с дымящимися в темноте мушкетами матросы. Этан увидел сквозь пороховой дым Дарвина Стэпкайна. Молодой человек, прицелившись, выстрелил в центр рукопашной схватки и тут же внезапно согнулся с искривленным лицом, так как в бок ему вонзился кортик. Не покидая своей позиции, Этан вытащил нож, припрятанный в складках его одежды, и послал его с жестким хладнокровием в горло пирата, склонившегося над неподвижным телом Дарвина.

Корчась и стеная, китаец упал. И тут на Этана набросился вынырнувший из темноты другой пират и нанес ему кортиком скользящий удар по голове, однако прежде чем смертоносное лезвие успело довершить свое дело, оно выпало из рук бандита, повалившегося с хрипом на землю. Рядом с китайцем стоял Раджид. Вытащив неторопливо нож из спины поверженного противника, араб произнес с суровым видом традиционное свое «салям» и исчез в дымной темноте.

Отирая кровь и пот со лба и глаз, Этан огляделся вокруг и понял, что положение его команды безнадежно. Хотя палубу устилало множество мертвых китайцев, еще большее их число, словно стаи крыс, перепрыгивало через борта «Ориона», чтобы занять место убитых и неумолимо продвигаться вперед плотными рядами, остановить которые было практически невозможно.

С несвойственной ему нерешительностью Этан вдруг подумал о том, не пора ли сдаваться. Может быть, следует признать поражение сейчас, когда еще не все его люди погибли? И как лучше всего обеспечить безопасность Чины: сражаясь до последнего или положившись на то, что кровопролитие должно вот-вот прекратиться и тогда уже никто ее не тронет?

Взгляд его затуманился, рана на голове ныла. И он понял, что не может, будучи в таком состоянии, доверять самому себе и принимать ответственные решения. Продолжая наносить удары, чтобы отразить нападение китайцев, осмелившихся приблизиться к трапу, он слышал, что шум битвы начал стихать, и увидел затем, как китайцы разоружали еще оставшихся в живых его людей и сгоняли их, словно стадо, к стене кают-компании.

Внезапно на корабле наступила тяжелая тишина, нарушаемая только завыванием ветра в снастях и ужасными стонами раненых, многие из которых находились при смерти. Этан опустил кортик и, шатаясь, подошел к своим людям.

– Я желаю говорить с вашим хозяином, – обратился он на кантонском наречии к проходившему мимо китайцу, вооруженному ножом.

Тот с готовностью отправился сообщить своему господину о его просьбе. Этан от пульсирующей боли в голове закрыл глаза. А когда открыл, то забыл обо всем: о мертвых и умирающих, о своей боли и о том, что его корабль захвачен шайкой кровожадных бандитов Ванг Тоха. На палубе, у самого трапа, стояла с побледневшим лицом Чина Уоррик.

Девушка долго с ужасом прислушивалась к звукам сражения над своей головой. Пронзительные вопли раненых, яростные крики, глухие удары и лязг смертоносного металла жутким эхом врывались в тишину каюты, и она с трудом заставила себя не затыкать уши, чтобы не слышать более ничего. Заперев сперва дверь, как говорил ей Этан, она затем несколько раз ее отпирала, но переступить порог не решалась, поскольку не знала, как следует ей повести себя в сложившейся ситуации: то ли по-прежнему оставаться внизу, то ли поспешить наверх, чтобы оказать посильную помощь Этану и его команде.

Когда шум жестокого сражения наконец утих и наступила звенящая тишина, Чина немедленно направилась к трапу. Вступив на палубу с тяжелым дуэльным пистолетом в руке, она тут же заметила Этана, и сердце ее содрогнулось от ужаса при виде его окровавленного лица.

Они стояли и смотрели молча друг на друга, не в силах произнести ни слова. Чина не обращала ни малейшего внимания на сновавших вокруг китайцев. Она видела только одно – изможденные, обезображенные болью, обострившиеся черты лица Этана. А тот тем временем думал, как ни нелепо это, о том, сколь прекрасна она – вот здесь, среди следов кровавой бойни, развернувшейся на палубе «Ориона». Эта мысль прояснила внезапно его ум, и он ощутил приступ дикого гнева.

– Черт побери, разве не велел я вам оставаться внизу? – проговорил Этан хрипло. Чина, вглядываясь в его худое, обожженное солнцем лицо, едва узнаваемое из-за крови и синяков, которые начали уже распухать и темнеть, почувствовала, как ее сердце сжалось в груди, и поняла с пугающей ясностью, что для нее нет никого на свете дороже его.

– О, Этан, твое лицо! – прошептала она, и ее тихие слова моментально положили конец его громогласным нотациям. – Тебе ведь очень больно, да?

Этан не успел ответить, отвлеченный звуком трущейся о дерево веревки. Быстро повернувшись, он увидел, как два матроса под присмотром вооруженных китайцев опускают за борт корабельную сеть. Минуту спустя к «Ориону» подошла отделившаяся от лорчи маленькая шлюпка. Сидевший в ней худой китаец в вышитой шелковой одежде подгонялся наверх в сетке и затем не без труда перевалился через борт на палубу.

Один из охранников указал рукой на Этана, и пожилой китаец, неспешно подойдя к нему, поклонился с суровым видом и затем указал плавным жестом своей покрытой голубыми жилами руки на уложенные в ряд тела убитых.

– Ванг Тох надеется, что урок усвоен, не так ли? – произнес он, используя, как и все китайцы в разговоре с европейцами, «пиджин-инглиш» – ломаный англо-китайский жаргон. – Мы можем послать во много раз больше воинов: для нас не имеет значения.

– Урок полностью усвоен, – ответил Этан ровным тоном, чем вызвал на старом, только что таком спокойном и непроницаемом лице китайца какое-то подобие удивления, тотчас же, однако, улетучившееся.