Великолепие шелка

Правда, Дэймон, а может быть, и его более искушенная в подобных вещах мамаша ощутили наконец нехватку денег, о чем капитан Куэйдос судил по тому, что он угробил бездну времени, прежде чем смог уговорить их заключить с ним договор о продаже ему такого большого количества – всего остававшегося шелка, произведенного в текущем сезоне, – и к тому же фактически без предоплаты. Он долге подольщался к ним, убеждал и согласился, прикинувшись недовольным, закупить еще две сотни ярдов, а затем, идя навстречу требованиям Дэймона, отсчитал без спора двадцать пять процентов от общей стоимости товара, остальную же сумму пообещал отдать к концу месяца.

Разумеется, он не собирался исполнять обещаний, данных Дэймону. И так же точно намеревался поступить и в отношении Ванг Тоха, чьи деньги использовал он в данном случае: именитый китаец никогда не получит эти бесценные упаковки сверкающего золотом шелка.

– Нет-нет, мой толстый желтый друг, – бормотал удовлетворенно капитан, – тебе придется поискать кого-нибудь другого, кто будет обделывать для тебя твои темные делишки: Луис де лос Куэйдос будет слишком занят, наслаждаясь своими наложницами в римском дворце!

Он откинул назад голову и рассмеялся, смех его, закружившись в завихрении ветра, мгновенно унесся куда-то вдаль. Донесшийся вскоре с главной палубы звон бронзового колокола, возвещавший о смене вахтенных, вызвал у него настоящий приступ нервозности. Теперь уже недолго ждать!

– Капитан!

Он обернулся. На его худом лице ясно читалось раздражение.

– Какого черта, Франциско? Кажется, я ясно приказал не беспокоить меня!

– Да, я знаю, но Санчес обнаружил в трюме нечто странное. И он подумал, что вам следует туда заглянуть.

– Почему? И вообще, что делал этот недоумок в трюме, хотя я запретил соваться туда кому бы то ни было? Уж не пытался ли он стянуть шелк, а?

– О нет, капитан! Он просто услышал какой-то шум и решил посмотреть.

Глаза Куэйдоса сузились.

– Шум? Какой еще шум?

Франциско колебался, понимая, что его капитан несколько пьян и потому слишком уж возбужден. А это значит, Боже правый, что еще до утра последуют телесные наказания. Матрос даже поежился от этой мысли: во время текущего рейса ему и так досталось предостаточно. И с чего это капитан такой нервный? Неужто из-за того, что боится за сохранность своего драгоценного груза?

– В чем же дело, Франциско? Не хотелось бы мне думать, что ты скрываешь что-то от меня.

Молодой человек сглотнул, заметив садистский огонек в глазах капитана.

– Санчес сказал, что нашел в трюме двух зайцев, которые... – Замолчав внезапно, так и не закончив фразу, он стал с удивлением всматриваться в темноту за бортом. – О Боже правый, что это?

Капитан Куэйдос посмотрел в ту же сторону, и его сердце, казалось, собралось выскочить из груди, а во рту пересохло. Он увидел лорчу, которая надвигалась на них со страшной скоростью. Ее паруса были выкрашены черной краской, для того чтобы наблюдатели с «Мальхао» не заметили ее приближения, а на носу висели в ряд фонари, которые и увидел Франциско, потому что как раз в этот момент они начали один за другим зажигаться. Когда света оказалось достаточно, капитан Куэйдос ясно различил на развевавшемся на мачте вымпеле демонически ухмылявшегося розового дракона Ванг Тоха.

– Царица небесная! – прошептал он, потому что в неверном свете заметил и нечто еще, что ни в коей мере не могло быть правдой и тем не менее ею было, ибо Франциско видел то же самое, что и его капитан, и был буквально парализован от ужаса, напомнившего ему о той панике, в которую впал он при нападении пиратов. На борту лорчи, выстроившись в боевую линию, стояло полдюжины монгольских лучников. Нагрудники, составлявшие часть их облачения, отсвечивали мертвенным светом.

Глаза Луиса де лос Куэйдоса закатились, а из уст его вырвался пронзительный крик, но вовсе не из-за страха перед смертью: он так и не увидел тех губительных стрел, которые были выпущены из туго натянутых луков и пронзили его горло. Имелось еще кое-что, что исторгло из его груди этот вопль, эхом пронесшийся в ночной тишине: в последнюю минуту жизни он увидел голову своего брата Педро. Окровавленная и ухмылявшаяся жуткой ухмылкой, она была наколота на палку и выставлена в качестве военного трофея на борту корабля.

Пробудившись от глубокого целительного сна, Чина натянула на себя шелковую рубаху и голубые шальвары и, открыв дверь, поспешила сквозь туман на кормовую палубу, где капитан Крил был занят серьезным разговором с молодым боцманом. При ее приближении оба они замолчали: не имея ни расчески, ни гребня, Чина вынуждена была заплести свои волосы в косу, и эта коса, доходившая девушке до бедер, придавала ей поразительное сходство с восточной куртизанкой.

В ответ на ее жадные расспросы капитан Крил заверил ее, что шхуна за это время преодолела хорошее расстояние и что встреча с «Мальхао» ожидается сегодня приблизительно к шести часам вечера.

– Корабль! Там, сзади по курсу!

Капитан посмотрел наверх, откуда донесся крик. Чина почувствовала, что ее сердце на несколько леденящих секунд почти перестало биться. Это не «Мальхао», уверяла она себя: не могла же португальская шхуна оказаться позади них!

– Это клипер, сэр! – прокричал дозорный. – На нем полосы и звезды!

– Кажется, «Орион», – заметил капитал Крил, посмотрев в подзорную трубу, которую протянул ему боцман. – Держу пари, что он направляется на остров Хайнань.

Чина ощутила некоторое облегчение, решив, что это всего лишь какое-то американское судно, совершающее обычный торговый рейс в Южно-Китайском море.

На палубе между тем появился юнга и капитан Крил спросил Чину, что она думает о завтраке.

Чина испытывала просто волчий голод и, захватив несколько ломтей хлеба и чашку горячего чая, поместилась на ближайший скамье. Она не ела ничего с предыдущей ночи – той самой, когда Брэндон и Филиппа, удрав из дома, прокрались на борт шхуны Луиса Куэйдоса, зафрахтованной до Кантона и шедшей, возможно, навстречу опасностям, о которых знал только Бог.

Чина, поежившись, постаралась отогнать от себя дурные мысли, преследовавшие ее, словно страшные призраки, с той минуты, когда Дарвин сообщил ей, что дети сбежали. Она не должна позволять себе думать об ужасных вещах, о которых узнала от Этана, когда тот рассказывал ей о жадности и коварстве Ванг Тоха. Иначе ведь она сойдет с ума от страха. Она твердо знала, что должна оставаться спокойной и выдержанной, коль скоро собиралась прийти детям на помощь.

– Этот клипер нас скоро догонит, не правда ли? – спросила она.

– Кто? – отозвался капитан, погруженный в изучение карты.

– «Орион».

– Да, он идет хорошо. Еще полчаса или около того, и мы пойдем с ним борт к борту. Тилер Крю, его капитан, всегда был ужасно нетерпеливой сволочью... Прошу прощения, мисс, – добавил капитан торопливо, когда, услышав звон разбитого стекла, решил, что это он виноват, поскольку дал таким неподобающим образом волю своему языку.

Повернув голову, Крил увидел, что Чина вскочила на ноги, наряд ее облит горячим чаем, а от чашки остались одни осколки. Однако, судя по тому, что она глядела в ужасе на горизонт, где уже обрисовались верхушки мачт «Ориона», ее выбили из равновесия вовсе не слова капитана.