Великолепная Ориноко; Россказни Жана-Мари Кабидулена

– Говорят, что это масло великолепно, – поделился Жан сведениями, почерпнутыми из его любимого путеводителя.

– Действительно, великолепно, – ответил господин Фелипе.

– А к какой разновидности относятся эти черепахи? – спросил юноша.

– Это Cinosternon scorpioides, – ответил господин Мигель, – панцирь их достигает метра в диаметре, и весят они не менее шестидесяти фунтов.

До сих пор молчавший господин Баринас заметил, что научное название этих скорпиоидов Podocnemis dumerilianus, что, однако, не произвело на индейца ни малейшего впечатления.

– Еще один вопрос, – обратился Жан де Кермор к господину Мигелю.

– Ты слишком много болтаешь, племянничек, – пробормотал сержант, подергивая свой ус.

– Сержант, – улыбаясь, спросил господин Мигель, – зачем мешать вашему племяннику узнавать новое?

– Потому что… потому что ему незачем знать больше своего дяди.

– Согласен, мой дорогой Ментор[75], – ответил Жан, – но вот мой вопрос: эти животные опасны?

– Они могут быть опасны своей многочисленностью, и лучше не оказываться на пути сотен тысяч черепах…

– Сотен тысяч!

– Именно так, месье Жан. Ведь чтобы наполнить маслом десять тысяч бутылей, как это делается ежегодно, нужно не меньше пятидесяти миллионов яиц. А так как каждая черепаха откладывает в среднем сотню яиц, часть которых поедается хищниками, и так как, тем не менее, их хватает еще и на воспроизводство вида, то я полагаю, что число черепах, посещающих эту часть Ориноко, достигает миллиона.

В расчетах господина Мигеля не было преувеличения. Тут появлялись действительно мириады животных. Движимые таинственным влечением, они напоминают, по словам Элизе Реклю, живую приливную волну, медлительную и непреодолимую, сметающую все на своем пути, словно наводнение или снежная лавина.

Надо сказать, что люди истребляют черепах в огромном количестве, и в один прекрасный день вид может оказаться полностью уничтоженным. К великому сожалению индейцев, некоторые отмели, в частности пляжи в устье Меты, уже опустели.

Индеец рассказал, как ведут себя черепахи в период кладки яиц. Начиная с середины марта, примерно в течение трех недель, черепахи бороздят обширные песчаные отмели, выкапывают ямы глубиной до двух футов, куда они откладывают яйца, а затем тщательно засыпают их песком.

Индейцы ценят черепах не только за масло, получаемое из их яиц, но и за их нежное и вкусное мясо. Поймать черепаху в воде практически невозможно, но на суше ее достаточно перевернуть палкой на спину, и она становится совершенно беспомощной, потому что сама не может снова встать на лапы.

– С людьми такое тоже бывает, – заметил господин Баринас, – потеряв точку опоры, они уже не могут подняться.

Очень справедливое замечание, завершившее несколько неожиданным образом разговор о черепахах Ориноко.

Тут господин Мигель обратился с вопросом к индейцу:

– Скажите, вы не видели двух путешественников, плывущих вверх по Ориноко, которые были в Буэна-Висте четыре или пять недель назад?

Жан де Кермор с волнением ожидал ответа индейца, ведь речь шла о его соотечественниках!

– Двух европейцев? – спросил тот.

– Да… двух французов.

– Пять недель назад?.. Да, я их видел. Они провели здесь сутки, и их лодка стояла на том же месте, что и ваша.

– Они были здоровы? – спросил Жан.

– Здоровы. Двое крепких и жизнерадостных мужчин. Один из них охотник, мне бы таким быть. Сколько он подстрелил пум и ягуаров! И карабин у него завидный… С таким оружием не промахнешься, с пятисот шагов попадешь в голову оцелоту или муравьеду!

Индеец говорил с азартом, глаза у него блестели. Он ведь тоже был отличный стрелок и страстный охотник. Но как мог он со своим грошовым ружьем, стрелами и луком тягаться с современным оружием этого француза!

– А его спутник? – спросил господин Мигель.

– Его спутник? О, тот ищет всякие растения, собирает травы, – ответил индеец.

Тут индианка что-то сказала своему мужу на местном наречии, и тот тотчас же добавил:

– Да, да… я ему дал одно растение, очень редкое. Он был так доволен, что нарисовал нас одной машинкой… нарисовал на зеркальце…

– Наверное, он их сфотографировал, – сказал господин Фелипе.

– А вы нам не покажете эту картинку? – попросил господин Мигель.

Девочка встала. Открыв одну из стоящих на полу корзин, вынула оттуда «маленькую картинку» и протянула ее юноше.

Это действительно была фотография. Индеец стоял в своей излюбленной позе, на голове – плетеная шляпа, на плечах – накидка; справа от него – его жена в длинной рубашке, со стеклянными браслетами на руках и ногах; слева – девочка в набедренной повязке скорчила уморительную гримасу, как маленькая обезьянка.

– Я знаю, что они переправились через реку, добрались до Ла-Урбаны, где оставили свою пирогу, и пошли через льяносы в сторону восхода солнца.

– Они были одни?

– Нет, с ними был проводник и три индейца из племени мапойе.

– А с тех пор вы что-нибудь о них слышали?

– Нет, ничего.

Что стало с этими двумя путешественниками, Жаком Эллоком и Жерменом Патерном? Уж не погибли ли они во время своей экспедиции на восток от Ориноко?.. Может быть, индейцы их предали?.. Мало ли опасностей в этих неизведанных краях? Жан знал, что во время путешествия по Кауре господин Шафанжон чуть не пал от руки своих спутников и что он вынужден был убить коварного проводника, чтобы спасти собственную жизнь. Юноша был глубоко взволнован при мысли, что двое его соотечественников, возможно, погибли, как и многие другие исследователи этой части Южной Америки.

К полуночи гроза пошла на убыль. После проливного дождя небо очистилось. Появились звезды, еще влажные от омывшего небесный свод ливня. Блеснул и тотчас же погас метеор, как это обычно бывает, когда воздух насыщен электрическими разрядами.

– Завтра будет хорошая погода, – сказал индеец, прощаясь с гостями.

Ночь обещала быть спокойной, и путешественники решили вернуться в лодки, так как спать на циновках под навесом гораздо удобнее, чем в индейской хижине на полу.

На рассвете следующего дня они уже были готовы покинуть Буэна-Висту. Солнце поднималось над почти очистившимся горизонтом, а ветер тянул с северо-востока, что позволяло сменить шесты на паруса.