Великолепная Ориноко; Россказни Жана-Мари Кабидулена

– Будьте мужественны, дитя мое, – сказал он, целуя Жана, – я буду молиться за вас, и да хранит вас Господь!

Пироги отчалили одна за другой. Дул свежий попутный ветер. Паруса были подняты, пассажиры бросили последний взгляд на Ла-Урбану, лодки двинулись вдоль правого берега, где течение было не слишком сильным.

От Ла-Урбаны до Сан-Фернандо русло Ориноко вытянуто почти по прямой линии. Оба селения, расположенные в излучине реки, находятся примерно на одном и том же меридиане. Так что если ветер не переменится, плавание будет не слишком продолжительным.

Лодки шли с одинаковой скоростью, то гуськом, как шаланды на Луаре, когда фарватер сужался, то рядом, когда ширина реки это позволяла.

Расстояние от одного берега Ориноко до другого достаточно велико, но выше Ла-Урбаны ее русло изобилует песчаными отмелями. Правда, сейчас из-за паводка отмели превратились в острова, покрытые густой сочной зеленью, и пироги лавировали между ними. Острова эти образовывали четыре рукава, только два из которых оставались судоходными в сухое время года.

Когда пироги шли рядом, пассажиры могли переговариваться, и Жан никак не мог уклониться от ответов на вопросы. Речь шла главным образом о поисках полковника де Кермора. Жак Эллок изо всех сил старался подбодрить юношу и укрепить в нем надежду на успех.

А Жермен Патерн, сидя на носу лодки с фотоаппаратом в руках, запечатлевал все, что ему казалось достойным внимания.

Жак Эллок и Жермен Патерн беседовали не только с пассажирами «Гальинеты». Их также интересовала географическая экспедиция господина Мигеля и его коллег, и они с любопытством прислушивались к спорам, повод которым то и дело давали дорожные впечатления. Среди этих троих столь различных по характеру людей наибольшую симпатию и доверие внушал им господин Мигель. Одним словом, между пассажирами «Марипаре», «Гальинеты» и «Мориче» царило доброе согласие, и даже к ворчливому нраву сержанта Марсьяля Жак Эллок относился снисходительно. Однажды у него мелькнула мысль, похоже, не приходившая в голову господину Мигелю и его друзьям, и он не замедлил поделиться своими соображениями с Жерменом.

– Тебе не кажется странным, что этот старый вояка – дядя юного де Кермора?

– Что тут странного, если полковник и он – двоюродные братья.

– Да, конечно, но согласись, что уж очень по-разному сложилась их жизнь. Один – полковник, а другой остался сержантом.

– Так бывало, Жак, бывает и будет.

– Пусть так! В конце концов, если их устраивает быть дядей и племянником, это их дело.

Безусловно, сомнения Жака были не лишены оснований, и в конце концов он решил, что узы родства были выдуманы его попутчиками для удобства путешествия.

Утром маленькая флотилия миновала устье Капанапаро, а затем – Индабаро, которая является всего лишь ответвлением первой реки.

Господин Мигель и Жак Эллок, оба прекрасные охотники, время от времени подстреливали какую-нибудь дичь, и надо сказать, что должным образом приготовленные утки и вяхири приятно разнообразили меню, обычно состоявшее из сушеного мяса и консервов.

Холмы Барагуан подступали к левому берегу обрывистыми утесами. В этом месте ширина реки достигает еще тысячи восьмисот метров. Но дальше, за устьем Мины, устье сужается, и течение становится гораздо более быстрым. Последнее обстоятельство грозило замедлить продвижение пирог. К счастью, свежий ветер мощно надувал паруса, пироги неслись вперед, мачты – просто едва очищенные от коры стволы деревьев – скрипели и гнулись, и к трем часам пополудни пироги прибыли в Тигру. Они прошли мимо, не причаливая, но Жермен Патерн сделал очень удачную фотографию живописного имения господина Марчаля.

С этого момента плавание стало значительно более трудным. К счастью, ветер нужной силы и направления все-таки позволял лодкам продвигаться против течения. В этом месте ширина Ориноко сократилась до тысячи двухсот метров, и ее довольно извилистое русло было усеяно многочисленными рифами.

Мастерство матросов позволило благополучно преодолеть эти трудности. В половине шестого вечера пироги, миновав Рио-Карипо, вошли в устье Синаруко, где и намеревались провести ночь.

Невдалеке виднелся остров Макупина. Деревья там образовывали почти непроходимую чащу. Здесь росли преимущественно пальмас-льянерас[81], листья которых достигают в длину четырех-пяти метров. Местные жители делают из них крыши своих временных хижин, которыми пользуются только в период рыбной ловли.

Пироги пристали к берегу. Господин Мигель и Жак Эллок, надеясь успешно поохотиться, взяли с собой карабины. Здесь жили несколько семей индейцев мапойе. Согласно местным обычаям, женщины скрылись при виде посторонних и вновь появились, только надев длинные рубашки, прикрывавшие их вполне благопристойным образом. До этого на них, как и на мужчинах, была одна набедренная повязка, и лишь длинные волосы слегка прикрывали наготу. Эти индейцы выделяются среди прочих племен, населяющих Центральную Венесуэлу. Крепкие, мускулистые, хорошо сложенные, они отличаются завидным здоровьем и силой.

С их помощью наши охотники проникли в глубь леса. Первыми же выстрелами они уложили двух довольно крупных пекари[82], однако ни одна попытка подстрелить капуцинов[83] не увенчалась успехом.

– Да, об этих не скажешь, что они сами идут в руки, – заметил Жак Эллок.

– Вы правы, к этим обезьянам трудно подкрасться незаметно, – ответил господин Мигель. – Сколько я перевел свинца и пороха – и никакого толка.

– И очень жаль, господин Мигель, так как хорошо поджаренное мясо капуцина – настоящее лакомство для гурманов[84], – сказал Жан.

В книге господина Шафанжона он прочел, что, поджаренное по индейскому обычаю на медленном огне, обезьянье мясо приобретает аппетитный золотистый оттенок и восхитительный вкус.

В этот вечер путешественникам пришлось довольствоваться пекари. Со стороны сержанта Марсьяля было бы в высшей степени невежливо отказаться от мяса, принесенного Жаком Эллоком. Жан поблагодарил охотника, сказав:

– Наш соотечественник говорит, что пекари ничуть не хуже, чем поджаренная на вертеле обезьяна, и даже утверждает, что не ел ничего более вкусного за все время своего путешествия.

– И он совершенно прав, месье Жан, – ответил Жак Эллок. – Что делать, за неимением обезьян можно вполне довольствоваться пекари.

– На безрыбье и рак рыба, – вместо благодарности произнес сержант Марсьяль.

Действительно, эти пекари, называемые на местном наречии «бокирос», были восхитительны, и сержант не мог не признать этого. И тем не менее, заявил он Жану, отныне он намерен есть только ту дичь, которую добудет сам.

– Но, дядюшка, разве можно было отказаться… Господин Эллок так любезен.

– Слишком любезен, племянничек! Но я-то здесь, черт побери! И попадись мне этот пекари, я бы уложил его не хуже господина Эллока.

Юноша невольно улыбнулся.

– К счастью, все эти совершенно ненужные мне любезности кончатся, как только мы прибудем в Сан-Фернандо, и слава Богу!

Пироги отчалили рано утром, пока пассажиры еще отдыхали под навесом. По-прежнему дул северный ветер, а потому Вальдес, Мартос и Парчаль надеялись уже вечером прибыть в Карибен, расположенный километрах в сорока от устья Меты.