Великолепные руины

– Делай сколько вздумается.

– А вдруг ты откажешь? – Он отступил на шаг и поклонился, взмахнув рукой: – Ваша милость! Карета подана!

Дебра сделал книксен и села в холодную машину. Алвис захлопнул дверцу и остался стоять на месте. Дебра включила дворники, фонтан брызг взлетел над лобовым стеклом, чуть не окатив Алвиса. Он отпрыгнул в сторону и пошел к своему драндулету. Дебра с улыбкой смотрела ему вслед.

Ей уже полегчало, и все равно она никак не могла понять, почему так рассердилась на Рона. Неужели просто потому, что он озабоченный злобный придурок? Или ее задели именно его слова? «Любовь всей твоей жизни». Может, и не всей. Может, всей вовсе и не обязательно. Неужели непременно надо держаться за девчачью фантазию? Неужели любовь не может быть мягче, спокойней, нежнее? Неужели ей непременно надо сжигать душу дотла? А может, Дебре просто стыдно за то, что когда-то она обменяла свою красоту на любовь стареющего мужчины? «Ты используешь людей». Продалась за ощущение безопасности и новенькую машину, отказалась от своей любви ради того, чтобы увидеть любовь в его глазах. Может, она и вправду Мэгги. Дебра опять заплакала.

Она ехала следом за машиной мужа, завороженно глядя на красные стоп-сигналы. На Денни-стрит было совсем пусто. Дебра терпеть не могла его тарантас. Такие огромные развалюхи только старики водят. Он мог позволить себе любую машину из салона, а выбрал эту. На следующем перекрестке, когда он встал на светофоре, Дебра притормозила рядом и опустила стекло. Алвис перегнулся через пассажирское сиденье и открыл окно.

– Купил бы ты новую машину, а? – сказала Дебра. – «Корвет», например?

– Не могу. У меня ребенок.

– Можно подумать, дети не любят «корветы».

– Обожают. – Он театрально помахал рукой позади своего кресла. – Там второго ряда нет.

– А ты его на крыше вози.

– Мы что, всех пятерых детей на крышу посадим?

– А у нас будет пятеро детей?

– Я разве забыл тебе сказать?

Она рассмеялась, и ей вдруг захотелось перед ним извиниться. Или просто сказать ему, в тысячный раз, быть может, даже не ему, а себе, что она его любит.

Алвис сунул в рот сигарету и склонился над прикуривателем. Желтый огонек осветил его лицо.

– И хватит цепляться к моей машинке.

Загорелся желтый свет, Алвис подмигнул жене и выжал газ и тормоз одновременно. Мотор взревел, из-под шин повалил дым. В ту секунду, когда зажегся зеленый, Бендер отпустил тормоз и машина прыгнула вперед. Потом в памяти Дебры звук всегда опережал картинку: слева на дорогу вылетает черный грузовик с потушенными фарами. Такой же пьяный водитель решил, что проскочит на желтый. Он врезается в машину Алвиса, сминает ее и тащит через весь перекресток. Долгий, бесконечно долгий скрежет металла. Дебра кричит на той же ноте и продолжает кричать уже после того, как искореженные, слившиеся в одно автомобили замирают на углу.

17. Битва за Порто-Верньону

Апрель 1962

Порто-Верньона, Италия

Паскаль смотрел вслед Бёртону и Дину. По причалу, выкрикивая проклятия, неслась тетя Валерия. Паскалю было нехорошо. Жизнь его раскололась, как упавшее зеркальце, и непонятно, за какой осколок хвататься. Отец с матерью умерли. Амедия с сыном остались во Флоренции. Тетя Валерия совсем сбрендила. Раньше это зеркальце, в котором он видел только свое отражение, закрывало от него реальный мир.

Паскаль догнал тетку уже в воде. Валерия рыдала и ругалась, на посеревших губах выступила пена. Лодка быстро пятилась от причала. Паскаль обнял Валерию за костлявые плечи:

– Tia, не надо, успокойся. Оставь их. Все будет хорошо.

Майкл Дин смотрел на них с кормы, Бёртон в прострации сидел на носу, задумчиво растирая ладонями горлышко бутылки. Жены рыбаков молча наблюдали за этой сценой с берега. Знали ли они, что натворила тетя? Валерия, всхлипывая, прижалась к груди Паскаля. Лодка развернулась, гордо задрала нос и умчалась прочь из бухты, с ревом подпрыгивая на волнах.

Вернувшись в гостиницу, Паскаль уложил тетю отдохнуть.

– Я поступила ужасно, – сказала она.

– Нет, – ответил Паскаль. На тете теперь был смертный грех, но юноша знал, что сказала бы сестре Антония. – Ты помогла ей. Ты сделала доброе дело.

Валерия заглянула ему в глаза и кивнула. Паскаль попытался ощутить присутствие матери, но отель казался пустым. Она покинула его. Юноша вышел на крыльцо. Алвис Бендер сидел за чугунным столиком, пил вино и смотрел на море.

– Как тетя?

– Получше, – ответил Паскаль.

В голове крутились слова Дина. «Все непросто». Паскаль представил, как Ди Морей идет по дороге из Портовенере. Тропинка в горах спускается прямо к станции. Если Ди поднимет голову, то увидит тот самый обрыв, на котором они недавно сидели.

– Алвис, я пойду пройдусь.

Американец кивнул и налил себе еще вина. Паскаль вышел на улицу и захлопнул дверь. Беттина, жена старого Люго, смотрела ему вслед. Юноша не стал с ней заговаривать. Он начал взбираться по ослиной тропе. Из-под ног осыпались мелкие камушки. Позади осталась трепыхающаяся на ветру веревка, ограждавшая его теннисный корт. Идиотская затея.

Паскаль прошел через оливковые и апельсиновые рощи, вскарабкался на уступ, добрался до перевала. Наконец впереди показался бункер, похожий на пустую упаковку из-под таблеток. Паскаль сразу понял, что был прав. Она здесь. Камни и ветки были раздвинуты, открывая спуск в укрепление. Паскаль точно помнил, что аккуратно прикрыл вход, когда уходил отсюда с Ди.

Ветер сердито ударил юношу в спину. Паскаль осторожно переступил с расколовшегося камня на крышу бункера и начал спускаться.

Солнца было побольше, чем в тот день, когда они пришли сюда вместе. Уже перевалило за полдень, и в бункере стало гораздо светлее. И все же Паскаль постоял несколько секунд, привыкая к полумраку. Потом он увидел ее. Она сидела в дальнем углу, прислонившись к стене, свернувшись клубочком под большой кофтой. Ди казалась такой хрупкой на фоне бетонной стены и совсем не походила на то эфирное сияющее создание, которое совсем недавно он увидел в первый раз.

– Как вы узнали, что я здесь? – спросила она.

– Я не узнал. Надеялся, – ответил Паскаль.

Он сел рядом с ней, прямо напротив рисунков. Ди положила голову ему на плечо. Паскаль обнял девушку и крепко прижал к себе. Ее щека оказалась у него на груди. В прошлый раз, утром, солнечный свет падал только на пол. А теперь послеполуденные лучи вскарабкались на стену и осветили все портреты. Три ярких прямоугольника, а в них пять лиц.

– Я собиралась спуститься к гостинце, правда! – сказала она. – Я просто ждала, когда солнце доберется до картин.

– Красиво, – ответил Паскаль.

– Сначала мне показалось, что это ужасно грустно – ведь никто никогда их не увидит. А потом я подумала, если взять эту стену и поместить ее в какую-нибудь галерею, то будет просто пять старых, выцветших портретов. И тогда я поняла: они прекрасны, потому что их место здесь.

– Да, – сказал Паскаль. – Я так думаю.

Они долго смотрели, как пятна света медленно ползут вверх по стене. У Паскаля закрывались глаза. Наверное, это не очень романтично – вот так вот взять и уснуть рядом с красивой женщиной.