Велиная княгиня. Анна Романовна

Владимир повернулся к царевне, опустился на колени и, приложив руки к лицу, воскликнул:

–  Умоляю, Анна, возвращайся в отчий дом! Зачем тебе слепой женолюбец?!

–  Встань, великий князь Руси, - ответила Анна.
– Ты искупил свою вину передо мной тем, что не разрушил Корсунь, родину моих предков, что мой народ не живет здесь в скорбном оскудении, но радуется и хвалит Всевышнего. Встань же, князь, открой лицо. Зачем же я тогда шла через море, если не увижу тебя?

–  Но я тоже не вижу тебя и твоего лица. И не будем лелеять друг друга. Пусть наша встреча сойдет, как степное марево.

Князь встал, по-прежнему прикрывая лицо, одной рукой взялся за подоконник, сделал шаг вдоль стены и так, не отрываясь от неё, торопливо ушел во внутренние покои.

Анна подошла к окну, у которого стоял Владимир, положила руку на то место, которого только что коснулась рука Владимира.

–  Я полюблю этого человека. Он не варвар, а лишь язычник.

За спиной Анны послышались голоса. Она повернулась и увидела священнослужителей с митрополитом Макарием впереди.

–  Благословляю твое прибытие, дочь моя. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь, - сказал Макарий и осенил Анну крестом.
– Да пребудет твое пребывание на земле предков в благости и боголепии.

Анна приняла благословение, склонив голову, и сей же миг порывисто попросила:

–  Владыко, внемли гласу рабы Божьей Анны, сотвори крещение раба Господня Владимира!

–  Как можно, если он не проявил воли?!
– возразил митрополит.
– Ведомо мне, посылал он клятву небу креститься, как войдет в Корсунь. Он здесь. Но прошел уже месяц, а князь и не думает исполнить клятву. Он ищет отроковиц, чтобы потешиться над ними.

–  Но, владыко, ты видел, что Всевышний уже наказал его за вольности, - заметила Анна.
– Где же твое милосердие?

–  Оно не иссякло. Князь прощен за то, что не искал смерти моей дочери Фениты, когда ослеп, - ответил митрополит.

Тогда Анна сказала тоном повелительницы:

–  Идите за мной, архиереи! Боярин Добрыня, веди нас к князю!

Мудрый и многоопытный воевода не переставал восхищаться царевной. Он готов был выполнить любое её повеление, лишь бы она осталась на Руси.

–  Идем, царевна. Пусть княжеский гнев упадет на мою голову, но я отведу тебя в его опочивальню.

Добрыня повел Анну и архиереев на третий ярус дворца, где находилась опочивальня князя, но перед дверью был вынужден остановиться: она оказалась на замке.

Укрывшись от людских глаз в своём покое, двадцативосьмилетний князь всея Руси Владимир год за годом вспоминал свою жизнь, и увидел он её, словно круг, разделенный на четыре части: детство с матушкой Малушей, ссыльной ключницей княгини Ольги; отрочество под крылом строгой и в то же время любящей его бабушки Ольги; княжение в Новгороде - тоже благодатное время, когда его, юного князя, преданно любили новгородцы; и вот четвертая часть круга - великое княжение. Он возмужал, умело правит державой и вместе с этим принес тысячам своих подданных горе и слезы. Сколько семей разбил, лишил супружества, пользуясь своей силой и властью! Сколько юных дев растлил, похваляясь Соломоновым женолюбием, сколько наложниц завел по городам и весям! Ему-то всё было в радость, в утеху. Перун и другие языческие боги надежно защищали его имя. Он был их наместник на земле, такой же алчный, как они, постоянно жаждущий новых жертв-приношений. Сколько крови он пролил ради того, чтобы завладеть приглянувшимися ему женщинами! По его воле гридни и отроки убивали их мужей за то, что те не хотели отдавать своих семеюшек на позор и поругание. А сколько вырастил близ себя жадных до чужбины растлителей, насилующих жен и дев в присутствии детей и родителей! И его боги взирали на все гнусные дела с торжествующим видом, и Перун подкручивал золотые усы. Как глубоко увяз он в пучине дьявольщины!

И закричал Владимир душевно: да что же это за боги, ежели нет в них милосердия к страдающим от насилия и зла! Ежели они попустительствуют ему! А было же ему, великому князю, множество знаков от другого истинно милосердного Бога, когда он покушался на честь и достоинство христианок. Забыл он те уроки, думал, что великому всё прощается. Ан нет, и это доказало последнее содеянное им зло, когда он задумал отнять невинность у блаженной девы Фениты. О, этого урока ему не забыть, до исхода судьбы врубился в память!

«Но чем же искупить вину? Каким подвигом смыть пятно позора? » - спрашивал Владимир с мольбой и болью в груди.

И ответ нашелся. Его принесло воспоминание о бабушке Ольге. Сколько коварства и жестокости было в её натуре, пока пребывала в язычестве. С легким сердцем и хитрой усмешкой на лице она закапывала молящих о пощаде безвинных людей в землю. Как добросердая госпожа приглашала гостей и послов в баню, там сжигала их живьем. Её воины заманивали врагов в ловушки и убивали, как скот. Да было и такое, когда с помощью священных голубей сожгла город, не пощадив ни детей, ни стариков.

Но десять лет чинимых злодеяний канули в Лету, лишь только великая княгиня пришла в лоно православной христианской церкви. Всевышний дал ей время и возможность искупить грехи язычества исполнением многих богоугодных дел. Может, они и не покрыли всех её злодеяний, но искренняя вера во Всемогущего Господа Бога, в Святую Божью Матерь и покаяния, к коим не раз прибегала Ольга, очистили её душу от скверны, и она умерла с улыбкой блаженства на устах. Сие Владимиру было дано узреть, когда её нетленное тело переносили из могилы в княжескую усыпальницу в селе Берестове.

Князь Владимир почувствовал облегчение. И глаза у него уже не так болели, и страдания душевные источались. Теперь осталось сделать последний и отнюдь не самый трудный шаг. Он ощутил, что где-то рядом ждет этого шага царевна Анна. Он не видел её лица, не знал, красива она или нет, но твердо поверил в то, что у неё прекрасная душа. С таким человеком можно прожить долгую и счастливую жизнь, творя добро своему народу.

Вдруг на этом высоком порыве столь отрадных размышлений в дверь опочивальни требовательно застучали, как будто ломились в покой не великого князя, а недостойного человека и татя. В душе Владимира будто ветром смело все благие намерения, и она опалилась гневом: кто посмел тревожить его одиночество! Владимир шагнул к двери, рука потянулась к мечу. Он откинул засов и распахнул дверь.

–  Ну?!
– гневно крикнул он.

–  Не гневайся, князь-батюшка, - услышал он голос Добрыни.
– Мы многажды стучали в дверь и пришли в смятение, нас обуял страх.

Князь молча отошел в глубину покоя, отвернулся к стене, потому как услышал дыхание многих людей, которые входили в опочивальню следом за Добрыней. В сей миг из-за спины Добрыни вышел царьградский митрополит Михаил. Он держал за руку царевну Анну. Подойдя к Владимиру и взяв его за плечо, он повернул князя к себе, положил руку на его голову и сказал властно:

–  Сын мой, Господь Бог повелел мне говорить с тобой и передать его волю. Ты будешь супругом царевны Анны Багрянородной, пройдя крещение в христианскую веру. Вот Анна, вот её рука.
– Митрополит взял руку царевны и тоже положил её на голову Владимира.
– Я соединю ваши руки, как только свершу крещение и миропомазание. Аминь.

Владимир был готов к ответу. И всё-таки медлил произнести первое слово. Анна, стоявшая рядом с князем, внимательно всматривалась в его лицо и поняла, что никогда не видела более прекрасного человека, но не красота князя, а благородство черт княжеского лица, которое не исказил гнев, пленило её. Она вновь подумала, что князь, очистившись от язычества, обретет всё лучшее, что дал Господь этому россу, этому варвару, как не раз называл Владимира её брат Константин. Она тихо произнесла: