Веллоэнс. Книга первая. Восхождение

Голова болела, подташнивало. Юноша, стиснув зубы, встал. Во всем теле

ощущал дрожь и слабость, болезни не чувствовал, просто противное ощущение, что даже рук поднять не может. Здоровяк, присел, протянул лепешку с овечьим

сыром:

– Да, перемял я тебя вчера. Ну да, одевайся. Работа на свежем воздухе сил

придаст, а лежать – в могиле отлежишься.

– Скоро ли, в могилу?

Бакун удивленно хлопал глазами:

– Конечно, скоро. Такие, как ты, долго не живут. Или прибьет кто, или сами

себя… по неосторожности.

От бури не осталось и следа. Под ногами скрипело, заиндевевшие деревья

походили на замеревших белых великанов. Иногда задевал ветку, Авенира

окатывало снегом, он отряхивался и шел дальше. Глаза слепило ярким светом, с

каждым вдохом чувствовал, как свежесть наполняет, колет легкие, в отощавшее, но

жилистое и крепкое тело приходит жизнь. Внутри рождается радость, какой не

испытывал раньше и хочется взлететь навстречу солнцу, расправить крылья, освободиться от земных дел и тяжелого, до боли ненавистного прошлого.

Сознание провалилось в прошлое. Почти год назад Марх оставил его. На

цветущей поляне, оседлав Горисвета, сказал, что не желает слушать бредни

свихнувшегося колдуна и унесся в солнечную даль. Юноша до рези в глазах

всматривался вслед тарсянину, пока тот не превратился в черную точку, которая

бесследно исчезла в окоеме. Сутки сидел в оцепенении, потом на глаза навернулись

слезы, рыдал, уткнувшись носом в траву. Повторял, что нужно быть сильным, что

слезы – удел женщин, а он почти волхв… и снова безудержно рыдал.

Сабельщик был опорой, поводырем и вот… Без роду и племени, не зная

откуда, Авениру оставалось лишь искать Путь избрания. В сердце осталась

предательская рана, она понемногу подтачивает здоровье, убивает тело и разум.

Как вода, пробивающая камень за долгие годы.

– Твоя тв… животинка много дерев унесет?

Бакун нес топор, дышал тяжело, лицо алело, как роковой закат.

– Муравит силен. Ты и железку зря прихватил, можно было только жилы взять.

Авенир что-то нашептал черноголовому. Тот исчез в чаще. Раздался треск, как

будто камнем били о дерево – муравит передними лапами и жвалами терзал

вечный кедр. Вдали что-то надломилось. Послышался шелест – это ветки ломались

друг об друга. Шагах в двадцати оземь ударил ствол. Потом опять – треск, надлом, шелест, удар. И еще. Через полчаса Бакун с Авениром, пыхтя перевязывали деревья

жилами. Руки ободраны о заледеневшую кору, пальцы раскраснелись, горят, изо

рта и нагрудка валит белесый пар.

– Ничего этот твой короед… муравит то бишь, дает. Да столько на всю зиму

хватит. И на следующую тоже. Не думал, что он это… так.

– Я тоже не думал.

Авенир погладил муравита по шее.

– Он как огромный… – акудник замялся, – только телом на медведя

шестилапого похож. И под шкурой пластины костяные. До хаты поедем сверху.

Бакун вытаращил глаза.

– Как сверху? А бревна на чурки кто…

– Да он так во двор утащит. И нас тоже.

– Ну, я в этих магических штуках не смыслю…

– В каких магических? – удивленно переспросил Авенир.

– Ну в этих – чудозвери, защитные круги и такое прочее. Еще скажи, что ты не

маг и отношения к чародейству не имеешь.

– Не совсем так – молвил юноша. Он смотрел на подернутые пленкой глаза

муравита, тихонько сопел, Бакуну показалось даже, что парень заснул с открытыми

глазами.

– Я хорошо обучен, но…

– Но что? – перебил бородач.

– Не прошел воплощение. Понимаешь, там, откуда я, всех с детства учат

колдовству. И в пятнадцать-семнадцать лет основная часть проходит первую битву

магов. Так, между собой, ничего серьезного. Это позволяет наставникам увидеть

способности учеников и определить каждому свой путь.

– А другие, которые не основная часть?

– Особые? Я был в их числе. Такие как мы, бьются в восемнадцать-двадцать.

Три дополнительных года для освоения защиты, выработки силы. Ну, и чтобы дар

подоспел. Но… я сначала проиграл. А потом сбежал. Теперь у меня много знаний, сил защитных – я потому, наверное, и прошел через преграду твоей жены. А от

воплощения убежал и на что способен, не ведаю.

– То есть ты это, как кузнец без кузни?

– Истинно сказал. Все знаю, а молота в руках не держал.

В избе, больше похожей на небольшое становище, пахло мясом. Евлампия

ловко разделала оленя и укладывала сочные куски на сковороду. Жир шипел, дымился, куски покрывались твердой хрустящей коркой. Женщина ловко

перекидывала мясо, добавляла лук, редьку, заливала молоком и лихо замешивала

чеснок с медом.

– Быстро вы что-то. Ну да сейчас уж приготовится. Детки накормлены,

резвятся во дворике.

Авенир наблюдал за готовкой с нескрываемым восторгом. Видом деревенская, а готовит получше Глинтлейских поварих. Те все козырнуть норовят – а ведь нет

лучше для мужчин еды, чем простое мясо. Ну, разве что, мясо с чесноком.

Мужчины сели. Кедровая лавка после заледеневшей шкуры муравита казалась

государевой периной. Евлампия вывалила мясо в таз, брать руками – кому сколько

охота, не у знати, чай.

Юноша протянул руку. Корка хрустела, лопалась, по щекам тек ароматный

сок, запах бил в ноздри. Желудок благодарил хозяина за щедрость и перехватывал

еду еще у глотки, сжигал без устали. Рука ткнулась в пустой таз. На него удивленно

посматривали Бакун с женой.

– Да-а-а, худ как комар, а ешь как Аззар. Взбодрила тебя лесная погулка.

Ладно, закусили, пора серьезно поесть. Ягода, принеси нам еще яств.

Рыжеволосая вспыхнула, вздернула носик, но послушалась. Через минуту на

подносах выплыли жареный гусь, картошка в мундирах и гора салата. На столе