Вендари. Книга вторая

– Мне тоже не нравятся болгарские картины, – сказала Рада. – Да там и нет картин, в основном только иконы.

– А музыка? – спросил Йон, и долго перечислял имена шведских композиторов, таких как Юхан Руман, Карл Бельман, Отто Линдблад, Альфрида Андрее…

– Нет. Ничего подобного у нас нет. Только Емануил Монолов со своей оперой, но это совсем не то, – сказала Рада.

– Зато у вас есть турки, – не очень удачно пошутил Йон, но Рада готова была простить ему все, что угодно.

Их роман продолжался больше года. Клодиу не возражал. Потом Йон Маттссон уехал в Швецию. Он предлагал Раде поехать с ним, но она отказалась. Прощание получилось каким-то неожиданно трогательным, и когда Рада осталась одна, она заплакала впервые за долгие годы. Лежала среди влажных, мятых простыней и смотрела за окно, где начинался хмурый Лондонский вечер.

– Не хочу больше оставаться в этом городе, – сказала она Клодиу.

Он не возражал сменить обстановку. Они ненадолго вернулись в Вену, посетили несколько театров.

– Если хочешь, то можем отправиться в Швецию, – предложил Клодиу.

Рада отказалась. Какое-то время она наслаждалась своей грустью по Йону, бродя в отрешении по театрам и художественным выставкам Вены, потом вдруг оживилась, сказала, что готова переехать.

Так они оказались в Венеции, затем в Милане. Рим поверг Клодиу в тоску о былых временах, когда он жил здесь более тысячелетия назад, и Рада поспешила увезти его из этого города, из этой страны. Они отправились в Барселону. Там они поселились в готическом квартале, недалеко от площади Каталонии. Но и здесь Клодиу сумел найти причины для грусти – остатки римской стены в районе Площади святого Иакова.

– Я такой же, как эта стена, – ворчал Клодиу и упорно отказывался переезжать.

Он приходил к останкам римской стены раз в неделю на протяжении года. Затем, после очередного приступа голода, когда Рада накормила его незадачливыми глупцами, польстившимися на возможность провести с ней ночь, собрал вещи и сказал, что они уезжают в Париж.

– Когда-то здесь жили кельты, – говорил Клодиу, затем вспоминал пришедших в эти края римлян. Вспоминал храмы, возведенные в честь Марса и Юпитера. Вспоминал термы с их купальными залами, сооруженные для водоснабжения акведука, каменные жилые постройки с подвалами, настенной живописью и гипокаустами для отопления. И казалось, ни одна достопримечательность современного Парижа не может отвлечь его от этих воспоминаний.

Рада водила его к Эйфелевой башне. В Лувр, что на правом берегу Сены. Затем в центр – в сады Тюильри, где некогда стоял дворец, уничтоженный парижскими коммунарами. Устраивала поездки в экипаже от площади Конкорд до Триумфальной арки, в недавно открывшийся музей армии, где они увидели коллекцию шляп Наполеона, которые он менял каждый месяц во время своего правления, его генеральскую форму времен Итальянского похода, его саблю из битвы с турецко-египетской армией. Посетили церковь Пантеон, затем собор Парижской богоматери, который был построен, как вспомнил Клодиу, на месте храма Юпитера. Побывали на площади Бастилии у Июльской колонны. Посетили кладбище Пер-Лашез на востоке города, где были похоронены многие известные люди. И в эту же ночь отправились в «Мулен Руж».

Когда шоу закончилось и они шли по бульвару Клиши, Клодиу рассказал Раде об оставшейся в Вене балерине, танцы которой он полюбил и теперь посылает ей свою кровь, чтобы она могла жить столько сколько захочет.

– Ты хочешь, чтобы она сменила меня? – спросила его как-то неожиданно серьезно Рада.

– Нет. С ней все иначе. Мне не нужна она. Только ее танцы… Теперь я знаю, что только танцы…

С тех пор они иногда посещали Вену, чтобы увидеть выступление Саши Вайнер, или ждали, когда она приедет с труппой в Париж. Сами они поселились на улице Риволи, недалеко от «Пале-Рояль». Во Франции Рада узнала о том, что Болгария получила независимость, став государством. Потом была Мировая Война, отступление французских войск к Марне, высадка англичан в Бельгии и вступление русских войск в Восточную Пруссию. Рада не любила политику, но одного она понять не могла – как родина Вагнера, Гетте, Брамса, Йеснера, Мендельсона, Коха и многих, многих других могла начать войну.

Первые месяцы войны Рада без устали говорила об этом с Клодиу, но потом сама устала от этих разговоров и даже ночные клубы Парижа стала выбирать так, чтобы не слышать о войне. И время как-то замерло вместе с фронтом, на который уходило все больше и больше людей. В военные действия были втянуты Италия и Болгария. Рада так и не смогла понять как вышло так, что ее родная страна решила выступить на стороне агрессора, поддержав тем самым терпящую поражение Турцию.

– Да только ради того, чтобы отомстить туркам, она должна была выступить против Германии! – ворчала Рада.

Новый год начался с эвакуации союзных войск Антанты с Галлий-полийского полуострова и Битвой при Вердене. В небе появились американские самолеты эскадры «Лафайет». В начале лета началась битва на Сомме, которая продлилась до поздней осени. К началу следующего года люди уже говорили, что до конца войны осталось немного, что Германия и ее союзники обескровлены, когда перемирие, которое Россия неожиданно заключила с Германией, дало агрессорам еще один шанс. Но уже к середине лета следующего года произошла вторая Битва на Марне, результатом которой стало отступление Германских войск. К октябрю была освобождена почти вся Франция и большая часть Бельгии. К ноябрю войска Антанты освободили Сербию, Черногорию, Албанию и вошли на территорию Болгарии. Известие об этом заставило Раду напиться.

– Хорошо еще Болгары заключили перемирие, – говорила она. – Но, видимо, мало им было почти тысячи лет под турками!

Запой Рады затянулся на пару месяцев, и когда она медленно вернулась к жизни, не особенно помня, где и с кем была в последние дни, оказалось, что война закончилась.

– Мы должны собраться и поехать в Болгарию, – сказала она Клодиу.

Он не стал возражать, но отъезд из Парижа затянулся более чем на два года. Когда они приехали в Софию, город был заполнен русскими эмигрантами, бежавшими от революции в их стране. Многие из них толпились возле построенной незадолго до войны Русской церкви.

– Ну, думаю, это лучше, чем турки, – сказала Клодиу Рада.

Нечто подобное она сказала, когда они увидели выступление местной балетной труппы. Неуклюжей и неопытной, если сравнивать с тем, что они видели в Вене или в Париже. Вся эта страна казалась настолько неуклюжей, что хотелось вернуться в Рильский монастырь, который давал им приют полсотни лет и снова погрузиться в чтение. Но после того, как за плечами остался целый мир, чтения уже было мало.

– Да и не хочу я снова в монастырь, – сказала Рада.

Клодиу согласился. Они не говорили, но каждый чувствовал неловкость от того, что родная страна стала вдруг чужой.

Борясь с этим чувством, они посетят Тырново, Пловдив, Родопские горы… Потом отправятся в Вену, говоря, что им просто нужно отвлечься, но Австрия, разорванная на части после Мировой Войны, была жалким зрелищем в сравнении с тем, что было раньше.

Вена превратилась в главный лагерь социал-демократов. Лишь изредка слышались призывы к возврату правления Габсбургов да выступления Пангерманской партии за воссоединение с Германией, что было запрещено согласно Сен-Жерменскому договору. То здесь, то там вспыхивали акты вандализма, устроенные обнищавшими рабочими. Правда, интеллигенция заявляла, что их духовный уровень от этих трудностей возрос – экономические лишения стимулировали духовность и творческий рост. Открывались все новые и новые культурные заведения.

– Нужно найти Сашу Вайнер, – сказал Клодиу, но в театре, где она выступала прежде, ему сказали, что она уехала в Париж или в Америку – никто толком не знал. Адрес удалось найти благодаря родителям Саши Вайнер, да и те не сказали Клодиу ни слова – ему пришлось прочитать их мысли. – Ненавижу, когда приходится это делать, – признался он Раде. – Человеческий век такой короткий. И когда заглядываешь людям в мысли, чувствуешь себя таким старым…

– Ты переживаешь из-за того, что Саша сбежала от тебя? – спросила Рада.