Вендари. Книга вторая

– Вот как? – Рада смотрела, как он прикуривает.

– Вот. Держи, – сказал Монсон, протягивая ей самокрутку. – Это поможет принять решение.

Рада кивнула, затянулась, вернула самокрутку своему новому знакомому. Он улыбнулся.

– Это хорошая трава. – В его голубых глазах что-то сверкало, искрилось.

Он сделал большую затяжку и поманил Раду к себе. Вязаные перчатки на его руках были драными, обнажая пальцы – Рада заметила это, когда он коснулся ее подбородка, попросил открыть рот и, подавшись вперед, выдохнул густую струю дыма прямо ей в легкие, выждал несколько долгих секунд и поцеловал…

Они проснулись поздним утром в постели Рады. Вернее, проснулась сначала Рада. Долго лежала и смотрела, как Монсон спит. Ему было лет двадцать пять, не больше. Высокий лоб, широкие плечи, сильные руки. Словно почувствовав на себе взгляд Рады, Монсон открыл глаза.

– Хочешь еще? – сонно спросил он.

– Спи. – Рада провела пальцами по его лицу, заставляя закрыть глаза, поднялась с кровати и пошла готовить завтрак.

Три года назад Клодиу настоял на том, чтобы они разъехались. Тогда Рада не понимала, почему он этого захотел. Понимание пришло лишь сейчас. Живи она с Клодиу, то с Монсоном пришлось бы идти в отель, спать на чужой кровати, а утром разбегаться, словно один из них был проституткой. Единственное, чего не могла понять Рада – почему Клодиу не пожелал поселиться где-нибудь поблизости? Почему выбрал район Ричмонд на острове Статен? Ведь он всегда говорил, что древние должны жить в населенных районах, а сам выбрал совершенно противоположное.

Когда просыпался его голод, Рада была вынуждена искать ему жертв в Бруклине, избегая Манхэттена, потому что жила там сама. Как-то раз Клодиу почувствовал одного из своих сородичей, который был где-то рядом. Рада думала, что именно поэтому Клодиу испугался жить на Манхэттене. Хотя своих сородичей он чувствовал и раньше, еще когда они жили в Старом Свете. Тогда они просто спешно собирали вещи и уезжали.

Если верить Клодиу, то его соплеменники были чуть ли не монстрами. Иногда Клодиу нечто подобное говорил и о себе, но Рада не верила, что Клодиу может совершить все то, о чем говорит. К тому же в мире были и куда более страшные люди, совершившие намного больше убийств. Просто Клодиу был бессмертен, а они совершили свои злодеяния за короткую человеческую жизнь. Так что если бы они жили вечность, то Клодиу, возможно, был бы ангелом рядом с ними. К тому же Рада все чаще начинала чувствовать себя таким же монстром, как и Клодиу. Разве она не помогала ему находить жертв? Разве не стала пользоваться машинами для выкачки крови?

Когда жажда подчиняла сознание Клодиу, Рада выходила на ночные улицы, снимала по телефону номер в отеле, где не задают вопросов и не смотрят на тех, кого приводят женщины на ночь, да и не только женщины. Рада одевалась как проститутка, вела себя соответственно. Она уже давно перестала выбирать жертв по национальности. Теперь ее выбор падал на тех, кто выбирал ее ночью на улице. Молодые и старые, толстые и тощие, высокие и почти карлики – она забирала их кровь. Играла роль шлюхи, чтобы привести в отель, и уже там становилась собой. Большинство из них умирали быстро. Они не понимали, что случилось, считая происходящее какой-то игрой. Потом наступала темнота, а их кровь заполняла предназначенные для Клодиу сосуды. Рада переодевалась, выбиралась из номера по пожарной лестнице и ехала к Клодиу.

Он жил недалеко от Моравского кладбище на Тодд-хилл. Квартира была просторной. Жалюзи на окнах почти всегда закрыты. Ему не нравился Нью-Йорк, но он любил балет, а балет в этом городе, особенно после войны, процветал. К тому же в этом городе жила Саша Вайнер. Рада так и не смогла понять суть этих отношений. Даже не отношений. Нет. Обожания. Словно Клодиу отчаянно нуждался в ком-то, кому бы мог поклоняться. Иногда Рада заводила с ним разговор о женских особях его вида, но он говорил, что когда-то их всех убили самцы вендари.

– Ты тоже убивал своих женщин? – спрашивала его Рада. Клодиу качал головой и называл себя нерадивым сыном своего племени.

Когда Рада узнала о баре Боаза Магидмана, она спросила Клодиу разрешения пойти туда. Он улыбнулся и сказал, что знает, кто ждет ее на улице, боясь войти в дом древнего. Это была еще одна слуга по имени Мэйтал. Она сама нашла Раду, когда та пыталась отыскать для Клодиу жертву в Бронксе, решив сменить обстановку Бруклина. Хозяином Мэйтал был древний, который называл себя Гудэхи. Мэйтал клялась, что он рассказывал ей о том, каким было место, где построен Нью-Йорк, десятки тысячелетий назад.

– А мой рассказывал мне о Египте, – говорила Рада.

В тот день, когда они встретились – обе искали жертву для своего хозяина, Мэйтал предупредила Раду, что если Гудэхи увидит ее на его территории, то убьет.

– Ты тоже хочешь убить Мэйтал? – спросила Рада Клодиу.

– Мне все равно, – честно признался он. – У меня никогда не было постоянного дома.

– Может быть, тогда нашим домом станет этот город? – спросила Рада и призналась, что больше не хочет возвращаться в Старый Свет. – Возможно, я даже не хочу больше покидать этот город.

Но прошло несколько лет, и Нью-Йорк остался позади. Началом этому послужило знакомство Рады с Алланом Монсоном. Ночь с бездомным интеллектуалом, затем утро, завтрак. Они разговаривали о Джеке Керуаке, Вильяме Берроузе, Дилане Томасе, Аллене Гинсберге. Много историй у Монсона было о товарных поездах, в которых он несколько раз пересекал страну с востока на запад и обратно. Но что-то во всех этих рассказах было не так. Рада чувствовала это, но не могла понять. Не могла она понять и стремление Монсона познакомить ее со своими друзьями или познакомить его с ее друзьями. Рада отказывалась до тех пор, пока не поняла, что влюблена в него. Тогда они отправились в Гринвич-Виллидж.

В квартире еврейского поэта-гомосексуалиста книг было больше, чем мебели. Она вспомнила писателя-бисексуала, которого встретила когда-то давно на Тауэрском мосту в Лондоне. Поэт, друг Монсона, слушал внимательно и близоруко щурился, пытаясь заглянуть Раде в глаза. Потом какая-то девушка заговорила о «Beatles», и Рада предпочла ретироваться. Они ушли с Монсоном на кухню. Холодильник был пуст, если не считать пакета с молоком. За грязными окнами шумел ночной город. Кран в раковине был сломан, и тонкая струйка воды текла на грязную посуду.

– Ну, как тебе мои друзья? – спросил Монсон.

– Я видела и более странных людей, – сказала Рада.

– Хочу, чтобы теперь ты познакомила меня со своими, – прошептал ей на ухо Монсон. Его пальцы заскользили по бедрам Рады, медленно, неспешно начиная поднимать вверх длинную юбку. – Давай сделаем это здесь, – предложил он.

Рада не ответила, но и возражать не стала. Монсон усадил ее на кухонный стол. Зазвенела пряжка ремня его вытертых джинсов. Рада обняла его за шею. Под шатким столом что-то зазвенело. Монсон смотрел Раде в глаза и улыбался.

– Что смешного? – зашипела она на него. Он покачал головой, но улыбаться не перестал. – Ну и черт с тобой, – буркнула Рада, крепче прижалась к нему. Кто-то вошел на кухню, достал из холодильника пакет с молоком, спросил у Монсона, не видел ли он чистый стакан.

– Сейчас посмотрим, – пообещал ему Монсон, протянул руки за спину Рады, взял со стола стакан, передал вошедшему.

– Спасибо, – сказал тот.

Все это время Рада держала глаза плотно закрытыми, и даже когда они снова остались с Монсоном одни, ей казалось, что кто-то стоит возле холодильника и смотрит на них.