Вендетта

— Ваше императорское величество, — четко проговорил Зиновьев под моим пристальным взглядом.

— Присаживайтесь, Степан Степанович, — я указал ему на стул за столом напротив меня. — Разговор долгий предстоит и сложный, чтобы все это время стояли. — Как только он устроился на стуле, я протянул ему другой документ, который Салтыков приложил к своему письму. — Может быть, вы объясните мне, что это такое?

Статский советник развернул документ и принялся читать. Я же в это время внимательно его разглядывал. Когда он закончил, то отложил его в сторону и поднял на меня недоумевающий взгляд.

— Ваше величество, я не знаю, на моей памяти такое впервые произошло. Обычно владельцы мануфактур как-то сами справляются с подобными проблемами. — В его голосе слышалась явная растерянность.

— Здесь сказано, что братья Болотины обращаются непосредственно к вице-губернатору, с просьбой оказать влияние на их работников, которые все в полном составе отказались выходить на работу, — любезно напомнил я ему только что прочитанное. — Какой мануфактурой владеют Болотины?

— Суконной, — машинально ответил Зиновьев, нахмурив лоб. Ну что же, в этом он действительно подкован.

— Так вот, мне очень интересно, что же такого произошло в суконной мануфактуре, что работники, которые, если мне память не изменяет, в большинстве своем состоят из крепостных крестьян, отказались, а я уверен, что на них воздействовали, в том числе и силой, выходить на работу? — Зиновьев развел руками. Я же продолжал прожигать его взглядом.

— Я не знаю, ваше величество, — растерянности в голосе прибавилось.

— А должны знать, господин пока еще статский советник, — придвинул ему отложенный в сторону документ. — Вы должны знать все, что творится на каждой мануфактуре, и делать так, чтобы не допускать такого! Вы вообще понимаете, насколько это ненормально, когда владельцы мануфактуры обращаются с просьбой к вице-губернатору о выделении им солдат для подавления этого молчаливого бунта! И что они просят затем к каждому работнику применить кнут в качестве наказания, допуска смену кнута на розги для детей! Я так полагаю, что наказанию подвергнуться должны выжившие?

— Ваше величество...

— Господин Зиновьев, как вы думаете, я вообще должен знать о подобных вещах? — он медленно покачал головой. — Почему московский вице-губернатор не придумал ничего более умного, чем написать мне письмо, спрашивая совета, а глава магистрата статский советник Зиновьев вообще ни сном, ни духом о том, что в Москве творится что-то в высшей степени странное?

— Я не знаю, ваше величество, — в который раз повторил Зиновьев. Вот теперь он потерял заметную часть своего апломба и чувства собственного достоинства. Теперь он сидел на стуле съежившись, глядя на письмо Салтыкова так, словно это гадюка, которая случайно заползла в мой кабинет, чтобы сожрать статского советника, который весьма комфортно до этого времени чувствовал себя в должности главы магистрата.

— В общем так, господин Зиновьев. Вы сейчас велите закладывать карету и отправляетесь в Москву, выяснить, что у них там происходит. Более того, вы мне через два месяца положите на стол доклад про каждую мануфактуру, фабрику или завод в Российской империи. Сколько там работников, какого возраста, каковы условия труда и как часто там происходят несчастные случаи, бунты и другие неприемлемые вещи. По каждой, господин Зиновьев, включая даже те мануфактуры, которые принадлежат непосредственно Романовым. Это понятно? — Он только моргал и не мог выдавить из себя ни слова. Ну, я понимаю, что это колоссальная работа, но, черт подери, где-то же такие данные должны быть, вот и потрудись найти, а если не найдешь, то, что поделать, придется как-то изворачиваться. — Кивните, если вам понятно. — Зиновьев медленно кивнул. — А теперь, пошел вон. И молись, чтобы лишиться только должности и званий, если ответы на мои вопросы меня не устроят.

Он вымелся из кабинета, а я устало провел рукой по лицу.

— Разрешите, ваше величество, — я поднял взгляд на Бехтеева и кивнул. — Перед тем, как вызвать господина Зиновьева, я узнал кое-что про его делишки.

— И что же ты узнал? — я откинулся на спинку кресла.

— Вы, скорее всего, не знаете, вас не было тогда в России, но в прошлом году разразился небывалый скандал. Брат Зиновьева — Иван выкрал прямо из лавки брянского купца Кольцова, и держал его подвале своего дома, периодически прижигая пятки раскаленными углями.

— Э-э-э, — я даже растерялся. На меня как-то внезапно родными девяностыми пахнуло. — Зачем он это сделал?

— Чтобы Кольцов передал ему кубышку, конечно, — Бехтеев даже удивился моей недогадливости.

— Отдал? — я прищурился.

— Отдал, — кивнул Бехтеев. — И сразу же начал жаловаться, надеясь добиться справедливости.

— Дай догадаюсь, никто не мог понять, кто же должен заниматься подобными делами и направили в магистрат, — мрачно предсказал я дальнейшее развитие событий.

— Верно подмечено, ваше величество, — Бехтеев сдержанно улыбнулся. — Как нетрудно предугадать, именно Зиновьева назначили разбираться с этим делом. И он так его запутал, что брата даже не арестовали. Теперь же Ванька-злодей ходит гоголем по Брянску, а купцы боятся, что их ждет та же участь, что и несчастного Кольцова. А если он в следующий раз не самого купца умыкнет, а его дочку, которая еще в девка ходит? Кто знает, как он будет измываться над бедняжкой, вымогая у отца деньги.

— Ну, почему же, понятно, как, — я потер виски. И почему я всегда думал, что вот это все плод больного воображения нашего в высшей степени развращенного общества, которое было в состоянии додуматься до похищений и пыток паяльниками? — Спасибо тебе, Федор Дмитриевич, что на многое открыл глаза. Даже в моем путешествии я такого не замечал, а надо было бы заметить.

— Да кто же вам показал бы самые помои, ваше величество? Вы и так много чего увидеть успели, и многое сделать. Вон в той же Туле на вас разве что не молятся ежечасно. — Бехтеев смотрел серьезно. — И доклады подобного рода до августейшей семьи редко доходят, разве что вице-губернатор в связи в предстоящей коронацией настолько растеряется, что по недоразумению великому в письме отпишет.

Я встал и прошелся по комнате. Ну что за дебильная привычка носиться по периметру, когда подумать надо? Такая же неискоренимая, как голову набок клонить, когда нервничаю. Так, как бы я не был занят нашими любимыми англичанами и другими немцами, кое-какие проблемы внутри страны назрели настолько, что тянуть дальше — это подвергать страну глобальному заражению. Демидовы отчитались недавно, что тот эксперимент с крестьянами и рабочими, точнее с их разделением прошел, в общем-то, успешно. Так что нужно немедленно готовить проект для постепенного внедрения подобной практики по всей стране. Также нужно постепенно готовиться к отмене крепостного права, начать с того законопроекта, который я подготовил. Который прежде всего закрепляет крестьян за землей, а не за помещиком, что исключает их продажу и самовольный перевод на другие виды работ по желанию владельца земли и без желания самого крестьянина. Ну и полицейская реформа. То, чего мне удалось добиться при Елизавете, конечно, хорошо, но теперь нужно расширять реформу. Особенно в плане классификации преступлений и выделения следственных отделов. Составим конкуренцию тем же англичанам, которые кичатся тем, что сыщики у них первых появились?

— Федор Дмитриевич, пригласи ко мне Ушакова, Татищева и Воронцова. Они завтра смогут приехать? — похоже, пора перебираться в Петербург, а то я вообще пропущу все на свете. Бехтеев кивнул, быстро записывая поручение на бумаге. Эту привычку он у меня сразу же подхватил и одобрил, потому что она позволяла не надеяться на память, часто дырявую, и точно не забыть запланированное. — Очень хорошо. Тогда на завтра, всех троих. И начинайте готовиться к переезду в Петербург, — Бехтеев бросил на меня быстрый взгляд и встал, отправляясь выполнять поручения. Я же посмотрел на стол и на гору еще не разобранных бумаг, ну их к лешему. Я уже два дня сына с женой набегами вижу. Императорам тоже нужно иногда отдыхать. И я вышел из кабинета, чтобы вернуться сюда только завтра.

Глава 11

— В Миделбурге и Гусе городские восстания, — Олсуфьев поднял голову от доклада, который составлял для его величества и пристально посмотрел на Ван Виста, преданного поклонника Петра Федоровича, буквально боготворившего русского императора, почти так же, как сам Петр по младости лет боготворил короля Фридриха. Адаму Васильевичу стоило некоторых трудов, чтобы отыскать этого восторженного юношу, который, как оказалось являлся одним из директоров бывшей Голландской Ост-Индийской компании. Они присутствовал при том феерическом знакомстве совета директоров с новым фактическим владельцем компании, и ему необычайно понравились методы Петра. Он использовал его в качестве источника информации, но в последнее время начал замечать, что Ван Вист его утомляет.