Венец славы: Рассказы

Но Тэйер, казалось, был искренне рад его приходу: открыв дверь, он радушно улыбнулся, пожал Барри руку и пригласил войти. «Не бог весть что, конечно, но… но я здесь уже обжился и чувствую себя как дома», — сказал он. Мебель в комнате была стандартная, как в любом мотеле, но Тэйер добавил к обстановке одну деталь, оживившую казенную атмосферу: на телевизоре стояла ваза с цветами — свежие розы. Телевизор был выключен. Кровать была застелена блестящим атласным покрывалом цвета морской волны с рыжим лучистым солнцем в центре, на кровати и на каждом из двух обитых винилом кресел было разбросано множество разноцветных атласных подушечек. Барри опустился в соседнее кресло, он тяжело дышал, плечо ныло, натертое сумкой с книгами, которую он таскал на себе битый час. А Тэйер трещал, не закрывая рта: здесь ужасный шум от машин, и в соседних номерах тоже иногда шумят… прогулка пошла Барри на пользу, вон какой у него свежий, какой здоровый вид… может быть, он хочет выпить?… себе-то он только что налил виски со льдом и готовит ужин, он надеется, Барри еще не очень проголодался, потому что, когда у него гости, он готовит очень медленно и все делает тщательно. Барри нехотя взял протянутый ему стакан с виски. Он был поражен чрезмерной жизнерадостностью профессора и его непринужденной болтовней, к тому же он никогда не видел Тэйера так одетым: желтовато-зеленая рубашка с монограммой, ярко-синие расклешенные от колена брюки и сапоги из телячьей кожи с высокими квадратными каблуками.

— Виски?.. Ах да, я вам уже налил, — хлопотал Тэйер. — Вы пока немного отдохните, а я посмотрю, как там у меня дела на плите… я поставил на медленный огонь… наше первое блюдо… чувствуете запах?… это trifolgi con cotechini е lenticchie… [3] звучит как музыка, правда? У меня сегодня с утра прекрасное настроение, я просто счастлив, что все так удачно складывается!.. Вам льда не добавить, Барри? Или хорошо и так?

— Спасибо, все хорошо. — Барри поставил массивный хрустальный стакан на ковер. Надо бы вынуть из сумки блокнот, но Тэйер еще явно не готов к разговору о завтрашней лекции. Он то и дело суетливо забегал в маленькую нишу, где была кухня, бормотал: «Теперь главное не пропустить момент», поглядывал на Барри и смущенно улыбался.

3

трюфели со свининой и чечевицей (итал.).

— Я давно никого к себе не приглашал, — признался Тэйер. Он сел в кресло и придвинул его поближе к Барри. — Ну что ж… значит, завтра ваша лекция, вы, наверно, все еще волнуетесь… мы ведь, кажется, приступаем к «Гамлету»? По программе у нас должен быть «Гамлет».

— «Гамлет»? — переспросил Барри. — Я думал, тема «Шекспир и Стерджес».

— A-а… Шекспир и Стерджес! — Тэйер кивнул. Он потягивал виски, и в стакане бренчали кубики льда; лицо у него раскраснелось, вероятно, от жара плиты, он продолжал поглядывать на Барри и ободряюще, терпеливо улыбался, — Это моя любимая тема… над гением надругались, похитили его неопубликованный труд, а все во имя того, чтобы бессмертную славу обрел другой, более искушенный в интригах, дьявольскиковарный человек… Нет, Шекспир, конечно, тоже был гений, — торопливо добавил он. — Без сомнения. Я преклоняюсь перед Шекспиром. Так мастерски владеть словом!., и все прочее тоже, и вообще… многим нравится… Значит, завтра у вас великий день, и вы, конечно, счастливы? Только подумайте, Барри, завтра ровно в одиннадцать вы торжественно приступите к делу всей вашей жизни!

— Профессор, меня немного беспокоит…

— Ах, эта скромность! Ваше поколение, по-моему, нарочно притворяется таким робким, чтобы сбить с толку всех остальных, а? — шутливо поддел его Тэйер. Он выглядел молодым, энергичным, веселым. А Барри сегодня прозанимался в библиотеке весь день и чувствовал себя вконец измотанным. — Пусть вас ничто не беспокоит, все будет прекрасно… подлить вам еще?… как же так, вы совсем не пьете! Барри, прошу вас, не волнуйтесь, у меня в кабинете есть все материалы для вашей лекции… все, что вам понадобится, даже с избытком… более того, у меня есть неопубликованная монография о взаимоотношениях Шекспира со Стерджесом, целых сто страниц. Умоляю, не волнуйтесь!

Напевая себе под нос, Тэйер снова скрылся в кухне. Днем Барри успел только наспех перекусить в студенческом кафетерии, но это было давно, в двенадцать часов, и сейчас он не знал, хватит ли у него сил продержаться весь вечер. В манерах Тэйера была какая-то излишняя живость, он был чересчур возбужден и суетлив… И материалы для лекции почему-то не здесь, а в его кабинете, в колледже. Барри ничего не понимал. Когда Тэйер, по-прежнему напевая, вернулся в комнату, Барри попытался объяснить, что перерыл множество книг и журналов, но нашел только три статьи по проблеме Шекспир — Стерджес, две из них написаны самим профессором Тэйером, а автор третьей один ученый по фамилии…

— A-а, этот идиот! — Тэйер фыркнул. И протестующе помахал рукой перед самым лицом Барри. — Ради бога, не портите наш вечер. Я ведь уже говорил, я очень давно никого к себе не приглашал… Когда-то у меня была квартира с прекрасной кухней… нормальная плита, четыре больших конфорки… отличный холодильник со второй морозилкой… даже мусоропровод… И вот я здесь, отторгнутый от моей прежней жизни, но, как видите, ничуть не пал духом!.. Барри, сегодня я вам открою одну тайну, никто в университете про это не знает… Дело в том, что я романтик. Да, я романтик, и я сентиментален… я тайком изучаю итальянскую кухню, занимаюсь на кулинарных курсах в Хэмилтоне. Наша группа собирается каждое воскресенье, по утрам. Думаю, вам понравятся результаты… Нет, я вам запрещаю! Сейчас же положите эту кошмарную сумку на место! Сегодняшний вечер наш с вами праздник, Барри, и не будем омрачать его научными дискуссиями. Я мечтал, что мы с вами устроим настоящее торжество, Барри… Объездил весь город, пока, наконец, нашел нужное вино. Мне ведь приходится всюду ездить на такси, я вам, кажется, говорил: я больше не вожу машину. И все-таки я отыскал поистине восхитительное вино, думаю, вам понравится… ну что ж это вы такой бледный, такой изнуренный? Наверно, просто проголодались.

— Понимаете, я немного нервничаю из-за завтрашней лекции, — осторожно сказал Барри. — Ваш курс слушают сто пятнадцать студентов… они все такие эрудированные… и очень придирчивые… Я немного волнуюсь… а если честно, то даже оченьволнуюсь… Пока что я набрал материала только минут на десять…

Профессор Тэйер, посмеиваясь, замахал на него руками, мол, все это пустяки. Потом снова встал и пошел к плите. Барри растерянно озирался: на тумбочке у кровати складной будильник в футляре из крокодиловой кожи показывал 9.30. Половина десятого, понедельник на исходе, а завтра в одиннадцать ему читать лекцию. Хорошо бы профессор угомонился. Но Тэйер в крошечном закутке кухни что-то напевал и весело посвистывал сквозь зубы. Высунувшись в комнату, он посмотрел на Барри и заявил:

— Творческий тандем «профессор — аспирант» очень полезная штука… дает возможность аспиранту учиться на практике, а профессор выступает, так сказать, в роли старшего брата, следит за своим учеником, направляет его и, может быть, даже сам кое-чему учится. Как известно, учиться никогда не поздно… На кафедре еще не пронюхали, что я гурман и кулинар? Я знаю, что в кулуарах про меня рассказывают всякие мерзкие и совершенно абсурдные, просто фантастические истории, но до меня пока не донеслось никаких сплетен насчет моих поездок в Хэмилтон… Вы ничего такого не слышали?

— Нет, ни разу, — смущенно сказал Барри.

Профессор снова принес бутылку и подлил Барри виски.

Стакан был теперь полон до краев. Тэйер подтащил ближе журнальный столик и начал накрывать его на двоих, продолжая возбужденно болтать. От него сильно пахло чем-то терпковато-сладким; Барри вдруг понял, что профессор пьян. Он то и дело забывал, о чем только что говорил, и принимался цитировать сонеты Шекспира.

— «…Трудами изнурен, хочу уснуть… Но только лягу, вновь пускаюсь в путь… Мои мечты и чувства в сотый раз идут к тебе дорогой пилигрима…» [4] Да, это очень красиво и как нельзя лучше соответствует моменту. Прекрасно сказано. И ведь все его собственное,это ведь все — Шекспир!.. Когда он создает свое, а не занимается плагиатом, он действительно велик, это бесспорно. Поистине тончайшее чутье языка… Как же это у него?..

4

Шекспир, сонет XXVII.

Лик женщины, но строже, совершенней Природы изваяло мастерство. По-женски ты красив, но чужд измене, Царь и царица сердца моего. Твой нежный взор лишен игры лукавой, Но золотит сияньем все вокруг, Он мужествен и властью величавой Друзей пленяет и разит подруг. Тебя природа женщиною милой Задумала, но страстью пленена, Она меня с тобою разлучила, А женщин осчастливила она. Пусть будет так. Но вот мое условье: Люби меня, а их дари любовью. [5]

5

Шекспир, сонет XX.

Это тоже его собственное… все, кроме пятой строки, твой нежный взор лишен игры лукавой.Это, конечно, уже Стерджес… но какое нам дело до Стерджеса в такой вечер? Какое нам дело до них всех? Что с вами, Барри? Что случилось?

Барри тупо смотрел перед собой, оцепенев от догадки, которая внезапно пустила в нем корни и была мучительна, как свежая рана. Он часто дышал открытым ртом.

— Барри!..

Барри встал с кресла. Нагнулся за своей сумкой.

— Профессор, я думаю, мне лучше уйти…