Венец творения
Шрифт:
В этот момент в коридоре что-то мелькнуло — там явно кто-то был! Женя спустилась на одну ступеньку, желая рассмотреть, кто же именно. А потом вдруг почувствовала, что ее нога едет, потому что она наступила на шуруп, который сама же туда запульнула.
Евгения взмахнула руками, видя нависший над ней, зажатый в собственной руке нож. Не хватало только упасть на него и…
А затем она полетела вниз. Все случилось так быстро, что она ничего не успела понять. Затем в спине вспыхнул пучок разрастающейся боли, а Женя увидела, что из темноты подвального коридора к ней что-то бросается — что-то страшное, мало похожее на человека,
Женя распахнула глаза и увидела перед собой лицо Артема. Евгения тяжело вздохнула, понимая, что ей привиделся кошмар — не более того! И не было никакого незваного гостя из подвала, падения на лестнице, жуткого урода, надвигавшегося на нее…
А потом Женя поняла, что находится отнюдь не в своей кровати. И не в кухне. И уж точно не в подвале. И вообще не на Мухиной даче.
— Женюсик, милая моя детка, ты пришла в себя! — вскричал Артем, крепко сжимая ее руку. Женя с удивлением отметила, что у него от слез блестят глаза. Ее муж плакал? Но почему?
Появилась докторша, а вслед за ней в палате — а она в самом деле была в больничной палате! — показалась и Калерия Ильинична Убей-Волк.
— Женечка, вы нас так напугали! — провозгласила она, суя ей под нос огромный букет из разноцветных роз. — Как вас угораздило сверзнуться с лестницы?
Артем быстро произнес:
— Не время сейчас выяснять такие пустяки, Калерия Ильинична! Важнее всего, что Женюсик пришла в себя! Доктор, скажите, с ней все будет в порядке?
Доктор качнула головой, потом, подойдя к Жене, достала что-то, посветила ей в глаза, оттянув веки, велела показать язык, а потом измерила давление. Зашла медсестра, которая принесла несколько листков. Докторша, просмотрев их, стала щупать Жене то руку, то ногу, крутить голову в разные стороны и заставила несколько раз сесть на кровати, а затем снова лечь.
— Не томи же, Маша, скажи, чего нам стоит опасаться! — прервала молчание директриса.
Докторша, явно недовольная тем, что ее прилюдно называют на «ты» и Машей, заявила:
— Ну что же, могу вас успокоить, за исключением пары синяков, травм нет. Анализы тоже хорошие. Даже очень хорошие…
— Так, может быть, внутричерепная гематома? — предположила всезнайка директриса. — Маша, надо делать МРТ! Или старый добрый рентген…
Развернувшись к Калерии Ильиничне, Маша рявкнула:
— Кто здесь завотделением, Каля, ты или все же я? Возьми стул, сядь в угол и помолчи! Иначе придется попросить тебя покинуть палату! Ты же не родственник пациентки, а так, сбоку припека.
Эта тирада ошарашила директрису, она беспрекословно взяла стул, поставила в угол и опустилась на него, ничего не говоря. Только ресницы у нее трепетали, а уголки губ дрожали.
— Сейчас вас осмотрит коллега, заведующий неврологическим отделением. И тогда мы решим, что делать!
Энергичный бородатый тип, первым делом почтительно поздоровавшийся с восседавшей на стуле директрисой, осмотрел Женю, сделал ряд тестов, а потом хохотнул:
— Отлично, отлично! До свадьбы, как говорится, заживет. Хотя, как понимаю, свадьба у вас уже место имела! Ну, так до следующей, в наши-то времена все просто: женился-развелся! Я так уже четыре раза делал!
— Попов, ты нам про свои матримониальные пертурбации не докладывай! Тебе надо было жениться тогда на Петровой из десятого «В» — до сих пор бы по струнке ходил! Скажи лучше, как же МРТ? — все же влезла в разговор директриса. Завотделением был, как выяснилось, когда-то ее учеником. И с доброй улыбкой он пояснил:
— Нет, с учетом ситуации, не стоит. Все рефлексы в норме, но вы правы, ничего исключать нельзя, поэтому предлагаю, чтобы пациентка провела эту ночь у
нас. А что касается Петровой, уважаемая Калерия Ильинична, то вы тут в корне не правы. У нас с ней был роман, но…Артем, не отпуская руки Жени, воскликнул:
— Что значит — с учетом ситуации? Что вы от нас скрываете? У моей жены какие-то внутренние повреждения? Почему вы ничего не предпринимаете? Я тотчас организую доставку в лучшую столичную клинику…
Оба заведующих переглянулись, Артем, чье лицо побледнело, вскочил, вытаскивая из кармана мобильный:
— Женюсик, я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось…
Проявлявшая признаки беспокойства Калерия Ильинична заявила:
— Попов, Маша, что вы от нас скрываете? Чего молчите? Попов, живо говори! Иначе мне придется всему миру поведать, за каким постыдным занятием я тебя тогда в ленинском уголке застала…
Доктор Попов, кашлянув, заявил:
— Ничего не помню, ничего не помню! Не было, не было! Уважаемая Калерия Ильинична, не суетитесь. И вы, достопочтенный супруг, тоже, причин для волнения нет никаких. А есть причины для радости и веселья!
Он взял у коллеги результаты анализов и, улыбаясь во всю бороду, произнес:
— Когда вас, уважаемая Евгения Михайловна, к нам доставили, причем в бессознательном состоянии, да в компании с вашим резвым супругом, не в обиду ему будет сказано, то мы тотчас сделали ряд анализов. Спешу успокоить — падение вам серьезного вреда не нанесло, что, с учетом определенных обстоятельств, более чем отрадно. Отрадно и то, уважаемая Евгения Михайловна, что вы в отдаленном, но с каждой секундой приближающемся будущем станете мамой! А вы, уважаемый супруг, папой!
Женя вздрогнула, чувствуя, как Артем инстинктивно сжал ее ладонь, начиная глуповато улыбаться. Калерия Ильинична вскочила со стула и приоткрыла рот.
— Да, анализ крови однозначно показал: вы беременны, Евгения Михайловна! С чем вас и поздравляю! Я не специалист, но думаю, что примерно четыре-пять недель. Что скажете, коллега?
Артем, хлюпая носом, стал целовать Женю, директриса издала триумфальный клич, даже чопорная заведующая скупо улыбнулась.
И только сама Евгения, положив руку на живот, в котором помещался ее с Артемом ребенок, поняла, что зачала его во время бури, когда они так страстно, по-животному, любили друг друга.
И не исключено, и родит ребенка тоже в бурю. Так, как это и предписано правилами ритуала.
Ритуала появления на свет ребенка сатаны. Ребенка, который будет стоить ей жизни. И случится это все на Мухиной даче!
Дневник Евгении Аксентьевны Рыбкиной, годы 1913–1914
«13 марта 1913 года. И снова мистика цифр. Дата какая-то бравурная, словно Марсом околдованная: 13. III. 13. Миновало уже семьдесят два дня с момента кончины мамочки. Именно она приучила меня вести дневник, именно она купила и подарила мне эту тетрадь в зеленом бархатном переплете! Подарила на мой последний день рождения… Уже тогда она была слаба, ибо доктор сказал, что надежды мало. И что надо ехать в Вену или Берлин к тамошним специалистам. Но что и они, вероятно, ничего поделать не смогут, ибо болезнь уже слишком запущена. Резекция обеих молочных желез ничего мамочке, кроме страданий, не принесла. Ибо cancer [2] , эта коварная болезнь с животным именем, уже успел пустить свои клешни по всему телу моей мамочки.
2
Рак (лат.).