Венецианская блудница

Дышать? А зачем ей вообще дышать, если не бьется сердце Лоренцо? Он умер только что, и душа его еще вьется над телом. Если Александра не станет медлить, она еще успеет догнать его, и тогда их души сольются, как сливались тела, и вместе предстанут перед богом. Наверное, он не будет так жесток, чтобы разделить их. Если их дальнейший путь принадлежит аду, Александра готова и на это, лишь бы…

Мысли путались; путались пальцы, спускавшие с лица мокрую пелену. Но внезапно что-то теплое прилегло к ее заледенелым рукам.

Александра подняла помутневший взор.

Чезаре! Его руки! Лицо у него так же прикрыто влажной тряпкой, как у нее, из рассеченного лба сочится кровь, а в глазах сверкает решимость, и он резко качает головой, как бы браня Александру за готовность сдаться смерти.

Ясность вернулась к мыслям. Александра поняла свою оплошность: надо было сначала открыть окно, выбросить из огня ядовитые угли, они ведь тлеют, источая смертоносный аромат!

Чезаре понял ее с полувзгляда: вскочил, схватил кочергу. Зазвенели разбитые стекла, огоньки покатились по полу. Прикрываясь рукавом, он заплясал по ним, и через минуту у камина валялись только черные угольки, а Чезаре вернулся к Александре и, схватив за плечи своего господина, потащил его с силой, которую трудно было даже предположить.

Комната казалась бесконечной, и все-таки даже она кончилась!

Оказавшись в другом зале и наглухо заложив двери в отравленные покои, Чезаре и Александра кинулись отворять окна, потом сорвали свои маски и, от волнения даже не ощутив свежести ночного воздуха, вернулись к Лоренцо, открыли его мертвенно-бледное лицо.

При виде черных кругов под глазами и побелевших губ Александра заломила руки.

Чезаре тоже едва сдерживал рыдания. Казалось, он только сейчас понял, что его господин умирает, если уже не умер, и лицо его заволокло такой же мертвенной бледностью.

– Что?.. Что?.. – прошептал он, не в силах справиться с голосом, и глаза его, обращенные к Александре, были сплошь залиты чернотой нерассуждающего ужаса.

Но кто-то должен был не терять сейчас головы! Пришлось этим «кем-то» оказаться Александре.

– «Негр» принес письмо, Лоренцо сжег его – и захлебнулся ядовитым дымом, – скороговоркой пробормотала она, чтобы Чезаре понял, что произошло.

– Это никакой не негр, – простонал Чезаре, – это был…

Он поперхнулся, увидев, как вспыхнуло лицо Александры. «Захлебнулся!» Вот оно, слово! Теперь она знает, как спасти Лоренцо. Он вдохнул ядовитый дым, как пловец нечаянно вдыхает воду. У него в груди дым… как вода!

Александра видела однажды, как откачивали утопленника, и теперь, сорвав с плеч докучливый халат и оставшись в одной рубахе, она закинула голову Лоренцо и принялась с силой сводить и разводить его руки. Но через минуту, а может быть, и час Александра лишилась остатков уверенности, что все делает правильно. Лоренцо не вздыхал, не вбирал свежего воздуха, и если из его полуоткрытого рта и выходили ядовитые испарения, то сам дышать он не мог.

Александра прижалась губами к его шее, пытаясь уловить биение пульса, но губы ее дрожали, она ничего не могла понять. Взглянула на Чезаре – и поняла, что от него не будет толку: закрыв глаза и сложив руки, он молился жарким, неразборчивым шепотом, являя собой символ безнадежного отчаяния.

«Боже! – взмолилась и Александра. – Помоги ему! Дай ему вздохнуть!»

Она готова была собрать в горсти, схватить в охапку весь воздух, который только был в мире, втолкнуть его в грудь Лоренцо… но как? Все, что она может, это отдать ему свое дыхание.

Безотчетно прижала к его губам – выдохнула. Набрала воздуху еще – еще выдохнула. Еще, еще… И снова, снова, снова!

Голова у нее кружилась, звенело в ушах, губы онемели, и она даже не сразу поняла, что происходит, когда губы Лоренцо дрогнули под ее губами – и приоткрылись, словно отвечая на поцелуй.

Александра резко отпрянула, освобождая его грудь, к которой невольно припала, впилась взглядом в его лицо.

Губы приоткрывались все шире, жадно глотая воздух. Он дышал, дышал!

– Синьор! – рыдая, выкрикнул Чезаре. – О мой синьор!

Лоренцо открыл глаза, и его тусклый взгляд был несколько мгновений невидяще устремлен на Чезаре, прежде чем осветился каким-то живым выражением, а губы тронула улыбка.

Александра тихо всхлипнула от счастья, и Лоренцо перевел взгляд на нее. Теперь он уже смотрел осмысленно, и мыслью этой было удивление.

Да! Удивляться и впрямь было чему!

Александра вдруг осознала, как она выглядит: плечи голые, грудь просвечивает сквозь тонкое кружево, косы змеятся по плечам, рубаха оборвана так, что не закрывает коленей, которыми… матушка Пресвятая Богородица… которыми Александра сжимает бедра Лоренцо, ибо даже не заметила, как вскочила на него верхом, чтобы удобнее было возвращать ему дыхание.

Ей бы слезть или хоть грудь прикрыть руками, но она не могла шевельнуться, могла только смотреть в его внезапно посветлевшие глаза.

– Что вы делаете, синьорина? – спросил он голосом еще слабым, но уже окрашенным привычной насмешливостью.

«Люблю тебя!» – чуть не сказала Александра. Но прикусила губу, испугавшись этой очевидной истины.

21 История синьора Байярдо

И тут разом силы кончились у всех. Лоренцо уронил голову, лицо его опять побледнело. Александра вдруг так устала от всех этих потрясений, а пуще – от стыда, что только и могла неуклюже сползти с Лоренцо и обмякнуть в углу, пытаясь прикрыть голые ноги полою рубахи. Чезаре тоже выглядел едва живым, однако именно ему пришлось звать слуг. У всех пятерых, не больно-то скоро явившихся на зов, был такой заспанный вид, что стало ясно: они и слыхом не слыхали ночной суматохи.

Лоренцо унесли, Чезаре побрел за ним. Александра почти сразу нашла свою комнату (то есть она вернулась в нее, как сбежавшее, но избитое животное возвращается в клетку, потому что там оно было в безопасности!) и тупо села на край стола: ни ложа, ни кресел здесь почему-то не было.

Ее еще мутило от ядовитого дыма, болели руки, все тело… но что это было в сравнении с болью в сердце! Самое ужасное, что она сказала Лоренцо правду. С изумлением заметила Александра, что в два-три дня привязанность к этому человеку завладела всем ее существом, и печальная прелесть ее новой жизни уже прикрыла прошлое легким кружевом забвения.

«Печальная прелесть!» Александра схватилась за голову. Да что себе-то врать? Никакая не печальная прелесть, а лютая страсть приковала ее к Лоренцо: мгновенно и неотрывно. Она не могла сказать, что сильнее сейчас в ее сердце, любовь или ненависть, ибо ненавидела его так же пылко, как любила и желала. Сердце говорило ей: не доверяйся ему, он чужой тебе, он коварен, жесток, вероломен и непостоянен – и то же сердце шептало: и в массе зла всегда таится частичка добра, не надо только закрывать на нее глаза.