Венецианская блудница
Шрифт:
– Вот видите! Он, этот каналья, узнал меня! – торжественно завопила Розина, и моментально белый колпак был сбит с головы «мага». – Посудите сами, – обратилась Розина за сочувствием к толпе, – бросил меня с тремя детьми без всякой помощи, одну, а сам бегает, мошенничает, обманывает народ.
– Это, это… я, ты… – забормотал было маг, но все внимание уже было приковано к несчастной Розине.
– Волшебных попугаев выдумал. Обезьяну эту самую у нашего padre украл. Мальчишку, сына соседки, свел за собою… Баттиста! Ну тебе-то что здесь надо?!
Все! Толпа мгновенно дошла до неистовства. Она ободрала с обоих «магов» их павлиньи перья и погнала по
Вокруг хохотали. Слышались соленые словечки в адрес тех синьорин, которые купились на шарлатанство Луиджи. И вдруг…
– Вот же пся крев! – восхищенно воскликнул кто-то рядом с Александрой, и она замерла, словно ее пригвоздило к месту молнией.
Эти слова. Этот голос! Да нет, не может быть…
Она скосила сколько могла глаза. Нет никакого пана Казика рядом: только толстенький монах с лицом, укрытым капюшоном, которого она уже не раз видела сегодня. И однако именно из-под этого капюшона прозвучало незабываемое «пся крев»!
Так, интересно… но ведь монахов было два. Один толстый, другой… другой худой, подвижный. А если он заговорит, не окажется ли его голос самым гнусавым голосом в мире?
Александра не могла шевельнуться.
Да, можно не сомневаться: Чезаре следит за ней! Зачем? Его послал Лоренцо?
«О нет, не обольщайся!» – с презрением сказала она сама себе. Если бы Чезаре хотел вернуть ее, он не стал бы таиться. Ее отпустили, чтобы следить за ней. Чтобы она привела их… ну да, к Бартоломео Фессалоне, в его тайное убежище.
Ну что ж, Чезаре придется долго за нею ходить, поскольку она совершенно не знает, где скрывается приемный отец Лючии. Пусть следят, коли есть охота!
И, смерив толстого монаха презрительным взором, Александра неторопливо, не таясь зашагала к Пьяцетте, где уже пооткрывались все лавки.
23
Невольницы и жеребцы абиссинской императрицы
Пройдя Пьяцетту, Александра поняла, что убила здесь не меньше трех часов, разглядывая излюбленные венецианками жемчуг, зеркала, дивные, тончайшие в мире кружева, сукна, разные шелка, золотые изделия, полотна, разноцветные ленты, парчи, серебро, брильянты… Все было выставлено на продажу, все представляло зрелище неописуемое!
Чувствуя себя несколько ошалевшей, Александра огляделась. Она уже давно потеряла своих преследователей – не обнаружила их и сейчас. Может быть, пытка дамскими радостями, тряпками и побрякушками, сломила их? С другой стороны, монахи, переходящие из одной людной лавки в другую, – зрелище, мягко говоря, необычное. Возможно, они затаились где-то за углом, высматривают жертву.
Александра резко свернула в первый же проулок – и тотчас поняла, что Пьяцца и Пьяцетта – еще не вся Венеция.
Стоило немного отойти в глубь от Сан-Марко, и город неузнаваемо изменился. Узкие переулки глядели молча, затаенно. Шаги прохожих были здесь редки.
Узкий канал вел мимо старого здания, на стене которого отчетливо различим был барельеф: человек в чалме ведет верблюда. Возможно, это приземистое строение без окон служило складом товаров для восточных купцов? Александра не удержалась – погладила верблюда по его надменной морде и пошла дальше.
Солнце весело лучилось на зеленых волнах всякой поросли, перекинувшейся со стен дворцов к тихим водам маленького канала. Вода странно приковывала и поглощала все мысли и звуки, и глубочайшая тишина ложилась на сердце.
Александра остановилась на мостике через узкий канал
и задумалась, уйдя взором в зеленую зыбь отражений.Единственным путем можно заслужить прощение и даже признательность Лоренцо: найти бумаги Байярдо. Но где? Как? И даже в случае невероятной удачи это будет прощение и признательность для Лючии. А что достанется Александре, кроме еще одной ночи, после которой сердце ее будет разбито, ибо оно не нужно Лоренцо. Ему нужно только тело… тело Лючии!
Александра в отчаянии стиснула виски. Ох, она запуталась, безнадежно запуталась в бесчисленном множестве отражений: Александра – Лючия – Александра… Чудилось, она глядится в осколки разбитого зеркала, находя в каждом свой образ – всегда новый, всегда неузнаваемый.
Нет, надо уехать. Зачем ждать вечера? Покинуть Венецию прямо сейчас, пока сердце еще не разлетелось тысячью осколков, в которых запечатлено одно и то же лицо с холодными глазами и насмешливым ртом… Лоренцо. Ох, боже мой, Лоренцо!..
Александра прижала руки к горлу, подавляя стон.
– Вам помочь, прекрасная синьорина? – раздался рядом высокий мальчишеский голос.
Александра повернула голову – и вытаращила глаза, увидев того самого мальчишку с Эрберии. Он что, тоже следил за ней?!
Но мальчишка смотрел с таким откровенным восторгом, что на него как-то не получалось сердиться.
– Осмелюсь сказать, синьорина, вы прекрасны, как сама любовь, и такая же печальная, – внезапно изрек он, и это выражение, вполне достойное пера Тассо, Ариосто или Данте, заставило Александру вновь вытаращить глаза. Правду говорят, что в Италии все поэты!
– Ну и ну, – усмехнулась она. – Спасибо на добром слове. Только не знаю, принять ли это за комплимент.
Мальчишка озадаченно свел брови. Пожалуй, он не привык к философским спорам. Complimento или есть – или его нет.
– Ну… не знаю, – туманно ответил он. – Это уж как вам будет угодно. Мне велел это сказать он.
Сердце Александры замерло.
– Велел сказать… он ? – переспросила она глухим голосом. – Кто?..
– Он , синьорина, – с жаром повторил мальчишка. – Почтенный, прекрасный и очень щедрый синьор. Он послал меня следить за вами. Кстати, за вами следят еще двое бездельников-монахов, вы знаете? – вставил он вскользь, а потом продолжил, приняв весьма патетический вид: – Он сказал: синьорина, мол, сама не знает своего счастья. Убежала, а от себя не убежишь. Он зовет вас вернуться к счастливому прошлому и вспомнить… – Тут мальчишка на миг сбился со своей скороговорки и возвел глаза к небу: – Вспомнить, что fortes fortuna adjuvat. Да, вот так, именно: fortes fortuna adjuvat! – торжественно повторил он.
– Смелым помогает судьба! – Александра восхищенно смотрела на мальчишку, забыв, что классическая латынь все-таки дается итальянцам много легче, чем другим народам: – Лихо ты запомнил!
– Ну да! – Он задрал было нос, но тут же смущенно признался: – Там было еще что-то насчет quarenda и virtus [48] , только я забыл.
Александра задумалась, пытаясь вспомнить подходящее по смыслу латинское выражение, но мальчишка отмахнулся:
– Да ерунда все это! – показав, что он все-таки не чужд философии. – Главное – fortes fortuna adjuvat!
48
Денег добродетели (лат .).