Верь мне

Хватаю ее и сразу же поднимаюсь. Верхний свет выключен, но все эти гирлянды и лампочки освещают путь, словно прожектора. Так что добираюсь до прихожей без проблем.

Накидываю пальто и выхожу на крыльцо, которое, к моему удивлению, оказывается на добрую половину в снегу. Смотрю на свою заниженную тачку и понимаю, что домой сегодня вряд ли попаду.

«Блядь… Завтра нужно быть в офисе… Вот какого хрена?» – сокрушаюсь, вставляя сигарету в рот.

Ладно. К черту. Не буду раньше времени париться. Утром же по-любому будут чистить. Успеется.

Поежившись, подношу к кончику сигареты зажигалку. Чиркаю и после небольшой паузы, которая таит в себе самое примитивное предвкушение, с кайфом затягиваюсь. Пиздец, но когда первая порция никотина поступает в легкие, я реально едва давлю стон удовольствия. Аж потряхивать начинает, пока удерживаю этот гребаный яд в себе.

На второй тяге реакции повторяются. Я резко хмелею. Голова кругом летит. Кровь сгущается и принимается бурно носиться по организму.

Но все это херня против того, что я чувствую, когда во двор въезжает Чарушин, и я вижу на заднем сиденье его внедорожника Соню.

48

Почему ты здесь?

Игнорирую его. Это кажется самым правильным решением после того, как Георгиев вел себя во время нашей последней встречи. Если он желает вычеркнуть меня из своей жизни, я ему в этом препятствовать не собираюсь.

Здороваюсь с ним, когда выходим из машины.

– Привет, – выдаю ровно, глядя сквозь него.

Сердце вовсю тарабанит в груди. Выражая бесконечную тоску, молит впиться в Сашино лицо отчаянным взглядом. Но я ведь понимаю, что так нельзя. Будет хуже.

­– Привет, – звучит его приглушенный ответ.

И на этом все.

Спешу за Лизой в дом, чтобы сразу же пройти в одну из спален и помочь ей раздеть малыша. Он уже негодует, требуя грудь. Пока я снимаю с него верхнюю одежду, сестра скидывает все лишнее с себя.

– Боже мой, Боже мой… – смеюсь, едва справляясь с крупным, юрким и невероятно сильным карапузом. Своей вертлявостью он буквально выкручивает мне руки. – Сейчас, сейчас… – бормочу, прежде чем передать эту юлу Лизе.

Она оттягивает майку и дает сыну грудь. Он тотчас обхватывает ее губами и принимается жадно, с какими-то урчащими звуками сосать.

Обмениваемся с сестрой взглядами и смеемся.

– Ну и аппетит, – комментирую я.

– Да, с этим у нас проблем нет… – ласково воркует над сыном Лиза.

Я улыбаюсь и на мгновение замираю, любуясь ими.

Не то чтобы меня умиляли дети… Просто очень счастлива за сестру.

– Ладно. Пойду тоже разденусь.

– Сонь… – окликает меня Лиза, когда я уже берусь за ручку двери. Оборачиваясь, принимаю тот самый обеспокоенный взгляд, который уже просто устала на себе ловить. – Я не знала, что Саша будет сегодня здесь. Прям дежавю… Эта дача притягивает разбитые сердца.

– Ну какие разбитые сердца?..

Хочу поспорить, но голос срывается. Ненавижу врать.

– Все нормально? – тут же расстраивается сестра.

По лицу вижу, что будет переживать и накручивать себя. Поэтому стараюсь максимально сбавить этот накал.

– Конечно. Все в порядке, – заверяю с легкостью, которой и сама удивляюсь. – Мы ведь не враги. Как бы там ни было, я рада видеть Сашу. Рада, что у него все хорошо. Это главное.

Выбегаю из спальни до того, как Лиза пожелает еще что-то спросить. И быстро иду в сторону маленькой комнаты, в которой ночевала на даче Чарушиных в прошлый раз. Убеждаюсь, что не ошиблась, когда вижу у шкафа свою дорожную сумку. Артем, как и всегда, позаботился о моих вещах. Не могу не радоваться, что нет нужды выходить за ними на улицу.

Скидываю куртку, которую из-за Кирюхи просто не успела снять в прихожей. А за ней стягиваю свитер и джинсы. Прячу все в шкаф и надеваю мягкий домашний костюм. Собираю волосы в хвост и, не давая себе времени на рефлексию, так же спешно покидаю комнату, чтобы сразу же отправиться к Лизиной свекрови на кухню. Готовку я, как бы странно это ни было, так и не полюбила, даже с открытием своего кафе. Но мне стало нравиться кормить людей и видеть на их лицах довольные улыбки. Да и пока сестра занята малышом, считаю своим долгом заменить ее.

– С чем вам помочь? – спрашиваю у Тёминой мамы сразу после приветствия.

– Ой, Солнышко, если можешь, вот этим салатом займись, – указывает на разложенные по столешнице продукты.

– Руккола, фета, помидоры черри, перепелиные яйца… Это понятно, – проговариваю для ясности. – А что с баклажаном?

– Очисти от кожуры, порежь на небольшие треугольные кусочки, посоли и минут через пятнадцать обжарь на масле.

– Окей. А чем заправлять?

– Заправку я уже сделала. Та, что с горчицей, – указывает на одну их стеклянных чаш.

– Супер! – выдыхаю с улыбкой. – Приступаю.

Пока занимаемся каждая своей работой, Татьяна Николаевна расспрашивает меня про дела в кафе. Охотно делюсь, рассказывая про успех, который имело наше праздничное меню накануне и в день самого Рождества.

– А сейчас? У вас выходные?

– Нет. Кафе продолжает работать. Для французов ведь главный праздник уже прошел, а Новый год – это уже так… В общем, сотрудники на работе. Анжела Эдуардовна за главную. Да и не скучно ей сейчас… Она пригласила в Париж Сашину маму и Тимофея Илларионовича, – пытаюсь произнести это ровным тоном. И вроде бы мне это удается, но жар, который я чувствую на своих щеках, все-таки выдает смущение.

– О, – протягивает Татьяна Николаевна. – Надо же… А ты не была против?

О наших сложных отношениях с Георгиевой все, конечно же, знают.

– Нет. Наоборот. Это решение позволило мне прилететь на часть праздников к вам в Одессу. Иначе бы я не смогла оставить Анжелу Эдуардовну. Да и… Думаю, после всех событий Людмиле Владимировне нужно отвлечься.

Тёмина мама застывает, а потом вдруг бросается ко мне, чтобы обнять.

– Ой, Сонечка, ты невероятный человек, – проговаривает с дрожью в голосе, гладя меня по голове и плечам. – Трудно вообразить все, что пережила… И все равно… Осталась собой… У меня просто нет слов… Сердце за тебя болит… Но какая же радость видеть, что ты не сломалась. Наше ясное Солнышко.

И у меня болит. Хоть я и не признаюсь никому. Только в этих объятиях позволяю себе задержаться. Соскучилась по ласке и поддержке. Устала быть сильной. Но… Впереди еще столько всего. Перевожу дыхание и мягко отстраняюсь.

– Это вы невероятные. Я вас, Чарушиных, просто боготворю! – тараторю с улыбкой. – Безмерно счастлива, что Лиза стала частью такого клана!

Татьяна Николаевна легко отражает мой смех, хоть в уголках глаз все еще поблескивают слезы.

– Мы твою Лизу очень любим, – говорит мне не в первый раз.