Вера и террор. Подлинная история "Чёрных драконов"

Кэно ничего не слышал. Он сбросил с кровати медицинские инструменты, антисептики и бинт, затем повалил женщину на постель. Ее руки упирались в его грудь, она отталкивала его от себя, только слушая хриплое рычание:

— Моя… Моя…

«Черный дракон» схватил ее за плечи так, что она застонала от боли, почувствовала, как в кожу вошли когти. Кира чувствовала горячее дыхание на своем лице и шее — Кэно ненасытно вдыхал ее запах. Он провел языком по ее шее там, где бился пульс. Его щетина привычно приятно щекотала ее шею и лицо, он поцеловал ее в ухо, но тут же острые когти рассекли спину. Кэно жадно вздохнул полной грудью — воздух пах чарующе: сладостью и кровью. Он осатанел. Сорвал ремень с брюк женщины, стащил с нее одежду, затем сбросил собственную. Ее пальцы погрузились в поросль на его груди, она все еще пыталась отодвинуть его от себя, но Кэно не замечал ее усилий. Его руки сжали ее груди, губы снова соприкоснулись с губами Киры. И дальше анархист уже не обращал ни на что внимания — просто было хорошо, упоительно хорошо, сладостно.

Кира молча терпела боль, ощущая все новые царапины на своем теле. Он держал ее, не рассчитывая силы, его грубые действия причиняли ей немыслимые страдания. Когда это мучительное совокупление, наконец, закончилось, ей не хотелось ничего, кроме как пойти в душ и хорошенько помыться, смыть с себя эту грязную звериную похоть. К сожалению, ссадины, царапины и синяки с тела не смыть водой, а уж тем более не смыть боли с души.

— Ты и раньше был грубым и дерзким, но я не предполагала, что ты способен на такое! Зверье!

Ее крик заставил Кэно немного опомниться. Он встал с постели и оставил женщину в покое. Он не понимал ее слов.

— А я верила, верила, что ты остался человеком! Ты животное! Ты не осознаешь, что сделал мне больно! Ты не понимаешь…

Кэно отскочил к стене. Разум, наконец, прояснился. Он будто резко протрезвел от внезапного нервного потрясения, чувства померкли, только зрение небывало обострилось. Он смотрел ошеломленными глазами на свою любимую, на кровоподтеки и царапины на ее теле, на то, как она сдерживала слезы боли, лежа на изодранных окровавленных простынях. Кэно почувствовал такую дрожь во всем теле, будто по всем нервам раз за разом проходил разряд электрического тока. Его дыхание сорвалось, он сделал несколько глубоких резких судорожных выдохов, после напрасно пытался отдышаться и успокоить разбушевавшееся сердце. Оно не просто билось с небывалой частотой и силой, его сжала тупая боль, расползавшаяся по всей грудной клетке, бившая даже в левую лопатку и левое плечо, а потом с каждым ударом отдавалась во всей левой руке, ударяя в ладонь и пронзая пальцы. Сначала анархиста бросило в жар, потом в холод. Страх сдавливал сердце — страх самого себя, отсутствия возможности предугадать собственные действия. В голове эхом отдавались выкрики Киры:

— Ты животное! Животное!

Кэно не осознавал, как трясутся его руки. Он понял это, когда присел у валявшейся на полу одежды и снял с пояса своих брюк клинок в ножнах. Он ловко схватил оружие, прижал холодное лезвие к предплечью, указательный палец плавно лег на рукоять. Кэно выставил руку перед собой, протягивая нож Кире. Его лицо не меняло выражения все это время — он смотрел перед собой, его левый глаз был широко распахнут, хоть щель зрачка и была едва заметна, бровь судорожно подрагивала, челюсти свело. Когда Кэно, наконец, справился с закоченевшими мышцами своего лица, он произнес всего одно слово, заставляя Киру взять нож:

— Убей!

Кира встревожено подняла голову, ее глаза расширились, пропал дар речи. На этот миг она перестала чувствовать боль во всем теле — слово ударило сильнее.

— Зачем? — выговорила женщина с испугом и страданием.

Кэно дернул рукой, будто настаивал на своем: «Возьми же нож!».

— Убей зверя! — повторил он.

— Не могу, — прошептала Кира, кусая губы и сжимая кулаки. — С ним погибнет тот, кого я любила…

— Тот, кого ты любила, погибнет в любом случае — зверь убьет его. Убей же зверя!

— Нет! — крикнула Кира и со всей силы ударила его по руке, но Кэно не выпустил ножа, лишь убрал руку.

— Тогда уходи! Живо! Потому что сейчас от вида и запаха крови я снова озверею!

Кира начала одеваться, не глядя в его сторону. Обида в ее душе начинала граничить с состраданием и страхом. Она поспешила покинуть комнату, заперев за собой оконную решетку. Правда, когда женщина закрывала замок, руки вздрогнули — ей так не хотелось лишать свободы того, кто ценил волю больше жизни.

Кира устало села на траву у стены дома, обхватив руками колени и понурив голову. Потом решила закурить, успокоить нервы. Кровоподтеки и царапины на теле не сойдут еще недели две, но пройдет ли душевная боль?

Что делать дальше? Как смотреть в его глаза? Чьи глаза?

Кобра говорил, что Джарек собрался звонить Генриху. Цепляется за последний шанс! Спасти хочет человека. А как еще быть? Поверить, что Кэно мертв? Что нет больше человека, которого они знали? Конечно, так было бы гораздо проще. Только кому нужно это «проще»?

Кира не видела в нем животное, ей было безразлично, как изменился его облик. Для нее Кэно оставался человеком. Раненым товарищем, которому нужно помочь. Тем, кого она полюбила. Однако в глубине души Кира осознавала, что тешит себя иллюзиями.

Да ведь разве по своей воле он стал зверем? Во всем, что сделал Кэно, нет его вины. Да, он не виноват в том, что с ним случилось. Его вины нет.

* * *

Джарек стоял у стола, перебрасывая телефонную трубку из руки в руку. Он не был уверен в своем решении звонить Вайнеру. Казалось бы, все логично — у Кэно большие проблемы, его решения неадекватны, так что нужно узнать, можно ли что-то сделать, чтобы остановить превращение, но… Сам Кэно не просил его об этом. Как он это воспримет? Нужна ли ему помощь? Имеет ли он, Джарек, право решать за других?

Тот человек-дракон, который в один вечер пришел сюда с заброшенной стройки весь в чужой крови… Это был уже не его лучший друг и кровный брат. Джарек потер рукой ушиб на затылке — голова по-прежнему ныла навязчивой глухой болью. Каким бы агрессивным, жестоким и кровожадным, если уж откровенно говорить, ни был Кэно, он никогда бы посмотрел на свою любимую женщину, как на частную собственность! А на лучшего друга — как на конкурента, который на эту собственность посягнул! Да Кэно в жизни не был таким! Он разумной свободы хотел. Только сейчас инстинкты зверя усыпили его разум.

Джарек сжал трубку двумя руками. Надо звонить Вайнеру! Кэно нужна помощь. Надо спасти в нем человека! Человека, которого они знали, человека, который им дорог.

И он набрал номер. Долго ждал соединения, нервно пристукивая правой ногой. Наконец Генрих ответил:

— С кем я говорю?

— Вальтер Зайлер, — прошептал Джарек, мышцы его скул и челюстей задрожали.

— А-ах, да. Понял, — узнал его кодовое имя немец. — В чем проблема?

Джарек тревожно осмотрелся и чуть слышным шепотом промолвил:

— Ты должен приехать в Нью-Йорк. Срочно.

— Черт! Ты можешь объяснить, что там у вас, Дж… — Вайнер вовремя замолчал, чуть было не назвав настоящее имя анархиста.

— Я бы объяснил, — отвечал Джарек, беспокойно теребя свободной рукой ворот жилетки, — да только ты мне не поверишь.

Вайнер некоторое время задумчиво молчал и переспросил:

— Неужели ситуация настолько сложная?

— Ты представить себе не можешь, насколько, фриц!

— Черт с вами, попытаюсь быть как можно скорее, — пообещал немец и положил трубку.