Вереск на камнях
Шрифт:
Глава 10. Лагутинская деревня — 2
Господи, что — опять?!
Я сжала руку мужа и разозлилась. Рявкнула на него:
— Молчи!
А потом на деда чуть потише:
— А вы взрослый человек, умудрённый опытом, могли бы и спокойнее относиться к подобным выпадам!
— Не станут меня всякие пришлые учить, как разговаривать, — дед потряс берданкой. — Навидался я всяких пришлых!
— А мы особенные, — сказала я с напором. — У нас даже верблюд есть.
Дед покосился на Асель и буркнул:
— Верблюдов не видал. А только не надо мне
— Мы не будем тыкать, — покладисто согласилась я. — Мы научимся жить с вами в мире и согласии. Вы же Петрович, да?
— Откуда знаешь? — он подозрительно покосился из-под кустистой брови. Но ответить я не успела. Разыгравшиеся подростки собачьего рода решили, что мы слишком долго стоим, никуда не идём и болтаем о глупостях, которые не стоят никакого внимания. Первым налетел, повизгивая от нетерпения Лютик. За ним и другие принялись наскакивать на деда, приглашая продолжить забаву. Отвлёкшись, Петрович не успел принять защитную позу и повалился на землю.
Ахнув, я бросилась помогать ему встать, но дед со стоном откинулся на траву:
— Эх, шавки вы шавки! Ну, всё, теперича только если фельдшера вызывать!
— Что случилось? — я опустилась на колени рядом с дедом, поддержав его голову. — Ушиблись?
— Да спину прострелило, радикулит проклятый, чтоб его!
Я только головой покачала и бросила Лютику:
— А ну отошли!
Щенки послушались — наверное, вид у меня был грозный, а Петровичу я сказала:
— Поворачивайтесь-ка на бок, сейчас я посмотрю.
— Врачиха, что ли?
— Знахарка я, травница, — ответила коротко и помогла старику перевернуться на бок. Задрала рубашку, выдернув её из-под ремня штанов, и приложила ладонь к спине. Ну давай же, давай, мой милый зелёненький рентген! Надо вылечить деда! Надо показать, что мы хорошие!
А вдруг в этом мире у меня опять всё исчезло?
От этой мысли по спине побежал холодок. Нет, нет, нельзя волноваться! Надо спокойно закрыть глаза и представить позвоночник деда, все его косточки… А потом открыть глаза и…
Вот так, оказывается, выглядит радикулит!
Да-а, запущенное дело… Я провела ладонью вдоль позвонков, чтобы узор вырисовался яснее. Так, а вот и красный узелок. Здесь всё средоточие боли. Я огладила его по кругу, чтобы понять, как вылечить деда и избавить его от страданий. Петрович охнул:
— Больно! Больно же!
— Сейчас станет легче, — пообещала я, совершенно не представляя, как убрать боль. Были бы у меня травы… Но их нет. Камень? Да, можно попробовать. С инфекцией прокатило, может быть, можно и боль убрать. Задала в другой руке осколок первой жизни и мысленно попросила его забрать красный узел в себя. Потом вспомнила — всё же через меня пройдёт! Подняла взгляд на Ратмира, шепнула:
— Держи меня.
И стало больно.
Так больно, что аж зубами заскрипела!
Ратмир услышал этот скрип или просто ощутил, как я напряглась, и сжал так, что и дышать стало тяжело. Но зато боль уменьшилась. А я думала только о том, чтобы не упасть в корчах и не сделать ещё хуже! Камень, помоги же мне! Ты мне много помогал, не оставь и сейчас!
— Ох, и вправду полегчало… — прокряхтел дед, и я улыбнулась через силу, ответила:
— Я же говорила.
Красный узел почти смазался, но я ещё подержала руку на спине Петровича,
чтобы уж точно вылечить. Хотя бы на несколько дней, потому что это всего лишь боль…Отвалившись от деда в руки любимого, я закрыла глаза. Устала… А ведь раньше было легче. Может, из-за беременности? Отпустив камешек, приложила руку к животу. Три месяца уже… А столько случилось всего. Малыш мой крепкий, и падение в яму пережил, и купание в ледяной реке, и драконов!
— Руда, Рудушка, болит у тебя, милая?
Открыв глаза, увидела над собой Забаву. Она обмахивала меня. Думала, наверное, что мне дурно стало. Даже стыдно стало — чего я, как девица в корсете какая-нибудь? Прислушалась — боль постепенно стихала. А дед — вон уже и встал! Смотрел на меня во все глаза, чуть дыру не просмотрел!
Вцепившись в кафтан Ратмира, я тоже поднялась. Муж поддержал, помог, приобнял, словно хотел защитить ото всех, ото всего и от лечения тоже. Я погладила его руку — мельком, дала знать, что ценю — и сказала деду:
— А доктору покажитесь всё же. Спина — это не шутки.
— Покажусь, как не показаться, — пробормотал дед. — А ты что ж, руками лечишь? Или точки особые знаешь?
— Знаю, знаю…
— Ну пошли, пошли. К Лагутину тебе надо: уж как пить дать, он тебе обрадуется!
Хм, это к чему это было сказано? Ладно, потом разберусь. Пока надо как-то дойти всё же до этой деревни и устроиться.
Через десять минут мы уже всей толпой стояли в захламленном дворе, обрамлённом редкими и чахлыми деревцами. В одном углу двора был покосившийся сарай, в другом ржавели останки какого-то трактора без колёс и стёкол. Забор давно бы упал, если бы его не поддерживали кучи мусора и прелых листьев. Изба, когда-то крепкая, зияла чёрными провалами окон, а крыша слева даже провалилась внутрь. Я вздохнула. Да, работы тут… На год!
Ратмир сказал глухо:
— Хорош терем. Как тут селиться?
— Светлый князь, — кашлянул Могута. — Да мы всё починим. Делов-то на полдня, было б дерево!
— Добро, топор найди, да сходим срубим дерева.
— Ратмир, нельзя тут рубить где попало, — тихо сказала я ему. — Надо разрешение получить.
— Чего получить? Думаешь, вот от этого вот получим по башке?
— Я всё устрою, — вздохнула. — Вот прямо сейчас и пойду к этому Лагутину. А вы пока тут…
Я обвела взглядом двор и снова вздохнула — тяжко. Продолжила:
— Поглядите, что сделать можно в доме. Тепло, стёкла вставим после… Надо прибраться и детей устроить, а там сообразим что-нибудь поесть.
Петрович сдвинул кепку на затылок:
— Ну, принимай подворье, пришлые! Тут и банька имеется, за домом! Хорошая изба, тёплая. Обживайтесь.
— Обживайтесь, — повторила и я, вяло махнув рукой, а потом повернулась к деду: — Проводите меня, пожалуйста, к Лагутину.
Когда мы вышли на улицу, дед Петрович оглянулся на избу, а потом тихонько сказал:
— Может, и не моё это дело, да спросить должен. Чёйта они тебя княгиней зовут?
Господи, надо было подготовиться к подобным вопросам, да когда? Времени подумать и отдышаться не было, до сих пор перед глазами драконы с индийскими богами стоят, как живые! Я вздохнула тяжко и ответила: