Верхний Волчок I

В холле морга ко мне подошёл одногруппник, Костя:

– Привет. Есть разговор. Отойдём?

– Привет ещё раз. Что за тайны? – мило улыбнулась я ему.

– Я знаю твой секрет.

Я сделала недоумевающее лицо.

– Ты – оборотень. – обличающее произнёс он.

Это показалось мне очень смешным.

– О’кей, Костя, ты меня раскусил!

– Я видел в окно, что это была ты.

– Всё, пора менять фамилию, ты уже третий за сегодня. – сочинила я.

– Я не шучу. Я видел тебя. Но не бойся, я не собираюсь никому об этом рассказывать.

– Хоть на этом спасибо. – я закатила глаза, покачала головой и отошла от него.

На улице он снова привязался ко мне.

– Я наблюдал за тобой. Ты стащила с трупа какую-то вещь.

– Ну, раз ты такой умный, то я почти наверняка тебя съем!

– Всё никак не признаешься…

– Просто кто-то слишком сильно увлекается эзотерикой. Ты выбрал не тот факультет, дружок. А! Как же до меня сразу не дошло! Может быть, я тебе нравлюсь? Так ведь, да? – да!

Мне удалось добиться своего: смутить парня. Дальше его фразы были менее уверенными и громкими. Возможно, он на самом деле что-то видел, но поговорить он решился только потому, что не ощущал во мне опасность и/или был неравнодушен. Почему-то меня очень грела мысль о влечении ко мне противоположного пола, это было для меня подтверждением собственной неотразимости. Женское только-только начало пробуждаться во мне. Страсть – это так сладко… Поэтому если Костя и не был в меня влюблён, то стоило это исправить, мало ли потом пригодится.

Тема разговора перешла с оборотней на мертвецов и кладбища. Я сама удивлялась собственной хладнокровности в этом вопросе: ни грамма сожаления. Затем мы обсуждали наши медицинские заключения и выяснили, что Костя ошибся, написав, что у самого здорового (в смысле, крупного) из трупов сломан второй позвонок, а не четвёртый.

Костя совершенно не боялся меня, но слушал каждое моё слово и искал, за что бы уцепиться. Мы весело болтали, смеялись.

Зазвонил мобильный. Дилан. Я знаком показала Косте, чтоб замолчал, и нажала кнопку «Ответить».

– Вечером будь дома.

– Хорошо.

Это был наш самый короткий разговор из всех.

«Он едет…» – пронеслось у меня в голове.

Эмоции начали оживать, в животе появилось неприятное волнение. Я представила, как Дилан накажет меня за случившееся. Ударит? Откажется от меня? Посадит в клетку? Мне не хотелось портить отношения с ним, однако я приготовилась рассказать всё, что знаю, включая поход в клуб. По крайней мере, скрывать от него всю правду было бы трусливо.

Игривое настроение как волной смыло. Я извинилась перед Костей и пошла в библиотеку. Стало не по себе.

«Дилан должен встать на мою сторону, ведь это была самооборона, я не убийца! Я даже представить себе не могла, что такое может произойти!» – сама себя утешала я.

Домой хотелось и не хотелось. 6 часов вечера, а я жадно впилась в параграф о строении позвоночника человека.

«Так им и надо. Если бы мне ещё раз довелось пережить подобное, я сделала бы это снова, даже колебаться не стала бы!»

На щеке всё ещё ныл замазанный тональным кремом и пудрой след от удара Седого. К счастью, обошлось без сотрясения мозга, хотя был такой риск. Его ярость была бессмысленна, а моя обида на него – незабываема. Мне больше не хотелось жить рядом с ним. И ещё: я впервые увидела, как выглядит оборотень в пограничном состоянии, про которое говорил Дилан. Вероятно, той ночью я тоже превратилась в такого монстра.

Когда я пришла домой, в комнате уже горел свет. От предвкушения нового потока гнева свело челюсть, а хотелось, чтобы Дилан обнял меня и пообещал, что теперь всё будет хорошо.

– Мне всё рассказал отец. Что скажешь ты?

– Скажу, что ты выбрал для разговора неверный тон. – ответила я уже заготовленной фразой.

Дилан был похож на того человека, которого я увидела в день своей свадьбы: жёсткого, злобного, презирающего меня.

– Ты должна была сидеть дома, как я тебе велел! – повысил голос он.

– О, я расскажу тебе больше, чем ты знаешь от отца. – я вошла в комнату, вольготно устроилась на диване и продолжила. – Я возвращалась домой в шестом часу утра из клуба, куда меня пригласили работать танцовщицей. Почему-то последнее время всем было не до меня, поэтому я согласилась работать, не посоветовавшись ни с мамой, ни с тобой. Да, я это сделала. По дороге меня схватили пятеро пьяных мужиков. Меня ударили в живот и оттащили в кусты. Последнее, что я помню, – это как один из них пытался снять мои джинсы. Они не реагировали на мольбы отпустить меня. Впрочем, нет, это ещё не всё. Я проснулась дома, оттого что пришёл твой отец, и он избил меня не хуже тех тварей. Вот здесь след на всю щеку. – жестом указала я на больное место. – Пришлось замазать тональником и пудрой. А вчера вечером приехала моя мама… – я протянула последнее слово. – Она сказала всё то, что сейчас хочешь сказать ты, поэтому можешь не повторяться. Да, я позор семьи, я убийца. Но никого из вас не интересовало, что при этом чувствую я.

В моей голове всё встало на свои места. Речь получилась не такой внушительной, как мне представлялось, но я поняла одну очень важную вещь: больше нельзя быть беззащитной девочкой и позволять обижать себя.

– Ты закончила?

– Нет! – я подняла вверх указательный палец. – Нет! Ещё кое-что: если бы это вдруг каким-то образом случилось снова, я поступила бы точно так же, и уже сознательно.

– Я изначально ошибся в своём отношении к тебе: позволил тебе чувствовать себя свободной. Это больше не повторится.

– Дилан. Не стоит этого делать! – я посмотрела ему прямо в глаза. – Это навсегда испортит наши отношения, и ты меня всё равно не удержишь.

– Я виноват, что допустил такое, поэтому с сегодняшнего дня я запрещаю тебе общаться с твоими друзьями и ходить куда-либо, кроме университета и магазина. Если ты нарушишь запрет, о своей мечте стать врачом можешь забыть.

Этот шантаж обидел меня сильнее, чем мог бы хлёсткий удар по лицу. Моё молчание означало бы сейчас покорность, слабость. Возможно, все вокруг меня сошли с ума, но только не я.

– Что ж. Надеюсь, ты теперь понимаешь, что после сказанного тобой ни о каких родственных отношениях между нами не может быть и речи.

– Твои угрозы ничего не изменят.

– Это констатация фактов, а не угрозы. Разговор окончен.

В этот вечер я не готовила еду и не ела сама. Пустой холодильник. Дилан не сказал больше ни слова. Позднее я слышала, как он что-то разбил в ванной, потом глухие звуки ударов кулаками о стену. Сначала я хотела спросить, всё ли у него в порядке, но решила, что это будет похоже на издёвку, а разговора всё равно не выйдет. В моей голове созрел план действий, грандиозный план.

«О, это будет отличный сюрприз для всех!» – предвкушала я.

Ночевать пришлось на одном диване. Отвернувшись к стене, я неподвижно лежала, но готова была в любой момент соскочить с постели. По дыханию Дилана я поняла, что ему тоже не спится. Наутро, опять же, никто никому ничего не сказал.

Единственной загвоздкой в сложившейся ситуации было то, что я осталась почти без средств к существованию. Небольшие накопления ни в коем случае нельзя было потратить на необязательные вещи. Жить в квартире я больше не собиралась, хотела вернуться в общежитие. Можно было продать подаренные на свадьбу украшения, но мне не хотелось брать не своего, хоть я и понимала, что это никому не нужные принципы.