Верхний ярус

Постановка в духе семидесятых. Очень по-уотергейтски. Вход свободный, каждый платит столько, сколько считает нужным. Три вечера подряд леди Макбет живописно сгорает. Три вечера подряд Макдуф и его люди, одетые в деревья, помогают Бирнамскому лесу перейти в Дунсинан. Деревья действительно перемещаются по сцене. Дуб, удальцы-дуболомы, армии и флоты из дуба, балки и стойки в доме истории. Актеры держат большие ветки, и пока ничего не подозревающий Макбет объявляет о своей гарантированной пророчеством безопасности, его будущие убийцы двигаются в танце так медленно, что, кажется, и вовсе не шевелятся. И каждой ночью у Рэя будто бы есть вечность, чтобы подумать: «Со мной что-то происходит. Что-то тяжелое, огромное и медленное, оно приходит откуда-то далеко, и я его не понимаю».

Он понятия не имеет, что с ним такое. За ним приходит род силой более шести сотен видов. Такой знакомый, многообразный, разбивший лагерь от тропиков до умеренных северных широт: универсальная эмблема всех деревьев. Толстый, кряжистый, морщинистый, но твердо стоящий на земле и покрытый другими живыми существами. Он триста лет растет, триста лет живет и триста лет умирает. Дуб.

Дубы приводят его к присяге как временного заместителя в их борьбе против человеческого чудовища. Хороший Макдуф прячется за их срезанными ветками («Множество живых существ пострадало при создании этой постановки»), надеясь, что вспомнит следующие реплики, молясь, что этим вечером снова повергнет узурпатора, и удивляясь странным, неравномерным, дольчатым листьям, облекающим плотью его камуфляж, подобно алфавиту из далекого космоса, где каждый глиф как будто создан преднамеренно. Рэй не может прочитать слова на своем знамени. Они написаны существом с пятьюстами миллионами корневых кончиков. Они гласят: «„Дуб“ и „дверь“ произошли от одного древнего слова» [13] .

13

На кельтском языке понятия «дверь» и «дуб» обозначались одним словом — «duir», от которого, по некоторым версиям, и произошло современное английское слово door.

После вечеринки по случаю закрытия сезона Рэй и Дороти впервые оказываются в одной постели. Театр и капризы Дороти поработили его надолго. И вот, наконец, долгожданный прыжок с утеса. В комнате достаточно темно, чтобы приглушить самые худшие из внутренних сирен и тревог. Но до озаренного свечой лица Рэя всего шесть дюймов, и Дороти различает малейшие сокращения мускулов вокруг его глаз.

— Как ты относишься к родителям? Тебя посещали расистские мысли? Когда-нибудь воровал в магазине?

— Я что, в суде? Зачем ты меня мучаешь?

— Без причины. — Все ее лицо дергается, как мексиканский прыгающий боб.

Он перекатывается на спину и смотрит в потолок.

— Я никогда раньше не был на сцене. Чувствуешь себя, словно говоришь с богами.

— А разве не так?

А потом раздается вопрос:

— Как думаешь, куда мы идем?

Она приподнимается на локтях, чтобы заглянуть ему в лицо:

— Мы? Ты имеешь в виду человечество?

— Именно. Но сначала ты и я. А потом все остальные.

— Я не знаю. Откуда, черт побери, мне знать?

Он слышит ее злость и думает, что понимает. Рукой шарит по простыне, ища ладонь Дороти.

— Я чувствую, что это должно было случиться.

— Вот это? — появляется безжалостная леди М. Высмеивающая. — Ты имеешь в виду судьбу?

Он как будто снова застыл, плывя на сцене под маской Бирнамского леса.

— Я хорошо зарабатываю. Через пять лет выплачу все свои долги. Меня сделают партнером, глазом не успеешь моргнуть.

Она зажмуривается. Через несколько лет могут упасть бомбы, вся Земля придет в упадок, а единственные выжившие люди сбегут с планеты на ракетах, летя в никуда.

— Тебе не надо будет работать, если не захочешь.

Она садится. Рукой упирается ему в грудь, прижимая к кровати.

— Погоди. О боже. Ты делаешь мне предложение?

Он приподнимает голову и не сводит с нее глаз. Удалец-дуболом.

— Потому что мы переспали? Лишь раз? — Ей даже не нужен специальный дар, чтобы понять, как сильно уязвила его эта насмешка. — Подожди. Я что, у тебя первая?

Он не двигается, застывает посреди сцены.

— Возможно, тебе стоило спросить меня об этом два часа назад.

— Послушай. В смысле… брак? — Одно только это слово в ее устах превращается в нечто причудливое и чужое. — Я не могу выйти замуж. Я должна… не знаю! Отправиться в поход с рюкзаками по Южной Америке на два года. Переехать в Вилледж и принимать наркотики. Познакомиться с пилотом, который подрабатывает на ЦРУ.

— У меня есть рюкзак. В Нью-Йорке много патентных юристов. Вот насчет пилота я не уверен.

Она попала в западню, смеется и качает головой.

— Ты шутишь. Но нет, ты не шутишь. Какого черта? — Она снова ныряет в подушки. — Да какого черта, вот что я скажу. Веди, Макдуф!

Они снова занимаются любовью. Но теперь уже скрепляют свои узы. Когда потом наступает тишина, она чувствует влагу на его виске.

— Что-то не так?

— Все нормально.

— Я не перепугала тебя до усрачки?

— Нет.

— Ты мне лжешь. Впервые.

— Возможно.

— Но ты любишь меня.

— Возможно.

— Возможно? Это что, черт побери, должно значить?

Что-то огромное и тяжелое, медленное и далекое, совершенно неизвестное ему начинает говорить, что это должно значить. А он уже все показывает ей.

* * *

ПРЕДСКАЗАНИЯ РЭЯ ОКАЗАЛИСЬ ПРАВДОЙ. Через пять лет он выплачивает все свои долги. Вскоре становится партнером в фирме. Он великолепен в том, что делает: уличает воров интеллектуальной собственности, заставляя их прекратить свои действия либо выплатить неустойку. Его честность, вера в справедливость и стабильность завораживают. «Вы получаете доход от того, что принадлежит другому. Мир так работать не может». Практически всегда противоположная сторона идет на мировую сделку.

Что касается Дороти, ее предсказание оказывается не совсем неправильным. Бомбы действительно падают. Но среднего размера, по всему земному шару, настолько маленькие, что никто не бежит с планеты, по крайней мере пока. Сама же Дороти работает на том же месте, фиксируя речь людей под присягой так быстро, как они говорят. Секрет в том, чтобы не думать о значении слов. Любое внимание к ним в десять раз понижает скорость.

Шесть лет проходит, как один сезон. Они расстаются. Потом встречаются снова, исполняя главные роли любовников в спектакле «С собой не унесешь» любительского театра «Альтер Эго». Она снова идет на попятную. Они возвращаются друг к другу, вместе пройдя пятьсот миль Аппалачской тропы за двадцать девять дней. А затем еще раз признаются друг другу в любви жестами, прыгая с парашютом.

Обычно все длится месяцев пять. Когда Дороти порывает с Рэем в четвертый раз, расставание оказывается настолько болезненным, что она увольняется с работы и исчезает на недели. Ее друзья ничего не говорят Рэю. Он умоляет рассказать ему хоть что-то, дать телефонный номер — хоть что-нибудь. Передает им длинные письма, но они говорят, что не могут их доставить. А потом он вдруг получает от нее записку — без всяких извинений, но и без жестокости. Она не говорит ему, где находится. Просто рассказывает о смертельной клаустрофобии, убивающей все панике, которую чувствует при мысли о подписании юридически обязывающего документа, который определит ее направление и поведение на всю оставшуюся жизнь.