Верхний ярус

Огромная фура, нагруженная фермами. Сигнальщик с красным флажком. Дуглас сбавляет скорость, чтобы осмотреться. Никаких признаков того, что здесь когда-либо что-то горело. Мими кричит ему, чтобы он убирался к черту, пока какая-нибудь камера слежения на столбе не запечатлела его номера. Что-то еще подсказывает, что здесь искать нечего. Адиантум.

Он проносится мимо строительной площадки по пустому шоссе. На следующем перекрестке снова сворачивает на восток. После полуночи машина медленно пробирается через Монтану. Он съезжает с трассы у начала тропы для туристов в лесном заповеднике и несколько часов спит на откинутом водительском сиденье.

Дневной свет превращает небо в мрамор. Дуглас ездит по проселочным дорогам, понятия не имея о направлении. питаясь вяленой говядиной и коричными леденцами, которые покупает на заправках. Проезжает через широкую плоскую котловину, обрамленную скалами — каменистые пастбища, слишком сухие для реального употребления. Но жизнь по-прежнему использует эти места миллионом способов. Его внимание привлекает движение на другой стороне поля — вилорог сражается с проволочным заграждением. Зверей пятеро, и один ранен. Нумерологический аспект происходящего — знак! — овладевает Дугласом, и он начинает дрожать. Останавливается на обочине. На него наваливается огромная, пустая даль размером с небо. Он засыпает с приоткрытым окном, и койоты воют вокруг, будто мир все еще принадлежит им.

Утром второго дня он едет дальше наугад. Восходящее солнце помогает ему кое-как ориентироваться. Проходят мили и часы, не всегда следуя друг за дружкой. Слева от дороги появляется что-то странное. Зрелище воспринимается как неправильное еще до того, как он понимает, что именно видит. Посреди золотисто-серого простора затерялся оазис деловитой зелени. Аванпост на берегу реки, без реки. Он слишком быстро сворачивает на следующем повороте и попадает на раздолбанную щебеночную дорогу, которую не пощадили ни снежные зимы, ни корни упертых сорняков. Грузовик замедляет ход, но дорога все. равно хочет сломать оси и размолотить ходовую. Потом Дуглас оказывается в роще тополей, лохматых, как банда подростков.

Он выходит из машины и идет пешком. В нескольких ярдах впереди из травы вспархивает стайка воробьев. Это место лишено смысла. Деревья взмывают фонтанами. Некоторые распадаются на букеты стволов, семи футов в диаметре. Деформированные тополя. На мили вокруг ни единого признака человеческого жилья, но все деревья растут в виде сетки, которая напоминает детскую логическую головоломку. Под сводами одной из зеленых аркад до него доходит: это улицы невидимого города. Тротуары, парковки, дворики, фундаменты, магазинчики, церкви, дома: все исчезло, рассыпалось прахом, остались лишь лесопосадки на месте нескольких кварталов. Он садится под деревом, которое когда-то было гордостью семейного панорамного окна. Теперь тень гиганта ни на кого не падает.

Где-то журчит потаенный ручей. С расстояния в сотню лет доносятся бурные аплодисменты. Он окидывает взглядом колоннады из тополей, несколько квадратов рукотворной тени — они поют под дуновением ветерка, радуясь, что кто-то вернулся в заброшенный городок, чтобы ими полюбоваться. Их шелест напоминает гимн, доносящийся из сгинувшей церкви, чтобы пролететь по-над широким исчезнувшим бульваром, где его могли бы услышать люди, которых больше нет. Теперь псалом слушает лишь журчащий хор, и в этом нет ничего плохого. Хор тоже заслуживает памяти. «Да радуется поле и всё, что на нём, и да ликуют все дерева дубравные» [61] .

61

Псалтирь 95.12.

МИМИ СИДИТ В ЧЕРНОМ КРЕПОВОМ ПЛАТЬЕ-ФУТЛЯРЕ у стойки администратора галереи Четырех искусств на Грант-стрит. Она балансирует на краешке кожаного кресла с откидной спинкой, каждые несколько секунд одергивая развратный подол на своих увядающих коленях. Утром наряд казался подходящим для встречи с арт-дилером, он мог принести на пару сотен долларов больше при любых переговорах с мужчиной. Она подумала, платье компенсирует шрам, рассекающий лицо. Теперь все кажется таким непрофессиональным.

Вновь появляется коротко стриженная ассистентка, отводит взгляд от пореза на лице Мими, предлагает еще кофе и обещает, что мистер Сян вот-вот придет. Мистер Сян опаздывает на семнадцать минут. Свиток у него уже несколько недель. Он дважды откладывал эту встречу. Что-то происходит в задней комнате. Мими собираются кинуть, и она не может сказать, как именно.

Прочие сокровища загромождают галерею. Лакированные яхты. Окутанная облаками парящая гора, изображенная с предельной тщательностью. Состоящие из тысячи фигурок сферы из слоновой кости, каждый замысловатый мир вложен в другой такой же. Ее внимание привлекает картина на дальней стене: огромное черное дерево с радужными ветвями на фоне голубого неба. Она встает, одергивает подол и медленно пересекает комнату. То, что казалось крошечными листьями, извергающимися из рога изобилия, превращается в сотни медитирующих фигур. Она читает надпись на бирке: «Поле заслуг», также именуемое «Древом прибежища». Тибет, примерно середина XVII века. Кажется, что человечки-листья, из которых состоит раскидистая крона, колышутся на ветру.

Позади кто-то обращается к ней по имени.

— Мисс Ма?

Мистер Сян в свинцово-сером костюме и кроваво-красных очках ведет ее в заднюю комнату. Видит борозду на ее лице и даже не моргает. Властным жестом усаживает ее за стол для совещаний, сделанный из запрещенного красного дерева, и коробка со свитком оказывается между ними. Обращаясь к окну, он произносит:

— Вещь очень красивая. Замечательные архаты, выполненные в самобытном стиле. Печально, что у вас нет ни документов, ни провенанса.

— Да. Я… у нас их никогда не было.

— По вашим словам, свиток прибыл в Америку вместе с вашим отцом. Он был частью коллекции произведений искусства, которую собрала его семья в Шанхае?

Она теребит платье под столом.

— Верно.

Мистер Сян отворачивается от окна и садится напротив нее, держа спину очень прямо. Его левая ладонь обхватывает правый локоть, два пальца на правой вытянуты, словно держат воображаемую сигарету.

— Мы не можем датировать его с нужной точностью. И не уверены насчет художника.

Она настораживается.

— А как насчет печатей владельцев?

— Мы отследили их в хронологическом порядке. Неясно, как на самом деле семья вашего отца вступила во владение этим имуществом.

Теперь она знает то, о чем подозревала в течение нескольких недель. Приносить свиток на экспертизу было ошибкой. Ей хочется схватить его и убежать.

— Надписи также трудно разобрать. Форма каллиграфии династии Тан, которую мы называем неистовой скорописью. Если точнее, разновидность «Пьяный Су». Возможно, они были сделаны позже.

— Что там написано?

Он откидывает голову назад, старательно подчеркивая ее дерзость.

— Стихотворение, автор неизвестен.

Он развертывает свиток между ними. Его палец скользит сверху вниз по колонке слов.

На этой горе, в такую погоду, К чему задерживаться надолго? Три дерева настойчиво машут мне ветвями. Я прислушиваюсь, но их тревожные сигналы неотличимы от воя ветра. Новые почки появляются даже зимой.