Верховный Издеватель

Дорожки у подножия соборов, казалось, разлиновали цветными мелками - вроде как для игры в классики. Оказывается, брусчатка была везде разная: с огромной высоты это смотрелось удивительно красиво и, одновременно, странно. Всё такое полосатое, пёстрое, детское.

Дальше раскинулся во все концы сам городок Сергиев Посад! Он был таким зелёным, что казалось, Лавра выросла посреди сада или холмистого леса. Пока не поднялись так высоко, трудно было даже представить, что в городе, кроме лавры, ещё столько церквей! Весь пейзаж: холмы, овражки да купола... и опять холмы, и опять овражки... малые домики в гуще больших деревьев - и среди них, как ёлочные игрушки, всюду что-нибудь да мерцает. Городок-то невелик, а лавра, оказывается, рассыпала по нему свои отростки, как кустик клубники.

"Да нет, это уже не при лавре - это обычные городские приходы", - пояснил монах.

"Столько приходских храмов!
– поражались гости.
– И что, на всех хватает людей!? Да, у вас, действительно, святой город!"

Малые огоньки всё мерцали и мерцали над святым городом. Искры дальних куполков так ощутимо дрожали в солнечной дымке, что сходство со свечками становилось просто неотразимым! Везде вокруг Лавры - свечи-свечи. Будто она - один большой мощевик Сергия Радонежского

Такая красота... что кажется, уж в этом-то городе люди точно живут без ссор, подлостей, глупостей, горя. Будто здесь настоящие люди - как мы в детстве представляли себе Людей. Как мы представляли себе Жизнь. Простую, как небо, без глупых обманов. Счастливую - потому что несчастья не бывает. Ровно такую, как ты хочешь - потому что все же хотят хорошего... так зачем бы ей быть такой, какой никто не хочет!

В детстве мы были проницательней, мудрее: мы просто ясно, как день, видели мир до грехопадения... только не знали, что это так называется.

За час до прощания с Лаврой перед самым закатом хлынул грибной дождь. Весь мир, как новогодняя ель, украсился золотой мишурой. Рассыпчато-мокрое солнце реставрировало помутневший от зноя пейзаж. Мерцающий свет изгонял духоту, как бесов. Искристым воздухом стало легко дышать, а от щекотных разрядов на теле при попадании капель легко смеяться. Миллионы метеоров-смешинок несли и несли с небес радость - свежую, не успевающую на лету испортиться. Капли невероятно звонко тенькали о шлемы куполов. Пунктирные золотые линии с неба пересеклись с золотыми линиями крестов. Соединили пол и потолок Великой Церкви мироздания.

Дождь всегда переключает наше восприятие действительности на иную программу. В дожди включается светлая ностальгия по всем предыдущим дождям - по всем периодам жизни, когда шли дожди. Да нет, это и не ностальгия даже, а живое чувство выхода из времени. Ты снова там: в той реке с неба, в которую можно входить дважды, трижды, четырежды, стократно...

Дождь ждёт тебя, а ты его.

Так ждут любви, так ждут сына, так ждут Бога.

Дождь - знак перемен в нашей жизни. Изредка, конечно, и он бывает ложным (дорожные знаки и то порой вешают ошибочно), но всё же в самые ответственные моменты душа обычно не ошибается. И Бог присылает ей дождь в помощь. Чтоб она не сомневалась... что теперь-то уже всё меняется!

И Кирилл отчетливо почувствовал это удостоверение.

Грибной дождик в несколько минут весело обмахнул всех мохнатым кропилом и тихо пошёл гулять дальше - ведомыми ему одному дорогами.

Всем было весело, только одна промокшая девочка ворчала, боясь простудиться...

А Солнце, клонясь к закату, тихо разжигало колокольню изнутри, как кадило. Огромными дневными звёздами смотрели на мир мирно голубые успенские купола. Сказка, ставшая реальностью, никак не хотела кончаться... но уже пора было уезжать. Уже совсем пора! Уже...

Наше самое большое земное счастье - это всегда стояние в двух шагах от истины. Ближе к ней во временной жизни уж никак нельзя: за этими двумя шагами - конец всего временного и начало Вечности. Даже в моменты самого большого земного счастья, каждый из нас находится как бы в роли полководца, выигравшего битву, но ещё не войну. Нет и не может быть в этой жизни полноты! Полноту нам пока заменяет надежда.

– Да это ведь и хорошо, что не всё успели посмотреть - будет что увидеть в следующий раз, - утешала Наталья Сергеевна.
– Плохо, когда ты какой-то город, какое-то место выжал, как лимон. А уж Лавру выжать невозможно, сколько ни приезжай!

И все соглашались. И душу каким-то теплом согревал пусть и не обещанный, но хотя бы упомянутый "следующий раз". А вдруг он действительно будет? Такие места всегда покидаешь, мысленно оглядываясь - и, в мечтах прокрутив время, уже приезжаешь снова: второе путешествие в них начинается с момента отъезда. Как в древнем присловье: "Всякая дорога из Иерусалима должна стать дорогой в Иерусалим".

Все благодарили Наталью Сергеевну за чудную поездку как-то вразнобой. "Надо бы лучше, да не бывает!"

– А я в сентябре обязательно поеду к Симеону Верхотурскому, на его праздник. Всех приглашаю с собой! Там, за Уралом, рай земной.

И все соглашались. Да, надо бы съездить. Да, там, за горами - рай.

А кто видел рай?

Комфортабельно зашумели за их спиной выдвижные двери, и автобус тихо тронулся, поплыл по безбрежному морю ночи. Едва покинули монастырскую стоянку, шофёр для экономии выключил свет. Ещё и стёкла были тонированные, так что в автобусе воцарилась, можно сказать, удвоенная тьма. Восемнадцать человек растворились в ночи, слившись со своими сиденьями. Только что спешили-спешили, а тут... тишина, просто волшебная! В дороге мы передаём часть нашей суеты тому неодушевлённому предмету, на котором едем - и через это обретаем покой.

В счастливом мраке дышится легко. Вдыхаешь и выдыхаешь словно не воздух, а какой-то восторг, разлитый в мире. Когда глаза ничего не видят, всё видит душа.

Ехали в темноте как бы по огромному собору, и даже нескончаемый ряд оранжевых фонарей вдоль дороги ассоциировался после Лавры со свечами. Всем было тихо и благостно, кто-то задремал, кто-то наяву (или почти наяву) пересматривал ещё раз счастливый сон сегодняшнего дня. Невидимый метроном начал как-то неслышно отсчитывать последнюю его минуту...

"Вздремнуть, что ли?" - подумал Кирилл, нажав кнопку, откидывающую сидение.

Тут же все ударились с маху об откуда-то взявшуюся невидимую волну. Один и тот же вал сломал сначала автобус, потом всех, кто в нём. Резкий звук мигом преложился в резкую боль, будто она вытекала из него неизбежным эхом.

Всё сорвалось с мест в этом грохочущем чёрном салюте. Сила инерции превратилась в нечистую силу. Как в редком по убедительности кошмаре невидимые, но осязаемые бесы хватают человека и швыряют во что-то беспредельное: гильотину, пыточную камеру, ад, так здесь... сила, с которой не поспоришь, бросила всех лицами, головами, рёбрами в твёрдую и скрежещущую гекатомбу. "Тьма и скрежет зубов".

Автобус разом вмялся внутрь, как консервная банка под каблуком. Рваное железо резко полоснуло по людям. Всё, что ещё полминуты назад служило комфорту и уюту, стало внутренностью мясорубки. Вдребезги стёкла, кости, зубы... неживое и бывшее живое. Последняя мысль была банальна и почти спокойна: "Так не бывает. Это всё не с нами..." Удар сломал календарь.

Мир - или миг, - коротко включился... или сделал вид, что включился. Кирилл проснулся... или показалось, что проснулся. Пара мёртвых "зайчиков" от телефонов бредово металась вокруг в какой-то сумрачной техногенной жути. То ли мотыльков, то ли чертей кто-то ими отпугивал?