Верни мне мой 2007-й

– Извини…

– Ты говоришь в таком ключе, что, видимо, выбора у меня нет?

– Ну, ты тоже не драматизируй слишком. Я не ставлю крест. Это пауза.

– Что сказать? В общем, я, конечно, расстроен.

– Ну, по крайне мере мы все честно выяснили. Я ведь могла просто внушить тебе все, что нужно, без лишних слов. Но так было бы подло.

– М-да уж. И на том спасибо.

Натка слегка улыбнулась и заглянула в мои глаза:

– Ну чего ты. Лучше ведь сейчас, пока у нас все слишком далеко не зашло. К тому же, общаться мы не прекращаем. Все так же, только без поцелуйчиков и обнимашек. Ну а потом, в будущем… кто знает?

Состав приближался к Новокузнецкой, Натке нужно было выходить из поезда, чтобы сменить ветку метро. Мне захотелось еще раз, напоследок, испытать те же неподдающиеся объяснению ощущения, что были при нашем первом настоящем поцелуе. Так же, в вагоне, после концерта My Chemical Romance.

Она поняла все без слов и, обхватив двумя руками за шею, резко прильнула к моим губам.

Невидимая сила словно вырвала меня из физического тела и запустила далеко за пределы солнечной системы. Мимо пролетали планеты, звезды, галактики. Натка была со мной – летела сквозь немую черную толщу, обняв меня за шею. Созвездия, целые облака из галактик оставались позади, пока мы мчались туда, где заканчивалась вселенная. Секунды растянулись в года, а мы зависли в том самом состоянии, которое математики бы описали словами: «предел стремится к бесконечности».

«Станция «Новокузнецкая», – огласил машинист. Мы вернулись на землю.

Натка посмотрела мне в глаза щенячьим взглядом, ничего не говоря вышла из поезда, но – вопреки моим ожиданиям – не убежала сразу в сторону перехода, а оставалась на платформе, глядя на меня, пока состав не скрылся в тоннеле.

Наша несуразная лав-стори на этом, по-видимому, была окончена. Не верилось, что мы с Наткой еще когда-нибудь будем встречаться. Настроение окончательно упало, как только я вышел из метро в промозглый московский вечер. Дождь зарядил с новой силой. Хотелось выпить.

В супермаркете я взял четверть литра не самого дорогого коньяка и один лимон. Проходя мимо импровизированного «читального уголка» – шкафа, куда студенты приносили прочитанные книги для свободного обмена, расположенного на лестничном пролете между вторым и третьим этажами, я задержался, краем глаза зацепившись за упавший на пол потертый томик.

«Триумфальная арка» Э. М. Ремарк. Отлично. Еще на первом курсе пытался прочесть, не пошло. Сейчас как раз в тему.

В комнате я нарезал лимон тонкими ломтиками, налил коньяка «на два пальца» в темно-коричневую стеклянную кружку из «Икеи» и с книгой уселся у стола. Не помню, как я тогда добрался до кровати и уснул. Мне приснился зябкий ночной Париж. Я в одиночестве бродил по бульварам и пил кальвадос в уличных кафе, периодически теплее укутываясь тонким шарфом. Лето кончилось. Теперь уже точно.

16. Почти полностью пожелтевшие листья

Опубликовано: октябрь 2007

Отредактировано: на этой неделе

Играет: My Chemical Romance «This Is How I Disappear»

Некоторое время (примерно недели полторы) я пребывал в депрессии, которая больше напоминала апатию. Настроение вроде бы было в норме: никаких суицидальных помыслов, столь модных (в случае несчастной любви) среди тех, с кем я общался, у меня не наблюдалось, но и желание заниматься чем-либо также напрочь отсутствовало. Дни напролет я лежал на кровати и смотрел в потолок, изредка почитывая книгу и почти не посещая занятия в институте.

Впрочем, довольно быстро я решил «взяться за ум» и начал ходить на учебу. Тем более что начало осени всегда было моим любимым временем академического года. Преподаватели особо не нагружали, до зачетов-экзаменов оставалась еще пара месяцев, студенты делились впечатлениями от летнего отдыха, а общая атмосфера в университете была лёгкой и непринужденной и напоминала скорее о месте общения молодежи, нежели о суровых бессонных буднях сессионного периода.

Единственное, что несколько беспокоило меня – оставшийся незакрытым с июня экзамен. На проверку же, вопреки моим ожиданиям, с этим не возникло проблем. Я неплохо подготовился и был уверен в своих знаниях, но их даже не пришлось подтверждать. Аспирант сразу узнал меня, взял зачетку и спросил, насколько я бы сам оценил свою подготовку.

– Ну, может, не на отлично… Но на хорошо – точно, – немного подумав, ответил я.

Парень тут же начал писать название предмета и оценку – «Хор» на нужной строчке в зачетной книжке.

– Судьба возвращает должок, – шутливо заметил он.

Воодушевленный таким поворотом, я решил устроить себе выходной посреди недели и поехал на Пушку, где не был два с половиной месяца. Мои глаза заливало солнце – яркое, высокое, но уже не слишком теплое – осеннее. Спокойствие внутри меня умиротворяло настолько, что казалось: еще чуть-чуть, и я растаю в этом полуденном октябрьском пейзаже среди почти полностью пожелтевших листьев.

Грин оказался на месте, как тому и следовало быть. Я был рад его видеть, как и он меня:

– Ооо, здоров, чуви! Давно же тебя здесь не было! Что делал? Всё с Натой тусил, наверно? – Грин ехидно поддевал меня локтем.

– Да если бы. Не, просто че-то забегался. Сначала к себе ездил, потом практика была.

На Пушке с приходом нового учебного года всегда значительно обновлялся состав тусовки. Так же было и в этот раз – на площади появилось много новых лиц, увешанных мини-пирсингом и с розовыми челками. В этот раз их было даже чересчур много. Я спросил об этом Грина. Он сделал скептическую гримасу и пожал плечами:

– Да, чуви, ты прав. Это стало модно. Теперь их слишком много. Я здесь уже не раз видел детей лет двенадцати в футболках «Tokio Hotel». Опопсела субкультура.

– Может, не так все плохо? Смена растет.

– Я тебя умоляю. Когда субкультура становится модной – это влечет за собой ее смерть. Скоро всех начнут раздражать эти эмо. Не только бритых, вообще всех. Еще через какое-то время Пушка вновь порядеет, но новых притоков людей не будет – уже не модно. А потом эмо исчезнут совсем, оставив о себе лишь ностальгические воспоминания.

Я подумал, что Грин все же слишком сгущает краски, но определенная доля истины в его словах присутствовала. В разговоре «старых» участников тусовки все чаще можно было услышать новый термин – «позеры». Так они называли новеньких, копирующих внешний вид эморей, детей и подростков, слушающих в большинстве своем группу «Tokio Hotel». На вопрос, в чем же принципиальное отличие позеров от непозеров, «старики» обычно говорили об отсутствии у «молодых» идеологии, затрудняясь при этом ответить, в чем она состояла. Очень часто проскальзывали слова: «неподдельные, настоящие эмоции», которые, впрочем, с большим трудом можно принять за «идеологию».

«Интересно, что об этом всем сказала бы Натка», – подумалось мне.

Через несколько секунд она «заговорила» в моей голове:

– Сказала бы, что подростки просто тянутся друг к другу. А это просто рамки общения такие.

Я мысленно «обратился» к девушке:

– Пожалуйста, можешь больше так не делать? Я рад тебя «слышать», но голоса в голове – это, все-таки, слишком.

– Извини.

Я еще некоторое время стоял, уткнувшись в одну точку и осмысливая произошедшее. Возможности Натки переходили все разумные грани. Мое молчание прервал Грин: