Верни мне сына
Шрифт:
— Надо же так низко упасть… — выпрямляясь, говорю я, и, сунув руки в карманы брюк, несколько минут молча смотрю в окно своего кабинета.
Меня посещают разные идеи, бредовые, а порой и вовсе безумные, которые точно могут повлечь за собой неприятные последствия.
Как бы я сейчас не кипел от злости, мне все же приходится прийти к неоспоримому выводу: к этому делу я должен подойти с холодной головой и здравыми мыслями.
Я спускаюсь в ресторан, в котором уже ничего не напоминает о вчерашнем «торжестве», располагаюсь на диване у окна и прошу официантку позвать шеф-повара.
— Добрый день, Денис Алексеевич!
Поворачиваюсь к ней и вскидываю брови.
— Где твоя форма? — строго спрашиваю я.
— Ее испортили… — Жанна мельком смотри на меня, и снова опускает взгляд.
— В смысле? Кто?
— Эля, — вздыхает Жанна. — Портье видел, как ночью она приходила в отель. Сказала, что ей нужно забрать кое-какие вещи из своего кабинета, а утром я обнаружила свою форму изрезанной на маленькие куски.
Жанна прерывисто вздыхает и добавляет:
— Еще она разломала мой рабочий ноутбук и на зеркале в моем кабинете написала помадой «Сука».
Я едва сдерживаюсь от отборного мата, набираю полную грудь воздуха и киваю на диван напротив.
— Присядь. У меня есть к тебе важное дело.
Через полчаса я выхожу из ресторана, созываю в свой кабинет некоторых сотрудников, даю им важные распоряжения.
— Денис Алексеевич, а как насчет управляющего? — спрашивает девушка из отдела кадров. — Открывать вакансию?
— Исполнять обязанности управляющего будет заместитель управляющего. Пока, — уточняю я. — Позже я сам лично займусь поиском нового.
— Денис Алексеевич, а можно нескромный вопрос? — краснеет су-шеф и переглядывается с остальными.
— Слушаю, — хмурюсь я, боясь предположить, в чем суть заговора.
— Вчера на банкет готовили много блюд… и… ну… чтобы они не испортились…
— Заберите себе, — перебиваю я, избавляя ее от неловкого вопроса. — И торт тоже. Поделите всю еду между сотрудниками.
На лицах моего персонала играют довольные улыбки, из уст секретарши слышится радостное «у-и-и-и».
Мы возвращаемся домой поздним вечером. Я аккуратно достаю из автокресла засыпающего сына, несу его в дом.
— Там точно убрали все следы от кошки? — тревожно спрашивает Аня, спеша за нами по лестнице.
— Не переживай. Все белье поменяли, мебель и пол пропылесосили и вымыли.
Вхожу в детскую, кладу Даню в кровать и там же снимаю с него комбинезон и шапку.
Руки Ани проникают под мою куртку, смыкаются на животе, она прижимается головой к моей спине.
— Иди, отдыхай. Я уложу его, — тихонько произносит она.
— Я сам, — шепчу я, снимая с Дани носки.
— Тогда я пойду прилягу, — целует она в мое плечо.
Я укрываю сына одеялом, разворачиваюсь к ней и заправляю за ухо прядь волос.
— Ты можешь пойти спать, или…
Склоняю голову, касаюсь губами ее уха.
— …Или ты дождешься меня в гостиной, потом мы вместе примем душ, а затем откроем бутылку вина и я сделаю тебе расслабляющий массаж.
Мои ладони скользят под ее вязаный свитер, массируют спину.
— Звучит
заманчиво, — впервые за весь день улыбается она и, встав на цыпочки, оказывается у моего лица. — Пожалуй, нам обоим не помешает снять напряжение, не так ли?От голоса, которым она это сказала, у меня подпрыгивает пульс, в комнате становится жарко, словно здесь все плюс сорок.
Наши губы соприкасаются, и этот недолгий поцелуй распаляет меня до предела.
«Сын точно еще не спит?» — почему-то думаю я, желая взять ее на руки и отнести прямиком в джакузи. Затем снять с нее свитер, джинсы, и…
— Так, Ань, — обрывая свои фантазии, отстраняюсь от нее и поправляю брюки. — Иди. Иначе сейчас окажешься на вон том комоде.
Аня закусывает губу, напоследок проводит ладонью по моей щеке и идет к двери, наглядно почесывая попу.
— Бесстыжая! — шепчу я, сдвинув брови, но не переставая улыбаться.
Через десять минут я выхожу из детской в темный коридор и замечаю по прорезям дверных полотен, что свет горит только в ванной. Подхожу к двери, стучусь.
— Можно?
Но Аня, видимо, не слышит из-за шума воды, и тогда я решаю войти без ее согласия.
Стоит только открыть дверь и мои глаза тут же вспыхивают: Аня лежит в ванной, наполненной пышной пеной из которой торчит только ее голова и приглашающе манит меня пальцем. Не сводя с нее взгляда, я перекидываю через голову футболку, расстегиваю ремень на джинсах и сгораю от желания увидеть все, что укрывается под белым облаком.
И забрать все это себе.
Она словно стесняется меня, словно боится показать себя во всей красе. Вчера в кухне ее квартиры она всячески пыталась прикрыться халатом, когда мы меняли позы одну за другой, и непроизвольно прикрывала грудь. А теперь прячется за клубами пены?
— Тебе не нужно стесняться своего тела, — говорю я, подходя к краю ванной. — Оно прекрасное и я хочу увидеть его целиком.
Аня робеет от этих слов, ее щеки слегка краснеют.
— Это остатки от предыдущих отношений, — шепчет она, взволнованно выдыхая. — Моего бывшего мужа далеко не все устраивало.
Я опускаю руку в теплую воду, нащупываю ее запястье и взглядом призываю встать.
Сказать по правде, я и подумать не мог, что робость и смущение способны возбудить меня куда быстрее, чем раскрепощенное и обнаженное женское тело.
— Ты очень красивая, — искренне говорю я, когда она, стоя передо мной, пытается снова прикрыть грудь. — Я не знаю, что там в голове у твоего бывшего мужа, но однозначно могу сказать: твоему будущему мужу нравится абсолютно все.
— Спит? — шепчет Аня, стоило мне только выйти из детской.
— Сном младенца, — отвечаю я, и, взяв ее за руку, увлекаю за собой в кухню.
Пока она сушит полотенцем волосы, я открываю вино, ставлю на столик у дивана вазу с фруктами и два бокала — единственных, что уцелели после погрома.
— Да-а… — тянет Аня глядя на диван, на котором совсем недавно были ярко-красные пятна. — Ребята из клининговой компании сделали невозможное. Жаль только, что нельзя склеить вазы и посуду, — вздыхает она.