Верность джиннии

— Ничего не выйдет. Придется довольствоваться другими.

— Скажи, почему ты так противишься нашей близости? — допытывался Мехмет.

Ее улыбка померкла.

— Прежде всего у меня много дел. Нужно помогать доктору Бадр-ад-Дину.

— Но должна же ты хоть иногда отдыхать!

— Возможно. Но вряд ли так уж мудро становиться возлюбленной того, с кем придется делить совсем иные заботы.

— Поверь, если я действительно стану одним из вашего братства, то лишь на одно задание.

Марджана коротко бросила:

— Нам лучше остаться друзьями, Мехмет.

— Прекрасно. Пока достаточно и этого, — кивнул он.

Марджана ответила недоверчивым взглядом.

— Уверяю, вам куда больше подойдет веселая вдовушка, которая будет счастлива вступить в тайную связь. Если же вы хотите испытать новые чувства, говорят, иберийка Бланка Эрреро только что рассталась с очередным любовником.

Мехмет усмехнулся, не пытаясь возразить. Даже в конце долгого дня Марджана по-прежнему влекла его больше, чем все прославленные красавицы, когда-либо побывавшие в его объятиях. Правда, выглядела она уставшей, скромное платье украшали свежие пятна, а из строгого узла выбилось несколько прядок. И все же он помнил, как эти шелковистые локоны падали на обнаженные плечи и между мокрыми прядями кокетливо выглядывали соски…

Мехмет даже задохнулся от желания. Не в первый раз ему хотелось высвободить из заточения ее великолепные волосы, зарыться руками в блестящую упругую массу и погрузить истомившуюся плоть в теплые глубины ее лона.

Весь день Мехмет пытался потушить медленный пожар, тлеющий в его теле. Марджана возбуждала в нем самые примитивные желания. Заставляла чувствовать себя хищником и защитником, одновременно грубым и нежным. Он едва удерживался, чтобы не потянуться к ней, когда она откинула с глаз непокорные волосы. К сожалению, они приближались к следующему небогатому дому, где жил очередной пациент.

Час спустя Марджана в последний раз села в коляску. Судя по слегка опущенным плечам, она устала и даже не возразила, когда он отнял у нее поводья.

— Позволь. Ты совсем извелась сегодня, а я ничем не смог помочь. Домой?

— Да, домой.

Они вернулись в поместье Марджаны, когда уже почти стемнело. Стоило им остановиться, как неизвестно откуда появился грум, жующий корочку хлеба. Взяв поводья у Мехмета, молодой человек в ожидании приказа глянул на хозяйку.

— Когда распряжешь лошадь, Умберто, оседлай, пожалуйста, коня мистера Мейта. Потом можешь идти ужинать.

— Будет исполнено.

— Вот моя любимица. — Марджана показала на поседевшую кобылу. — Как и Бадр-ад-Дин, она стареет. Но не сдается.

На некоторое время воцарилось молчание. В сгущавшейся темноте Мехмет наблюдал, как Марджана гладит лошадь, осторожно разминая тугие мышцы, облегчая боль в сведенной судорогой плоти. Мехмет сразу вспомнил ощущение ее рук в ту давнюю ночь.

Настойчивое желание шевельнулось в нем, с каждым мгновением становясь все сильнее, навязчивее, пока с губ не сорвалось тихое проклятие.

— Что случилось? — Марджана оглянулась.

— Вспомнил ту ночь. И твои прикосновения.

Марджана пожала плечами и кивнула.

— Тогда вам тоже было больно.

— Меня сейчас сводит от боли при виде того, как ты творишь свое волшебство. — Его губы дернулись. — Я бы рад стать одним из твоих пациентов. Свернулся бы на твоих коленях, чтобы ты гладила и ласкала меня…

— Вы сами можете позаботиться о себе, — с улыбкой возразила Марджана. — А животные не могут.

— А ты? Кто массирует твои плечи после тяжелого дня?

— Никто.

— Я могу помочь.

— Спасибо, но в этом нет никакой необходимости, — твердо объявила она, — обойдусь и горячей ванной.

— В развалинах?

Марджана едва заметно улыбнулась:

— Нет, здесь, дома. В блаженном уединении.

Мехмет не сводил с нее глаз, чувствуя, как тяжелая ноющая боль желания терзает чресла. Руки сами тянулись обнять ее. Его словно притягивало к ней невидимым магнитом.

— У тебя замечательные руки, — тихо признался он.

— Вовсе нет.

— Замечательные. Я не могу забыть их прикосновений…

Марджана на мгновение замерла. А когда медленно повернула голову, Мехмет позволил своему алчущему взгляду скользнуть от ее сочных губ к глазам и снова к губам…

Марджана, казалось, превратилась в статую под этим откровенным взглядом. Не смея рисковать, она в последний раз провела по плечу кобылы и шагнула к двери. Но когда попыталась протиснуться, Мехмет сжал ее запястье. И одно это прикосновение заставило ее вздрогнуть.

— Я помню все, что было в ту ночь, каждое мгновение. — Тихий хриплый голос эхом отдался в душе как воспоминание о ласках. — Помню вкус твоей кожи, мой ангел. Помню все…

Во рту Марджаны пересохло. Язык ей не повиновался.

— Я так хочу снова испытать эту страсть. Снова любить тебя.

О этот чувственный шепот, жаркий и тихий…

Пытаясь взять себя в руки, Марджана закрыла глаза, но перед ней тоже встали те воспоминания, сладостные и манящие…

Она тоже хотела Мехмета — хотела безумно. Но не позволит себе утолить голод. Слишком долго она приходила в себя после той ночи… да так и не пришла. Сколько месяцев она тосковала по Мехмету! Ей не хотелось вновь проходить все семь кругов ада.

— Н-нет, — выдавила она хрипло.

Мехмет повернул ее к себе лицом и прижал спиной к перегородке.

— Ты уверена?

Его губы чуть сжали мочку ее уха. Как он умеет искушать… как умеет искушать…

Она тряхнула головой, борясь с воспоминаниями о слиянии их тел, борясь с пульсирующим желанием, которое он возбуждал в ней. Его дыхание согрело ее губы, едва он прошептал ее имя. А когда прижался всем телом, пульсация стала сильнее, сосредоточившись между бедер.

— Мехмет…

Его руки обвили ее, живой жар его тела обжигал даже сквозь одежду. И когда он завладел ее губами во властном поцелуе, желание с новой силой загорелось в ней. Он был одновременно груб и нежен, и она льнула к нему, беспомощно сознавая, что уже сдалась, что готова на все, лишь бы утолить жажду, жажду путника в пустыне.

Поцелуй становился все более исступленным, словно он сам не мог совладать с собой. Язык ритмично двигался у нее во рту, опаляя ее неистовыми требованиями, сжигая остатки воли. Ощущения были столь безумно буйными, что Марджана буквально погибала от страсти.