Вернуть Боярство 14

Их спасло лишь моё личное вмешательство. Я и семеро Старших Магистров, с которыми мы собирались ударить совсем в другом месте, вынуждены были потратить время и силы на помощь попавшим в переплет союзникам. Отчего погибло немало бойцов и магов на другом участке сражения. Воинов, честно следовавших приказам и выполнявших свой долг, которых мы могли спасти, не будь вынуждены отвлечься…

— Каждого тупорылого м**ак, что рискнет нарушить или проигнорировать мой приказ, я покараю лично! — проорал я тогда. — По законам военного времени, без суда и следствия, сразу на месте!

Хрипящий и дергающийся в моей руке пожилой уже чародей, единственный уцелевший Младший Магистр и заодно Глава неудачливого Рода, тщетно пытался разжать стальные тиски моих пальцев. В глазах застыл ужас, истощенная аура трепетала, как листья на ветру, губы бессильно пытались вымолвить хоть слово — чародей прекрасно видел моё бешенство, ощущал на себе всю ярость, что заставляла бушевать и выплескиваться в окружающий мир мою ауру… Пытался, но я не собирался ничего слушать, ибо уже принял решение. Он был не единственным, кто нарушил мой приказ, но именно ему не повезло стать козлом отпущения и показательным примером для остальных. Хотя, объективности ради, стоило отметить — именно его проступок привел к наибольшим напрасным потерям.

Я постарался, с помощью магии, сделать так, что бы меня видели и слышали все на несколько десятков километров вокруг. Гвардейцы, мои и чужие, артиллеристы, операторы големов, экипажи кораблей нашей эскадры — в эти недолгие минуты отдыха и спокойствия между отражением одной атаки и началом следующей, все они сосредоточенно глядели в небеса и внимали. Все, кроме, пожалуй, лекарей — у этих мужчин и женщин, выбравших нелегкую стезю армейских целителей, в такие минуты спокойствия работы становилось даже больше, чем во время боя. Ибо именно в эти моменты к ним доставляли всех тех, кого просто не могли в горячке боя…

Пожилой Младший Магистр, чьего имени я так и не удосужился узнать, вспыхнул в моей руке, подобно пропитанному специальной алхимической смесью факелу. Жуткие вопли сгорающего заживо чародея были слышны даже сквозь грохот и рев сражения, бушующего на остальных участках фронта. Чародей пятого ранга — существо довольно живучее, и даже в магическом пламени он не умер мгновенно. Ведь я не использовал полноценные атакующие чары хотя бы его ранга, а именно что сжигал провинившегося. Организм, душа и сам магический дар проштрафившегося аристократа отчаянно боролись за жизнь, отказываясь умирать — но силы были слишком неравны.

Он кричал. Страшно, с надрывом, так, что от нас расходились едва заметные акустические волны — сошедшая с ума магия умирающего выплескивалась даже через его крик. От его крика стыла кровь в жилах, пробирая многих даже среди насмотревшихся за время войны на боль и смерть воинов. Смерть в бою обычно приходит быстро — боевая магия, клыки, когти и оружие тварей, если настигали своих жертв, пробив или обойдя защиту, чаще всего убивали наповал. А если и обходились раной, то пострадавший, если его не затопчут в свалке и не добьют, всегда мог использовать магию или алхимию, дабы облегчить мучения до прихода целителей…

Сейчас был не тот случай. Покорный моей воле огонь убивал свою жертву медленно и мучительно, так, что бы те, кому предназначалось это зрелище, вынесли правильный урок. Что бы могли отчетливо представить себя на месте казнимого и содрогнуться от страха…

Агония продлилась почти сорок секунд — а затем я и сам не выдержал происходящего и резко усилил пламя, мгновенно обратив чародея в разлетающийся на ночном ветру прах.

— Надеюсь, мне больше не придется сегодня прибегать к подобным мерам, — мрачно добавил я. — Но можете не сомневаться — если придется повторить, моя рука не дрогнет. Я готов.

За то, что я сделал, меня позже ждут последствия, причем серьезные. Вот так, без суда и следствия, показательно прикончить Главу пусть далеко не самого крупного, но дворянского Рода — это уже перебор. Да, формально я в своем праве — он проигнорировал указ командующего во время сражения, что привело жертвам среди бойцов и подвергло риску вообще всё наше задание. И будь он рядовым аристократом, да даже Старейшиной Рода — проблем бы не было. Но Главы и Наследники Родов — это всё же несколько иное, с ними так не поступать не принято. Да и необходимость смертного приговора оспорить можно при желании… Не говоря уж о том, что друзья и союзники убитого Главы теперь точно затаят на меня злобу, как и весь его Род в целом. Лично мне они проблем создать не способны, но вот мешать моим начинаниям в этой губернии, вставляя палки в колеса моим людям — вполне себе.

— Не слишком ли жестоко, господин? — осторожно, с боязливой уважительностью поинтересовалась одна из Старших Магистров, стоило мне вернуться на своё место в тылу. — Как бы боевой дух воинов после такого не упал…

— Я не могу, отдавая приказ, каждый раз переживать, выполнят ли его или нет, — спокойно, но жестко ответил я. — Одна ошибка, один очередной осел, решивший что он умнее всех и поступающий по своему — и все может рухнуть. И тогда вместо одной паршивой овцы погибнут тысячи честно выполнявших свой долг воинов. И времени на более гуманные методы внушения и восстановления дисциплины у нас нет. Пусть боятся меня, пусть ненавидят, пусть проклинают — плевать, лишь бы делали, что им говорят. Расслабились, смотрю, некоторые, за несколько месяцев спокойствия…

Не стоит своевольным аристократам обманываться на мой счет — несмотря на молодость, я действительно готов карать и жечь безо всякой пощады даже своих, взяв на себя неприглядную роль палача. С некоторой иронией я понял, почему мне достались именно дворяне с их гвардиями — генерал-аншеф в очередной раз проявил мудрость, отдав самых своевольных и гордых под начало того, кто способен заставить их повиноваться. Мерзко и неприятно вот так убивать своих — но лидер на то и лидер, что бы уметь принимать и претворять в жизнь непопулярные решения. Если надо будет, я хоть десяток, да хоть три десятка подобных идиотов сожгу, лишь бы добиться должной дисциплины и повиновения. Ибо на другой чаше весов — жизни сотен и тысяч тех, стоит со мной на этом поле боя и идет в бой под моим командованием. Не только лично моих гвардейцев, но и вообще всех тех, кто прорвался через эту треклятую циньскую стену и встал стеной, оплачивая своей кровью шанс на победу русского оружия.

Ещё не так давно я бы не смог вот так казнить не сделавшего лично мне ничего плохого человека. Враги, вставшие на моем пути с оружием и боевой магией, совсем другое дело — покусившийся на чужую жизнь не имеет права сетовать на судьбу, если в случае поражения отнимают его собственную. Другое дело — вот так, хладнокровно, казнить пусть и провинившегося, пусть не знакомого лично, но соратника и боевого товарища, с которым ты бился против одного врага. Не захотел бы пачкать руки, придумав для самого себя хоть с десяток оправданий.

А даже если бы смог, заставил бы себя поступить как надо, то не нашел бы сил сделать всё, как надо. Просто отрубил бы голову, максимум — сжег бы в единую секунду. Тоже, если подумать, вполне отрезвляющее зрелище… В более спокойной обстановке. Но не здесь и сейчас, когда все распалены пролитой кровью, когда в жилах кипит адреналин и разум начинает уступать место инстинктам, от чего многие теряют голову… Часть горячих голов подобная полумера не остудила.

А вот то, что я устроил — уверен, привела в чувство всех. И то, что я внутри ни на йоту не сожалел о сделанном, невольно заставляло меня задуматься — насколько же сильно я меняюсь в последние месяцы, превращаясь в нечто совершенно иное, не похожее на меня прежнего? Всё больше Пепла, все меньше Аристарха… Хорошо хоть обе эти личности — я.