Вернуться домой

Он отпустил мою руку. Другой я протянул ему пакет:

— Держи, это тебе от нашего стенда.

Взял, заглянул в пакет, засмеялся:

— Вот спасибо, не откажусь! Сейчас приеду домой, за ужином натру корочку чесночком от души. Ну, спасибо, уважили!

Вот теперь я поверил ему, что спит он один, по крайней мере в эту ночь. Зашагал в сторону выхода, обернулся, махнул рукой, крикнул:

— Спасибо! Передай привет девчонкам. Удачи вам, до послезавтра!

Когда вернулся на стенд, одна из сотрудниц удивленно спросила:

— Евгеньич, вы что, с этим парнем полторы буханки хлеба умяли? Можно подумать больше есть нечего!

Пришлось вкратце рассказать им все. Выслушали. Пожалели:

— Вот бедолага-то, соскучился по нашему хлебу.

А закончили мечтательно:

— Мужик-то красавец!

Глава 15

ЛАРЧИК НАЧИНАЕТ ОТКРЫВАТЬСЯ

Субботний день на ярмарках самый суматошный — тяжелый, но и прибыльный. Народу уйма, не протолкнуться. В эту парижскую субботу и мне довелось посидеть «под прилавком». Сидя на корточках, упаковывал покупки, подавал девчонкам пакеты. Поработали на славу, под конец дня не чувствовали ни рук, ни ног.

В воскресный день намного проще. Ярмарка открывается на час позже, а закрывается на тот же час раньше. Появляется возможность не спеша прогуляться пешком по городу. Да и публика воскресная отличается от публики повседневной. Большой процент пенсионеров. Им не надо в понедельник спозаранку вставать на работу. Народ солидный, неспешный, денежный. Именно в этот день обычно бывают крупные покупки, и в результате выручка превосходит показатели «сумасшедшей» субботы. Не стал исключением и этот воскресный день.

Утром завтракать в гостинице мы не стали. Быстренько выбрались на улицу и медленно пошли по набережной Сены. Река, как одна из главных магистралей города, еще почти пуста. Прогулочные катеры небольшими стайками сгрудились на привязи у причалов, принимая в это раннее время суток водные процедуры. Матросы окатывали палубы водой, протирали панорамные окна. Сигнальные сирены коротко и сипло подавали голоса, как бы прочищая горло. Ночные трудяги — буксиры и «толкачи» — спешили по реке с грузами. Еще чуть-чуть — и на смену им на гладь реки вылетит стая белых щеголей-катеров. И над Сеной поплывет многоголосый, многоязычный гомон туристов. А пока от реки еще пахнет тиной, тихой и сонной водой, именно тем, чем пахнет от всех обычных рек мира утром. И солнце, вставшее над Парижем, еще не набрало своей силы. Но это продлится недолго — судя по чистоте неба, день обещает быть очень теплым.

К тому времени, когда первые посетители добрались до нашего стенда, мы успели позавтракать. Началась обычная работа. Затем я пару раз сходил на перекур. Прошелся по русским стендам. Посидел с Сашкой, разглядывая эскизы его будущего дома во Франции. Он ими очень гордился, так как рисовал и делал все расчеты сам. Пристал ко мне с вопросом, какой из вариантов мне больше нравится. Я ткнул пальцем. Он тяжело вздохнул, ответил:

— Нет, дружище. Конечно, он хорош, но сейчас мне не потянуть. Это только мечта. Может быть, лет так через пяток, тогда другое дело.

— Так какого черта тогда спрашиваешь? Сделай пометку — это моя мечта.

— Ну, ты ж понимаешь, мечтать не вредно.

Посмеялись, и я вернулся к себе.

Николай появился ближе к обеду. Появился неожиданно, как вынырнул из воды. Мы даже не заметили, с какой стороны он подошел. Белозубая улыбка, светло-серого цвета костюм, в тон светлые мокасины, сорочка бледно-салатного цвета. Не мужик, а сплошное обаяние. В руке пакет. Поздоровались. Он отошел к девчонкам, расточая комплименты и благодарности за первый день знакомства. Достал из пакета две красиво упакованные коробочки, вручил их девчонкам со словами:

— Девочки, это вам. Примите, не обижайте! Просто за то, что вы есть на свете.

Естественно, подарки были приняты, и сотрудницы юркнули в переговорную. Им не терпелось посмотреть, что в этих красивых коробочках. Через пару минут оттуда донеслись «охи-ахи» и радостное повизгивание. Затем они выпорхнули и с нескрываемым удовольствием расцеловали дарителя в обе «щечки». В коробках оказались наборы «пробничков» — хороших французских духов. Девчонки были в восторге.

— Вы уже обедали? — спросил нас Николай.

— Да нет, вроде еще рано, — ответили ему.

— А вот я с удовольствием перекусил бы, завтракал сегодня очень рано, — обращаясь непосредственно к моим сотрудницам, спросил: — Можно я умыкну вашего шефа? Мы будем буквально рядом, в соседнем павильоне. Если что-то срочное, то легко можете позвать его. Договорились?

Кто бы сомневался, что он получит согласие.

В соседнем — «гастрономическом» — павильоне витали и дурманили голову запахами стенды с разнообразной снедью. Греческие и киприотские стенды демонстрировали бочки, бочонки с солеными, фаршированными и маринованными оливками и маслинами, поражавшими своими размерами. Немецкие и австрийские стенды щеголяли отменными окороками, подвешенными на крючьях. Вы могли показать на любой понравившийся вам. Мясник в ослепительно белом переднике и в стоящем дыбом накрахмаленном колпаке отрезал бы вам понравившийся кусок. На огромных прилавках-морозильниках розовой россыпью лежали креветки, от самых мелких до розовых «монстров», выращенных и откормленных черт знает чем в садках юго-восточной Азии. Стройными шеренгами лежали стайки крапчато-радужной форели, здесь же — слегка горбатые огромные лососи. И над всем этим, в центре на ледяном возвышении несколько огромных ярко-красных, расправивших хвосты и угрожающе выставивших огромные клешни омаров. Итальянские и швейцарские стенды поражали разнообразием сыров: мягких, твердых, с благородной плесенью, с душком и просто ароматом, на любые вкусы и пристрастия. Кроме того, каждый стенд располагал набором вин под мясо, рыбу, сыры и под все, что угодно. И между всем этим великолепием — россыпь мелких ресторанчиков на любой вкус, от пиццерий до филиалов известных ресторанов Парижа.

Вот к одному из таких и подвел меня Николай. Столиков пятнадцать и бар. Вся обслуга, от бармена до гарсонов, состояла из алжирцев, одетых в ярко-красные передники с эмблемой ресторана. Николай сказал, что это филиал одного очень приличного парижского ресторана, славящегося хорошей кухней. А то, что здесь на ярмарке в обслуге алжирцы, даже и хорошо — с ними можно договориться.

— Ну, и какая разница, о чем ты с ними собрался договариваться?

— Понимаешь, в этом ресторане не принято ставить бутылку на стол.

Он хлопнул по пакету, который лежал рядом с ним на кресле, и добавил:

— Да и сомневаюсь я, что такой коньяк у них есть. Ну, и еще одно. Нам это надо, чтобы он подбегал к нам с каждой рюмкой? Разговор-то будет долгим.

Уточнил, глядя мне в глаза:

— Если ты не возражаешь, конечно?

После небольшой паузы добавил: «Мне и самому уже надоело носить все в себе, вот тебе и выплесну».

Не могу сказать, что этот парень видел меня насквозь, но тут он угадал мое желание на все сто. Попытался изобразить не очень острую заинтересованность, тем более что человек сам признался — уже невмоготу носить в себе что-то.

— Почему я должен возражать, посидим, выпьем, что расскажешь, то и расскажешь.

Освободившийся гарсон уже направлялся к нашему столику, на ходу доставая из большого кармана на переднике блокнот. Усмехаясь, Николай протянул мне ресторанное меню со словами:

— Выбирай!

— Что, издеваешься?

Он засмеялся:

— Да ладно тебе, уж и пошутить нельзя. Давай определяться, что будем брать на закусь.

Гарсон уже стоял у стола. Улыбаясь во всю физиономию, поздоровался. Я улыбнулся ему и, слегка кивнув, ответил на приветствие. Николай делал вид, что в упор не замечает его, что-то выискивал в меню. Повернулся ко мне, спросил: