Вернуться в сказку
Шрифт:
Комментарий к I. Глава сороковая. Что важнее - дела или друзья.
* Айрэ и Саруман “Ты славить его не проси меня”
P.s. Небольшая попытка поздравить моих читателей с моим днём рождения.
========== I. Глава сорок первая. Забыть всё. ==========
С французом по-французски,
С индусом по-индусски,
С солдатом по-солдатски —
Поберегите слух!
С попом благоговейно,
С монашками келейно,
С барашками — пастух!
О Боже, как похожи
Лакеи и вельможи,
Поэт, бандит —
Кто смелый, тот и съел!
И лучше никого нет,
Но я людьми не понят,
И, стало быть,
Плевать на них хотел!
Ангельским ли голосом,
Злобно
Люди главным образом
Слушают себя!
Откликайся эхом
На любую блажь —
Станешь человеком,
Сразу будешь наш!
Дела в подлунном мире
Идут в знакомом стиле:
Нам не из чего,
Братцы, выбирать!
Нам предлагают: или
Нижайше расстилаться,
Иль высочайше попирать!
О, дивное уменье,
Без всякого смущения
С любым шурум-балясы разводить!
Подставьте только ухо,
И, коль оно не глухо,
То я уж знаю,
Что в него налить!
Наклонись над глобусом,
Убедись, дитя:
Каждый главным образом
Любит сам себя!
Может, это плохо,
Не твоя беда:
Такова эпоха,
Такова среда!*
Марии едва удалось вытащить Джона из того проклятого монастыря. Парень был тяжёлым. Принцесса никак не могла подумать, что это будет так. Джон был худеньким и невысоким. Но тащить его от этого было не легче. Мария еле волочила по земле ноги, пытаясь продвигаться вперёд с максимальной скоростью. Джон почти ничего не соображал. Принцесса тоже мало что могла сейчас понять. Она просто шла и тащила за собой друга, который едва ли мог сделать сейчас что-то… То существо сильно ранило его. И Джону крупно повезло, что он остался жив. Нэлгу не повезло вовсе… И главное, Мария теперь вряд ли сможет найти хотя бы то место, где он похоронен.
Вокруг нет никого. И это пугает больше всего. Особенно после рассказов Джона про невидимых монахинь. Марии постоянно кажется, что кто-то идёт за ними, что кто-то следит… Каждый шаг отдаётся болью в подвёрнутой лодыжке. Джон уже почти не может идти, приходится практически нести его, но идти следует ещё быстрее.
Когда девушка почти сталкивается с каким-то парнем, тоже задумавшимся о чём-то, они еле удерживаются на ногах. Главное для Марии сейчас — не допустить того, чтобы каким-то образом навредило бы Джону. Тот и без этого был не в самой лучшей форме сейчас. Девушка почти шипит на незнакомого парня. Тот скалится ей в ответ. Не ухмыляется, не улыбается, а именно скалится. Марии было несколько неприятно это, но этот хотя бы не улыбался, как настоятельница монастыря, из которого она бежала.
— Ты кто такая вообще?! — грубо спросил незнакомец.
Мария была готова ударить его чем-то за эту самоуверенность и наглость. Желательно чем-то тяжёлым. Очень тяжёлым. Чтобы прекратил так грубо разговаривать с девушками. Или… Она сама виновата в том, что он сейчас так сказал? Да нет… Вроде бы она ещё не успела дать ему в глаз или куда-то ещё, чтобы у него имелись причины ей грубить. Вот так просто…
— А ты? Чтобы я перед тобой отчитывалась? — спросила Мария, незнакомец недовольно поморщился. — Или лучше мне обращаться на “вы”? В таком случае не будете ли вы повежливее с дамой?
Парень усмехнулся. Усмешка его была чем-то похожа на усмешку графа Хоффмана, с которым принцесса не успела попрощаться тогда, в день, когда погибла её мать, Кассандра… Кем был тот человек? Он спас Марию тогда, и это уже говорило в его пользу. Он помог ей и Алу выбраться из того проклятого дворца, он… Но она больше не видела его. И вряд ли когда-нибудь сможет увидеть. Ему была нужна принцесса. Принцесса, а не безымянная девчонка, бредущая в неизвестном ей самой направлении. Неизвестный паренёк чем-то был похож на
Хоффмана. Только чем? Той самой усмешкой?— Мердоф Айстеч, миледи! — смеётся парень. — Теперь не соизволите вы назвать своё имя?
Голос его казался ядовитым, насмешливым. Марии было совсем неприятно знать, что он сейчас стоит рядом с ней, видеть его, слышать то, что он говорит. Встреться она с ним в более приятной и удобной ситуации, принцесса была уверена, что этот Мердоф оказался бы с разбитым носом уже в эту минуту. Но Джон едва ли находился в сознании. Попросить его отойти от неё было бы просто издевательством с её стороны.
— Мария. Меня зовут Мария. Я удовлетворила ваше любопытство?
Девушка почувствовала, как Джон настойчиво тянет её за рукав. Ну конечно! Он же до этого момента, возможно, думал, что её зовут Дик и она имеет несколько другой пол. Угораздило же её попасть в такую ситуацию! Вот никогда она не могла подумать, что будет выглядеть настолько глупо!
— Ох, миледи! Вы даже не представляете, насколько! Я не знаю ни одну сотрудницу Schreiendes Blut, носящую такое имя.
Мария удивлённо посмотрела на парня. Что это была за организация? Она не знала такую! Впрочем, кто мог бы поведать ей о ней? Дед за всё время их знакомства лишь упрекал её в недостаточной аристократичности, мать вообще не могла рассказать что-то вразумительное, Хоффман… С Хоффманом она общалась настолько мало, что тот не успел бы сказать ей что-то важное… Вдруг Мария очнулась от своих мыслей. Да и как тут не очнёшься? Прямо перед её глазами было дуло пистолета.
— Эмм… Слушай, Мердоф… — пробормотала Мария, делая шаг назад и плавно поднимая руки вверх.
Джон держался за неё, за её куртку, пытался устоять на ногах. Со стороны этого Айстеча было подло. Джон был болен. И за него девушка переживала даже больше, чем за себя. Ведь не выстрелит в неё сейчас этот придурок? Ведь не выстрелит? Если всё-таки он нажмёт на курок, это была бы очень глупая смерть для принцессы Марии. Побегать по всему этому несчастному мирку, сбежать от революционеров, справиться с тем странным врагом, скрыться от сумасшедших монашек… и умереть от рук совершенно незнакомого ей человека.
— Что, госпожа Мария? Хотите воспользоваться правом последнего желания? — усмехнулся Мердоф, не убирая пистолет.
Разбитая ваза. Гадко улыбающийся братец. Рассерженная мама. Кричащий отец. Всё так, как и обычно. Маленький мальчик лет шести-семи стоит посредине комнаты и, опустив голову, пытается не разреветься. Это было бы слишком глупо. Слишком стыдно. Он уже почти взрослый, а взрослые никогда не плачут. Так ему говорит отец. И Рогд тоже никогда не плачет. И именно поэтому брата хочется заставить это делать. Хочется заставить того разреветься. Но тот лишь усмехается и совершенно спокойным голосом жалуется родителям. Достаётся всегда Мердофу. И неважно, что произошло до этого. Неважно, что Рогд всегда задаётся, что он никогда ничем не делится, что всё хорошее достаётся только ему… Никто не смотрит на это. И Мердофу просто хочется постараться не разреветься прямо сейчас, тут… Выплакаться он сможет и там, на чердаке, куда его частенько запирали за плохое поведение.
Доктор Леманн тоже не любил его. И всё из-за братца! Из-за этого прилежного мальчика, всегда готового подлизаться к взрослым! Мердоф ненавидел его. Ненавидел. И не понимал, почему родители к нему относились хуже. Они близнецы. Они почти одинаковые. Почему же Рогду доставалось больше внимания? Почему ему доставалось всё? Всё внимание, все игрушки, все подарки… Почему же всё было так?
— Ты меня слушаешь вообще?! — прикрикнул на ребёнка высокий мужчина с сединой в волосах. — Да что с тобой говорить?! Такие, как ты, всегда заканчивают плохо. Либо в тюрьме, либо на плахе.