Вернуться в сказку

— Что именно плохо? — озадаченно спрашивает её Раймон. — Я не понимаю…

Не понимает… От осознания этого слёзы вмиг просыхают. В груди поднимается непонятная злоба. Непонятная ей самой. Она никогда не была такой — никогда не кричала ни на кого, вела себя скромно и послушно, вела себя как полагается вести себя Сёстрам Обета… А теперь… Теперь в её душе полыхала такая необъяснимая ей злоба. Теперь в её груди просыпалось неизведанное до этого желание — желание как-то навредить, причинить боль… Она не понимала его. И не знала — как с этим бороться. Всё всегда было намного проще.

Надо будет обязательно попросить зелье забвение у Райна. Это ей поможет. Будет хорошо, если она не вспомнит даже этот день. Будет хорошо, если она никогда не узнает того, что узнала теперь. Потому что она даже не знает, каким образом можно бороться с тем, что когда-то предсказали Пророки. Она никогда не сомневалась в том, что всё, что было написано в тех книгах — правда. Она училась жить с этим с самого рождения. И уж тем более, она никогда не пыталась сопротивляться этому. Пророчества были неотвратимы.

— И не поймёшь! — зло роняет Мери Земирлонг. — Это означает, что Избранная каким-то образом будет связано с Хейденом!

Тедд удивлённо смотрит на неё. Смотрит своими большими синими глазищами, и от этого злоба в её груди только разрастается. Кажется, он даже не знал, кто такой Хейден… Дожили… Она слабо представляла, что такой человек, как Раймон, мог делать в Академии. Да ещё и как-то сдавать эти проклятые экзамены, которые, нужно сказать, были довольно сложными, что сдать их без должной подготовки было просто невозможно.

Но Тедд, кажется, даже не знал, кто такой Хейден. Или… Этот идиот просто не знал, что это то имя, которое было дано Танатосу при вступлении в орден? Оставалось надеяться, что так оно и было на самом деле. Мери Земирлонг не выдержит, если окажется, что он даже не слышал о том человеке.

— С кем? — непонимающе спрашивает парень. — Я не совсем понимаю, кто это такой…

Не понимает… Дурак. Какой же он дурак… И зачем только она с ним связалась? Было бы проще, если бы она не открыла дверь сегодня. В дни, когда Мери выдавалось погадать, она редко жалела об этом, но довольно часто думала, что хорошо быть человеком без этого дара, что хорошо жить настоящим, не уметь заглядывать в будущее… Что хорошо не знать ничего, что тебя ждёт в дальнейшем. Хорошо ловить каждый момент, не ожидая смерти или неудачи, которая ждёт тебя через несколько секунд…

— С Танатосом, идиот! — шипит гадалка. — Это означает, что Избранная каким-то образом будет связано с Танатосом! Тебе напомнить, кто это такой?

Тедд Раймон вздрагивает. Неужели, он настолько слабак, что не может выдержать даже её взгляда? Или она, всё же, переборщила? Ступни ужасно болят, но сейчас Мери не смеет взглянуть на них — если взглянет, не сможет отделаться от мыслей о боли в ногах и о крови на них…

Ей ещё повезло, думается девушке.

Ей ещё повезло. На вступлении в Сестричество её ровесницы Вималы, рука у сестры Идхар — Сестры Безмолвия, которая отвечала за ритуал вступления — дрогнула. Теперь Вимала теперь не могла ходить и вовсе… Каждый раз, когда Мери посещала Монастырь, где жили Старшие Сёстры — Сёстры Справедливости и Сёстры Безмолвия, она думала о том, что ей повезло куда больше, чем бедняжке Вимале, которая теперь постоянно жила в Монастыре и не имела возможности даже с кем-то поговорить: что на Сёстрах Справедливости, что на Сёстрах Безмолвия, был Обет Молчания, а первые, к тому же, были ещё и слепы.

Ужасная жизнь в логове молчаливых сестёр — вот, что теперь было уделом Вималы…

Ей повезло. Она была здесь — в Академии. Она общалась со своими сверстниками, пусть порой и не понимала их. Она видела их радости и неудачи, она могла хотя бы говорить с ними… Она могла делать практически всё, что ей только заблагорассудится. Она могла ходить. С трудом, но… Она могла это делать… Могла жить в окружении прекрасных людей, пусть и не всегда правых… Пожалуй, ей стоило научиться снисхождению. Нет. Ей определённо стоило сделать это. Подумать только — Вимала жила в куда более худших условиях, но никогда на это не жаловалась. А она…

— Нет! — вздрагивает Тедд и виновато смотрит на девушку. — Но я не совсем понимаю, как…

Не совсем понимает… Раймон смотрит на неё своими большими наивными синими глазищами, и девушке хочется рассмеяться. Этот парень был младше её всего на два года, но… Какой же он до сих пор ребёнок! На него просто невозможно смотреть без улыбки… Он явно из тех сторонних наблюдателей основных исторических событий, смотрящий удивлённо и восторженно, но имеющий право не скрывать лицо… Мальчишка… Ребёнок… На которого так хотелось рассердиться, но на которого невозможно было сердиться долго…

— Как?! — восклицает Земирлонг раздражённо. — Как?!

Тедд ловит себя на мысли, что прижимает голову к плечам, пытается как-то сжаться, стать меньше… Он, и так, не слишком высок, думается Мери. Он, и так, маленький и щупленький… Почти такой же худенький, как Вейча…

— Что ты ещё видишь? — спрашивает девушка, чуть-чуть остыв. — Говори же!

Невысокий русый парнишка шестнадцати лет с наивными синими, как ночное небо, глазами… Что он забыл на факультете практической магии оставалось для Мери Земирлонг загадкой. На факультете, где учили сражаться друг с другом. Где основными предметами считались боевые искусства: фехтование, единоборства, метание кинжалов, стрельба из луков — на выбор, кто что предпочитал — и магия проклятий и отражений, чтение мыслей и тому подобное. Всё для ближнего и дальнего боя. Всё для войны. На факультете, где учеников заставляли сражаться друг с другом — командами и по одиночке…

— Буквы, — кажется, из червовой девятки всё придётся вытягивать, словно щипцами.

Он не хочет говорить, рассказывать всё подробно, как стараются рассказывать бубны или червы обычно, когда обращаются к тому, кто может им погадать. Они обычно рассказывают всё-всё, что только могут рассказать. Они обычно говорят много, хоть и не по существу. Что забыл Тедд Раймон в команде червов? Ей бы хотелось это знать. Как и то, что именно означает то Пророчество, которое они, вероятно, сейчас видели. Точнее, видел которое Раймон, но толковательницей которого являлась именно она — Мери Земирлонг, восемнадцатилетняя Сестра Обета, трефовая дама, дочь акорлского хедифа и просто обычная девушка, которую заставляли жить иначе, нежели жили её сверстницы.

— Какие? — спрашивает гадалка, словно у ребёнка.

Ей хочется знать… Раз уж они полезли в Пророчества — нужно знать всё. Иначе очередное Пророчество не будет стоить и ломанного гроша. Ей нужно знать. Она должна понимать как можно больше. Только тогда они смогут что-то сделать с этим. И, быть может, она всё расскажет сестре Раджни, которая обязательно всполошит всё Сестричество этим случайным Пророчеством, которое было выведено из-за такого дурачка, каким несомненно являлся Тедд Раймон…

Да… Тедд был всего лишь мальчишкой. Обыкновенным восторженным мальчишкой. Не беспрекословным и немым рабом, каким являлся Мицар для Леонризес, нет. Обывателем. Почти. Временным фанатиком, которые принимают то одну сторону, то другую сторону, но не из корысти, как это делала, скажем, Мира Андреас — да, именно она, эта ложно благочестивая королева сердец, — а только по незнанию того, чего именно так страстно жаждет его душа. Тедд был почти ребёнком. Милым. Светлым. Наивным. Пытающимся сражаться за непонятные ему идеалы, выдуманные, как ни странно, им же самим. Пылко защищающим эти выдуманные идеалы. Готовым постоять за них и даже отдать за них свою жизнь. Он был совсем ещё ребёнком…