Верный слуга Алексея Михайловича. Две жизни Симеона Полоцкого
Шрифт:
Однако в острейшей борьбе за власть Софья Алексеевна допустила целый ряд просчетов. Патриарх Иоаким прочно занял сторону юных государей и даже в мыслях не мог допустить, что место ректора займет ярый «латинник». «Привилей» на Академию Симеона Полоцкого и Сильвестра Медведева был отложен до лучших времен. И тут в Москву, к вящей радости патриарха, явились «любознательные путешественники» Иоанникий и Софроний Лихуды, греки, получившие высшее образование в Венеции и Падуе. Покровительство патриарха оказалось решающим, и после непродолжительного учительствования в Москве в октябре 1687 года братья Лихуды возглавили учебное заведение, которое так и не стало вровень с университетами Европы. Да и само грекофильство, не менее схоластичное, чем латинство, в стенах Академии просуществовало до начала XVIII века, века реформ Петра Первого, который не жаловал просвещение абстрактное, не приносящее пользу России.
А теперь возвратимся в год 1679-й и заглянем в типографское училище, которое было создано при Большой московской
И хотя история книгопечатания в России насчитывала более ста лет, однако впервые на государственном уровне приступили к печатанию книг основательно и с богопочитанием. Большая типография находилась под особым контролем патриарха, а Иоаким вольностей не терпел, и Симеону Полоцкому зачастую приходилось искать обходные пути, издавая поначалу подносные книжицы, которые спустя некоторое время обретали вид полноценных книг.
Не изменил своим правилам Симеон Полоцкий и в день восшествия на российский престол Федора Алексеевича. Придворный пиит преподнес своему ученику вирши «Гусль доброгласная», в которых выразил свою сокровенную мечту:
Ничто бо таю славу разширяет яко печать, И Россия славу разширяет не мечом токмо, Но и скоротечным типом, через книги, сущим многовечным.Не поленимся прочесть, как полностью звучало название подносной книжицы, в которой сокрыты надежды на преемственность правления и торжественность момента венчания юного государя на царство Московское: «Гусль доброгласная, восклицающая желания всех санов и чинов российских и благоприветствия нововоцарившемуся благочестивейшему тишайшему(курсив мой. — Б.К.)пресветлейшему великому Государю Царю и великому князю Федору Алексеевичу всея Великия и Малыя и Белыя России самодержцу. В день веселия сердца его, в опоре венчаяй Господь милостию и щедротами возложи на главу его венец от камене честна всеосвещенными руками Святейшего и Всеблаженнейшего Великого Господина Клира Иоакима, Патриарха Московского и всея России».
В монографии Г.Я. Голенченко «Белорусы в русском книгопечатании» делается важное заключение: «Симеоном отчетливо выявлено понимание международного политического и культурного звучания отечественного книгопечатания».
О времени создания Верхней, то есть дворцовой, типографии имеются разночтения. Русский биографический словарь утверждает: «Симеону Полоцкому удалось еще при Алексее Михайловиче, в конце 1670-х годов, завести особую типографию “на верху”, во дворце, в которой он мог печатать свои книги по своему усмотрению». Заметим: не без позволения государя. Алексей Михайлович закончил свой земной путь в начале 1676 года, так и не успев сделать каких-либо распоряжений по обустройству типографии. Федор Алексеевич этот пробел восполнил, о чем свидетельствует запись в расходной книге Большого печатного дворца, где говорится, что к февралю 1679 года столяр Елизар Савельев со товарищи изготовил четыре новых печатных стана «со всякими становыми снастями». Несколько ранее органных дел мастер Симон Гутовский изготовил «деревянный печатный станок печатать фряские листы» для гравюр. В это же время токарь Алексей Васильев сотворил еще один станок «книжной, деревянной, дубовой…»
Как мы видим, Симеон Полоцкий глядел далеко вперед и кроме печатания книг намеревался печатать гравюры. Затея имела своего покровителя — царя — и своего недоброжелателя — патриарха Иоакима.
Скрепя сердце, верховный пастырь все же дал благословение на доброе дело. А уже после кончины Симеона Полоцкого обвинил того в обмане. Дескать, благословлял он «мастерскую резного дела», а не сами книги Симеона, и никакого отношения к предисловиям, написанным основателем Верхней типографии, он не имеет. «Без досмотрения» патриарха остался и «Букварь языка словенска…», о котором сказано в избытке. Расчет Симеона Полоцкого был оправдан — первая книга, выпущенная в Верхней типографии, била точно в цель. Кроме царевича Петра, которому полюбился «Букварь», он прочно вошел в дома московской и российской знати.
Симеона Полоцкого не стало в 1680 году, но еще десять лет после его кончины на устах патриарха Иоакима звучало его имя: «Толико тот Симеон освоево-лився и дерзне за некиим попущением яко и печатным тиснением некие свои книги издати, оболгав мерность нашу…» Патриарх не мог простить Симеону Полоцкохму «латинство», но и не мог одновременно не восхищаться «Псалтырью рифмотворной», изданной в типографии, которая стала известной в сочетании с «краесогласными виршами». Ведь на Руси по книге Священного Писания «Псалтырь царя и пророка Давида» учились читать, даже гадали, а многие псалмы знали наизусть. Желание «явить Псалтырь переложенную стихами и на нашем языце славенском» руководило Симеоном в работе над Псалтырью. И она зазвучала благолепно и вдохновенно «во украшении пиитическом».
Впервые в истории российский самодержец выступил на поэтическом поприще как заправский литератор. Псалмы 132-й и 145-й в книге Симеона Полоцкого принадлежат
перу Федора Алексеевича. Царственная муза, наследственная черта многих Романовых, проявила себя в божественном слоге.Спору не возникало. Симеон Полоцкий, как и его предшественник Ян Кохановский, твердо был уверен — Псалтырь создана не только для чтения, но и сама просится быть положенной на ноты.
«Сладкопением» назовет свое творение Симеон Полоцкий. И музыка полилась. Псалтырь зазвучала в переложении ее певчим дьяком Василием Поликарповичем Титовым [118] , который работал вдохновенно, скоро. Успех творения Титова был не случаен. Народные мотивы, безбрежные просторы Руси, Господнее слово слились в гармоничный неподражаемый лад. И.П. Еремин, автор одной из статей о Симеоне Полоцком, утверждал: «Обширная композиция Титова — она содержит 165 музыкальных номеров на текст псалмов Симеона — интересна тем, что она положила начало русской камерной вокальной музыке».
118
В.П. Титов (1650—1710), русский композитор, один из первых мастеров хорового пения.
Выпускник Славяно-греко-латинской академии Василий Кириллович Тредиаковский, профессор латинского и русского красноречия в Академии наук (с 1745), автор небезызвестной «Телемахиды», разобранной на бесчисленное количество цитат, без сомнения, многое перенял у зачинателя высшего российского образования Симеона Полоцкого и сочинил трактат «Способ к сложению российских стихов». Путешествие по морю изящной словесности и теоретизирование занесло его в Синодальную библиотеку, где хранилась «Псалтырь рифмотворная», написанная Симеоном Полоцким. Пользуясь отменной репутацией светила российской филологии, В.К. Тредиаковский камня на камне не оставил от труда своего даровитого предшественника и разродился собственной «Псалтырью» [119] , которая при жизни автора так и не увидела свет, и поэтому российский читатель был лишен возможности сравнить оба творения.
119
«Псалтырь, или Книга псалмов блаженного пророка и царя Давида, переложенных лирическими стихами и умноженных пророческими песнями от Василия Тредиаковского в Санкт-Петербурге. 1753».
Весьма примечательны строки, взятые из предисловия к «Псалтыри»: «Преложение Симеона Полоцкого есть не токмо не лирическое, но и какого б было из поэзии вида определить не без трудности… Сие, впрочем, сказано не в укор честному и ученому мужу. Но понеже в его время стихотворение наше не имело еще правили не было приведено в порядок…оный иеромонах таким перелагал стихом, какой инде, там свойственный от своих… воспринял учителей».
Чем для нас ценно сие откровение? Прежде всего тем, что якобы во времена Симеона Полоцкого не существовало ни правил, ни порядка стихосложения. Такой вывод неоспорим. Иеромонах Симеон не опасался быть растерзанным противниками русского барокко, однако вовсе не подозревал, что поэзия зиждется на атрибутах казармы. Пройдет несколько десятков лет, и неистребимая тяга к самовыражению породит поток графоманской поэзии, в которой царили порядок и правила, но полностью отсутствовало божественное озарение.
Однако возвратимся к делам Верхней типографии. Преодолевая сопротивление патриарха, Симеон Полоцкий добился-таки, чтобы с Печатного двора по указу царя «наверх» были доставлены: «книг печатного дела стан с азбукою, да азбука слов полная никитинская весом три пуда и со всеми снастьями, чем книги печатают». Следом за печатными станками из ведомства патриарха в Верхнюю типографию были переведены наборщик Иван Варфоломеев, разборщик Григорий Леонтьев, печатники Богдан Иванов и Иван Автономов, накладчики красок Михаил Иванов и Денис Федоров. Не исключено, что отбором этих мастеров занимался Симеон Полоцкий.
4 декабря 1679 года Верхняя типография выдала свою первую продукцию — «Букварь языка словенска, сиречь начало учения детям хотящим учитися чтению писаний». Свою радость по поводу выхода в свет первой книги Симеон Полоцкий не скрывал.
Различные книги нам суть Богом преложенны, да благонравию жити будем наученни. Первая книга — мир сей, в ней же написася, что-либо от всемощна Господа создася.В январе 1680 года Симеон Полоцкий держал в руках уже вторую свою книгу — «Тестамент, или Завет Василия царя греческого к сыну его Льву Философу». В апреле этого же года — «Псалтырь художеством рифмотворным преложенную». Жизнь Симеона Полоцкого оборвалась внезапно, но «Историю о Варлааме пустыножителе и Иоасафе царе Иудейском», красочно оформленную Симоном Ушаковым и Афанасием Тух-менским, ему удалось увидеть близкой к завершению. Увидела книга свет в сентябре 1680 года. В октябре 1681 года Сильвестр Медведев преподнес Федору Алексеевичу труд их общего учителя «Обед душевный», а в январе 1683 года — «Вечерю душевную», снабдив их предисловиями, писанными Симеоном Полоцким.