Версальская история

Куп снова вспомнил о Лиз, когда, открыв свою записную книжку, увидел сделанную ее четким почерком запись о том, что сегодня его ждут на приеме у четы Шварц. Шварцы вот уже два десятилетия были центром общества, вокруг которого вращалась вся голливудская светская жизнь. Арнольд Шварц был известным продюсером, а его жена Луиза — актрисой средней руки; впрочем, в пятидесятых она была в большой моде. Идти к ним на прием ему не хотелось; Куп предпочел бы провести вечер в постели с Шарлен, но он знал, что, если его не будет, Шварцы обидятся, а взять ее с собой он не мог. Для общества, куда он отправлялся, она была чересчур непосредственна и экстравагантна.

Забавляться с ней Куп мог сколько угодно, но появляться в публичном месте не стоило.

Все женщины делились для Купа на несколько категорий. Шарлей, например, принадлежала к так называемым «девушкам для домашнего пользования» и не годилась для выходов в свет. Да, она была красива, но, как деликатно выражался Куп, «пользовалась широкой неизвестностью».

Иными словами, она была в буквальном смысле никем и ничем, но и это было бы полбеды, если бы у нее было хотя бы крошечное актерское дарование. В этом случае Куп мог бы помочь ей, «подсадить на первую ступеньку», для чего как раз и нужно было выводить Шарлей в свет как можно чаще. Увы, Куп уже убедился, что карьера порноактрисы — это ее потолок. На большее Шарлей была просто не способна.

На официальные церемонии, премьеры и приемы «по случаю» Куп и вовсе ходил только с известными моделями и знаменитыми киноактрисами. Это было нужно для рекламы, ибо пресса обожала новейшие сплетни из жизни звезд.

На фуршетах, вечеринках с коктейлями и прочих полуофициальных мероприятиях он мог позволить себе появиться с кем-то из восходящих звездочек кино или подиума, во-первых, потому, что это ему нравилось, а во-вторых, потому что Куп чувствовал необходимость поддерживать свой образ и репутацию нестареющего донжуана. Но к Шварцам он предпочитал ходить один. У них всегда собиралось много интересных людей, и Куп никогда не знал заранее, кого он может там встретить. Поэтому, чисто с практической точки зрения, ему было гораздо удобнее быть одному, чем с кем-либо, да и Шварцы предпочитали принимать его «без довеска», как однажды прямолинейно выразился Арнольд в дружеской беседе.

Руководствуясь этими соображениями, Куп позвонил Шарлен и предупредил, что сегодня вечером будет очень занят и не сможет с ней встретиться. Шарлей, однако, не особенно огорчилась. По ее словам, она все равно собиралась заняться стиркой и привести в порядок ноги, да и выспаться как следует ей бы тоже не помешало. Это последнее утверждение было явной ложью, поскольку Купер был абсолютно убежден: в чем, в чем, а в сне Шарлей точно не нуждается. Они провели вместе уже несколько довольно бурных ночей, но, несмотря на это, Шарлей оставалась бодрой и свежей, словно ей все было нипочем. Сам же Куп по утрам теперь чувствовал себя не лучшим образом, хотя и старался этого никогда не показывать.

После разговора с Шарлей Куп отправился в ресторан, где у него была назначена встреча с продюсером. Затем последовали сеанс массажа и маникюр. Вернувшись домой, Куп немного вздремнул, а проснувшись — выпил бокал шампанского и начал одеваться. В восемь часов вечера он уже садился в «Бентли», за рулем которого — как и всегда в подобных важных случаях — сидел наемный шофер.

— Добрый вечер, мистер Уинслоу. Вы выглядите просто превосходно, — сказал шофер, улыбаясь Купу. Он возил его уже несколько лет, как, впрочем, и других знаменитостей, и зарабатывал на этом хорошие деньги. Куп, правда, предпочитал водить свои машины сам, но если уж он пользовался услугами шофера, то платил щедро.

— Спасибо, приятель, — отозвался Куп. — Ты, я погляжу, тоже в отличной форме. А теперь — едем. Я чувствую, сегодняшний вечер будет удачным.

Когда Куп приехал в огромный особняк Шварцев на Бруклин-драйв, здесь уже собралось больше сотни гостей. Они стояли и сидели в большом зале для приемов, пили шампанское и говорили комплименты хозяйке. Луиза Шварц выглядела очень стильно в темно-синем вечернем платье и сапфировом ожерелье, которое сверкало и переливалось при каждом ее движении. Вокруг нее толпилась неизменная свита: экс-президенты и экс-первые леди, видные политики, кинопромышленники, продюсеры, режиссеры, юристы и известные адвокаты, актеры и актрисы. Все они часто снимались и были достаточно популярны, но ни один из них не был так знаменит, как Куп. Стоило ему появиться в зале, как его тотчас окружила толпа поклонников и поклонниц. Кто-то просил автограф, кто-то пытался договориться о протекции, но большинство просто хотело высказать ему свое восхищение.

Через час, заполненный светской болтовней, гостей пригласили в обеденный зал. Там Куп оказался за одним столом с другим известным актером — своим ровесником, двумя знаменитыми сценаристами, известным голливудским агентом и директором одной из крупнейших киностудий. Студия планировала снимать картину, главная роль в которой прекрасно подходила Купу, и он решил поговорить с директором после ужина.

По правую руку от Купа восседала одна из стареющих голливудских светских львиц, чьи приемы тщились конкурировать с вечеринками у Шварцев, но оставались лишь их бледным подобием. Слева от него сидела молодая женщина, которая была Купу незнакома. У нее были тонкие, аристократические черты лица, большие карие глаза, матовая светлая кожа и черные шелковистые волосы, собранные на затылке в низкий пучок, как у балерин с картин Дега.

— Приятный вечер, — сказал Куп, обращаясь к соседке слева. Он заметил, что она гибка и грациозна, и решил, что она, возможно, в самом деле танцует. Когда официанты начали подавать первое блюдо, Куп спросил ее об этом, но она в ответ рассмеялась. Как она сказала, еще никто не задавал ей подобного вопроса, и она была польщена подобным предположением. Молодая женщина знала, с кем разговаривает; ее же имя Куп прочел на карточке, стоявшей рядом с прибором. Ее звали Александра Мэдисон, но это имя ничего ему не говорило.

— На самом деле я резидент [5] , — сказала она, но для Купа это был пустой звук.

— Какой разведки? — спросил он с улыбкой. — Надеюсь, не русской? — Александра была совсем не похожа на девушек, с какими он обычно имел дело. Красивая, ничуть не жеманная, она держала себя с ним уверенно, как с равным.

Еще он заметил, что у нее красивые руки, но ногти были подстрижены коротко, и на них не было никакого лака — даже прозрачного. На Александре было белое атласное платье подчеркивавшее стройную фигуру, да и лицо у нее было свежее и молодое.

5

Резидент — ординатор, прикомандированный к профильной больнице для специализации и живущий на ее территории или поблизости.

— Я резидент в больнице, — объяснила она. — Я — врач.

— Как интересно! — воскликнул Куп. — И какова ваша специализация? Дело в том, что мне срочно нужен геронтолог…

И он засмеялся собственной шутке, Александра тоже улыбнулась.

— Боюсь, я ничем не могу быть вам полезной, если только у вас нет детей. Я — врач-педиатр. Неонатолог, если быть точной.

— Ужасно люблю детей, особенно жареных, — сказал Куп и снова широко улыбнулся, демонстрируя превосходные зубы. — В сыром, естественном виде я их не перевариваю.

Это просто маленькие чудовища!

— Я не верю, что вы такой кровожадный, — покачала головой Александра и рассмеялась.

— Честное благородное слово! — Куп театральным жестом прижал руку к груди. — Я терпеть не могу детей, и они платят мне той же монетой. Должно быть, они чувствуют, что, будь моя воля, я бы держал их в клетках до совершеннолетия. Я начинаю любить детей только после того, как они превращаются во взрослых; особенно это касается молодых девушек.

Говоря так. Куп нисколько не кривил душой. Детей он не любил и… побаивался. Всю свою жизнь он старался не иметь никаких дел с женщинами, у которых были дети.