Versipellis

— А разве раньше никто не делал так? — скептически заметил Себула.

— Делал, но не было таких больших и агрессивно настроенных группировок и тогда жертвы были минимальные. Сейчас же это может стать реальной угрозой. Особенно если "масса" решит ответить.

— Понял, благодарю за пояснение, — сухо проговорил человек. — И с направлением сил ФСК на поиск и устранение революционеров тоже согласен. Полиция займётся патрулями, вместе с военными — подавит бунты в городе. Но и без этого более строгие меры их несколько успокоят, — рассуждал он вслух.

— Да, тут стоит понимать, что такие средства играют в долгую. Возможно, по их итогам, предстоит изменить кодекс "О мире и благополучии разумных существ", — добавил Арман.

— Посмотрим-посмотрим, — оборотень этого не видел, но мог точно сказать, что министр в этот миг недобро ухмылялся. — Что ж, мне нравится ваша работа, советник. Тогда сегодня же передам председателю и, так как ситуация экстренная, к вечеру уже будет всё работать.

Оборотень попрощался и скинул звонок. На столе перед ним лежали перстни, кулоны, браслеты, просто связаные между собой минералы, которые позволяли ему быть в глазах людей таким же, как и они. Это открывало множество дверей во всех смыслах. И старейшина, не смотря на своё удовольствие от удачно сыгранного хода, в глубине души корил старого товарища Уодима за то, что он не придумал это, воистину прорывное соединение, пару лет назад, когда всё было проще. "Но имеем, что имеем" — сказал Арман сам себе и в очередной раз набрал номер Деви, она всё также была вне сети.

Днём в центр города…

Организация "Чистый город" взяла под контроль два парка, четыре центральных улицы, несколько площадей и торговый центр. Стоило кому-либо из "Лапы в руке" появиться там в фирменной футболке, с плакатом, листовками, значком или бело-зеленой лентой, как тут же начиналось столкновение. И заканчивалось быстро — "чистые", может и не превосходили числом, но были более организованы в чатах и на форумах. А их засланные агенты на информационные ресурсы противников позволяли вовремя направлять сопоставимые силы в места неугодных демонстраций на "их территории". Полиция и отряды специального назначения даже не всегда успевали реагировать, но под сотню человек всё равно оказались "упакованы" по автозакам.

"Лапа в руке", в свою очередь, заручившись поддержкой нескольких оппозиционных СМИ, явно выигрывала цифровую войну: публикации против действующей власти с постоянными отсылками на притеснение оборотней смешивали эти понятия и позволяли быстро привлекать на свою сторону, ранее не столь заинтересованных в политике, граждан. Множество молодых людей, действуя сообща, смогли занять сквер и часть оживлённого парка, не допуская туда "Чистый город", носивших черные ленты. Они охраняли тех демонстрантов, которые вели трансляции и доносили свою мысль до людей на улице. Прямые столкновения всегда были актом защиты, но это не могло уберечь от попадания в отделы полиции. Тем не менее, приверженцев равенства оборотней и людей, оставалось численно больше.

Федеральные средства массовой информации же по этой теме сохраняли режим молчания. На всю ближайшую неделю уже были распланированы "чрезвычайно важные" новости про притеснение спортсменов на международных соревнованиях, праздник урожая, вульгарную вечеринку детей телезвезд и то, что детёныш утконоса в городском зоопарке наконец-то открыл глаза.

В логове за городом…

Селена, разнервничавшись не на шутку, ходила кругами по пещерному логову, чем изрядно раздражала Одена, вернувшегося ночью с охоты.

— Пожалуйста, сядь, — предпринял он очередную попытку. — Даже дети уже перестали что-либо говорить.

— Ты не понимаешь! Мы должны ему помочь.

— Вендиго уже взрослый мальчик, к тому же, ничего от нас он не примет, — вздохнул вожак. — Гордость не позволит.

— Ты не видел его раны. И так прыгнуть со склона — точно все кости переломал, — всё больше вскипала волчица. — Ну, какие мы после этого честные оборотни, если оставим его одного в таком состоянии?

— Селена, я устал. Прошли уже почти сутки и он должен быть настолько далеко, насколько мне не хватит сил уйти.

— Ты просто боишься его. Того, что он больше волк, чем все мы здесь вместе взятые!

Волчица оскалилась и, не найдя во взгляде мужа ни злости на её слова, ни задетого тщеславия альфы, ни столь же яркого волнения, как у неё самой, отвернулась, направившись к выходу.

— И куда? — рявкнул он.

— Делать то, на что у славного вожака Одена нет сил.

Старейшины провожали её, не проронив ни слова. Ронан привык к редким "заскокам" невестки, которые нет-нет, да и вспыхнут в привычно покладистом характере. А Найл думал о том, что будь здесь Деви, то дочь или смирилась бы с ситуацией в первые же часы, или же отправилась вместе с ней на поиски тут же, не терзая себя по много часов. Глава стаи, хотя и тревожился за Селену, но решил не встревать, а в глубине души надеялся на то, что она сама испугается и скоро вернётся. Он ушел вглубь пещеры и провалился в глубокий сон рядом со своими охотниками.

Волчица, аккуратно спустившись по серпантину, вошла в чащу столетних лиственных деревьев. Их кроны скрывали, и без того неяркое, осеннее солнце и раз в несколько минут ей приходилось останавливаться, фокусируя зрение. Следов Вендиго она не видела, но точно знала, что он проходил здесь. Животная неукротимая сила, что прорывалась через него, несмотря на все травмы и долгий изматывающий путь, была ощутима любому оборотню. Когда он, узнав о смерти матери, молча встал, она было подумала, что он попросит укрытия, помощи или просто уйдет. Она никогда не видела старшего сына Либера в гневе и не могла ожидать того, что он, взвыв, схватит тело почившей и за секунду скроется в тени крутого горного склона. Сейчас же Селена видела, что он пытался унять этот всепоглощающий огонь тем, что разрывал землю, рвал когтями кору деревьев и нападал на мелкую, встречающуюся на пути, дичь — не для пропитания, просто ради факта убийства. О таком Вендиго ходили слухи до начала адаптации, такого воина — отлаженный механизм боли и смерти запомнили те, кто ходил с ним в рейды. И такого его боялись, ведь в нем победила его хищная суть.

В то же время, недалеко от города…

Оборотни, услышав объявление Алекса, наперебой принялись предлагать свои идеи для нового "Манифеста Versipellis". Часть предложений была отвергнута сразу, к некоторым советчикам лидеру предстояло приглядеться и не по хорошему поводу, пару пунктов было взято из предыдущей версии. За обсуждением часы пролетали незаметно.

— А что насчёт люстраций? — спросил неожиданно Арес, до этого лишь наблюдавший за деятельностью товарищей. — С силовиками понятно, но чиновники сбегут при первой же возможности и потом могут нанести удар.

— Зачем им это? Думаю, там, куда свалят, будет и без того всё в шоколаде, — ответил Фред.

— Нет. Конечно, нужно причастных к системе судить, — задумался Алекс. — Но заблокировать все аэродромы мы не сможем. А если действовать точечно, то они могут просто не воспользоваться теми, которые мы займем, — прокручивая в голове варианты решения проблемы, он одернул себя, возвращаясь к теме. — В манифест впишем, спасибо, Арес.

Когда черновой вариант уже был готов и перечитан вдоль и поперек, стал виден "перекос" на сторону оборотней. Не совещаясь ни с кем, лидер вписал в дополнение к нему выплаты семьям погибших, предоставление рабочих мест, льготы работодателям, принимающим оборотней и обязательное тестирование последних на социальную пригодность. "Что бы мы не обещали, увидев насилие в сторону военных, полицейских и агентов, люди отвернутся от нас. Даже те, кто раньше поддерживал, не будут мириться с кровавым возмездием" — Алекс, подобравшись так близко к воплощению в жизнь цели, понял, что начинает сдавать, ему критически не хватало информации о ситуации в городе. И уже через несколько часов Деви и Клер по его просьбе выехали на разведку.

В восточной резиденции Леонарда Себулы…

Направив документы председателю и получив его одобрение, министр отдал приказ агентам целенаправленно искать революционеров во главе с Алексом. Когда особый чрезвычайный режим будет принят, всё станет ещё проще. Покрутив в руках бокал, Себула отставил его и принялся бесцельно блуждать по дому. Но мыслями он раз за разом возвращался к щенкам, что сидели в подвале, и к их матери, которая из заложницы стала для него заплаткой на застарелой ране. Ванесса, погибшая от его руки, всё также приходила к нему во снах, но больше он не боялся ее, не испытывал вины и горечи, а желание её воскресить, что набило оскомину за эти годы, превратилось в обычную привычку — он просто не мог отпустить её сейчас, когда был пройден такой путь. Заставлял себя, давил всякое чувство собственного равнодушия, повторял снова и снова, что он обязан это сделать. А вот смерть дочери, что ожесточила его, сделала тем, кем Леонард был сейчас, всё ещё резала сердце, не давала покоя ни днём, ни ночью. И ради неё он не опустит руки, не даст системе разрушиться, не обесценит её погибель.