Versipellis

— Алекс, на Марка мы вышли. Пришлось, правда, привлечь информатора из людей, но иначе никак нельзя было, — тараторил Фред. — Последний раз его видели на заправке недалеко от ферм.

— Человека привлечь? — скептически переспросил я.

— Да, из "Лапы в руке". Но, они не знают, что именно мы волки, — чуть помявшись, он продолжил. — Девушка одна хотела у Марка взять интервью, чтобы плакаты на митинг распечатать с его словами. Вот и ездила по пригороду, наткнулась пару дней назад.

Я аж прыснул от такого заявления. Какая милая наивность: если таких бастующих подростков — а я почему-то был уверен, что это подростки, не разгонят дубинками в первые десять минут, то точно запинают другие же люди. Я читал комментарии на новостных сайтах, я знаю, что у них очень тонкая грань между пренебрежительным принятием и открытой ненавистью ко всему нашему виду. И этого я в людском роде, наверное, не пойму никогда.

— Алекс? — Фред неловко помогал у меня перед лицом. — Так что, будем в той местности искать?

— Будем, но с утра. Скажи остальным, что мы идём в чащу и там заночуем.

Шутливо отдав воинское приветствие, оборотень отвернулся, чтобы уйти.

— Интервью-то девушка взяла? — крикнул я.

— Нет, не догнала.

Он направился к своей группе, а я остался с важной, но так и не разрешенной дилеммой: как не допустить жертв? И инфантильность, и глупость, и даже ненависть имеют право на жизнь. Как их, так и наша. Но эти вещи были просто несовместимы между собой. Мы начнем идти в атаку — половину перебьют силовики, а оставшуюся — простые граждане. Попробуем назначить переговоры — в лучшем случае плюнут в лицо, в худшем — первый сценарий. Просто решим уйти раз и навсегда из города — во-первых, многие не смогут или не захотят, во-вторых, скорее всего, "Новая политика" повториться. Волки ведь тоже не без греха: кто-то действительно отстаивал свое право на лес, а кто-то забавлялся погромами и убийствами ещё до сопротивления, до вырубки и пожаров. И вот, я снова в замкнутом круге.

Ночью, под начавшимся ливнем, мы похоронили Еву. Арес молчал всё время и лишь тремор выдавал то, насколько ему тяжело сейчас. Конечно, мне было очень и очень жаль его, но грешная мысль о том, что теперь он будет ещё более идейным в революции из жажды мести, всё равно прокрадывалась в сознание. Я не стал строить из себя хорошего друга и навязываться с поддержкой, ведь мы и не были друзьями. Союзники — вот, кто был нужен мне, как вода. Уже засыпая, я думал о волонтерах, о всех тех, кто не видел в нас, оборотнях, монстров. Быть может, их больше? Быть может, если город увидит другую сторону — не расправу над силовиками, и не побеги из изоляторов, то мы сможем хотя бы вернуть то отношение, которое было раньше? Сплотиться вместе против тех, кто пропагандирует ненависть? А может, я просто слишком высокого мнения об обеих сторонах и эта борьба будет лишь одной из многих, пока мы не перебьем друг друга окончательно?

А на утро меня разбудил крик.

В историческом центре, днем…

Арман не был привычно бодр и свеж — всего за одну ночь его стратегия сложилась, как карточный домик. И теперь, вместо того, чтобы гладить костюм и мчать к Себуле ручки жать, он вынужден был обзванивать всех жильцов и частых гостей логова. Одни не отвечали — он их заранее помечал буквой "А", другие прямо говорили, что с Алексом и тогда на фоне слышалось требование избавиться от всех гаджетов, третьи знать не знали о произошедшем, преимущественно — отступники, с самого начала ушедшие в город, рядом с их именами значилось "Я". Список был не утешительным. Он потерял почти всех тех, с кем не нужно было идти ни на какие сделки, чтобы получить свое. Хотя и оставались ещё "деловые партнёры", Арман не хотел прибегать к их помощи — слишком мало времени осталось. Ещё один звонок, поиск ключей от машины, объезд перекрытой улицы и двери отдела государственной магической охраны распахнулись перед ним.

— Дружище, ты бы на проходной не светился, — шипел ему Уодим. — Ладно, я на цоколе был, быстро пришел, а если бы заподозрили что-то?

— Твои инновации тестирую, — отмахнулся оборотень и на руке его сверкнул перстень с несколькими минералами сразу.

Старейшины поднялись в сервисное помещение. Пяти минут хватило, чтобы обрисовать ситуацию и Арман резюмировал:

— Теперь эти сопляки наворотят делов, а кто останется крайним? Дядюшка-предатель, кто ж ещё. У меня ж на лбу вырезано: "Конченный идиот"!

— Возможно, в чем-то этот Алекс и прав, — задумался Уодим. — Цель не всегда оправдывает средства, а твои методы иногда… сомнительны.

— Это укольчик в сторону потерянных чароитов? Ты себе ещё натыришь, не прибедняйся. Лучше скажи мне такую вещь: магическое обеспечение города всё также с общих хранилищ ведётся?

Выходил Арман уже повеселевшим. Ситуация могла выправиться в ближайшие дни и он был готов ради этого немного побегать. Как только горожане лишатся возможности реально противостоять волкам, он сможет войти в игру и с другой стороны. Главное — найти контакт, с чем пока были сложности. Следующий пунктик на сегодня — Себула.

В центре города…

Полицейский сорвал со стены размокшую листовку, смял и выбросил в урну, как делал уже много раз за эти два дня. Мультяшные мальчик и волк, держащиеся за руки, уже мерещились ему перед глазами. Кажется, это была иллюстрация какой-то детской книжки. Политика социализации оборотней обернулась уникальным феноменом, который мужчина хотел разобрать на научной конференции или хотя бы у кулера с коллегами. Государство не приветствовало активной поддержки оборотней никогда — только нейтралитет в строгих рабочих рамках, чтобы производства заполнила дешёвая сила на коротком поводке. Но, вместе с тем, и ярое противоборство каралось по закону, не строгому, но закону. Когда чиновникам нужно было внедрить волков сильнее в общество, они говорили об их адаптивности и обучаемости, а когда сжать тиски на шее "разумных существ" — об их агрессии и жестокости. И многие люди действительно верили каждому звуку из телевизора и строчке из газет, их гражданскую позицию мотыляло словно флюгель и они не видели противоречий ни в себе, ни в "Новой политике". Но конкретно сейчас что-то в этой системе поломалось: листовки появлялись будто сами собой и их становилось всё больше. В противовес толерантным стали попадаться и другие — где на лбу оборотня нарисована мишень. Каждый лагерь не поленился расписать свои доводы мелким шрифтом внизу листа. И для полиции была поставлена единственная задача — не дать им улицы. Ни одна сторона не должна была получить реальную мощь, не должно было быть такой силы, которая бы повлияла на планы власть держащих. Не сейчас — сейчас всё только зарождалось, но потом, возможно, даже завтра. Мужчина, поправив знак на форме, ринулся бегом вперёд, как только завидел группу молодых людей с плакатами, ведущих прямую трансляцию.

В здании правительства…

Председатель, сложив руки на груди, осматривал помятого вида министра. Перед ним — стопка с прошениями об отстранении. Себула смотрел на нее и эмоции искривляли его лицо с каждой секундной. Наконец он сказал:

— И кого на моё место посадите?

— Интересный, а главное — своевременный вопрос, Леонард. Министр обороны предлагает вообще упразднить должность и, цитата: "Всех нахер перестрелять", но мы весь с вами понимаем, что это не выход?

— Понимаем…

— Тогда в чем же дело? Почему вы не можете свою же систему собрать воедино, а лишь дробите её ещё больше?

— Это был… Экстренный и непредвиденный случай, — ответил министр. — Побега в принципе не должно было быть.

— А убранной защиты с вашего дома тоже? Волчице не так сладко спалось под куполом? Думаете, я уже забыл?

Себула не нашелся, что на это ответить, опустил глаза. А председатель продолжал:

— Я бы мог начать перечислять все ваши многочисленные прегрешения, но не буду, поберегу ваши нервы. У вас, Леонард, две недели чтобы нормализовать ситуацию. Делайте что хотите, но чтобы я больше не видел этой макулатуры на улицах и просирания бюджета на бессмысленны погони, — отчеканил мужчина.

Он выбрал из стопки документы: от директора федеральной службы контроля, от министра юстиции, от министра социальной политики и с десяток обращений граждан, загнав их в шредер.

— Это, — многозначительно сказал он. — Аванс. Марка среди трупов сбежавших не опознали, так что, будьте добры, как найдете, а вы найдете, поласковее с ним.

— Скажу агентам, — раздался в ответ хриплый булькающий голос Себулы.

Министр "Новой политики" встал и ноги его подкосились — ещё не всё потеряно, ещё есть шанс!

Утром за городом…

Оборотней разбудили мучительные стоны. Виктория, тело которой продолжало деформироваться и принимать вид волка, не могла стерпеть боли. Она противилась воплощению, пыталась его сдержать, ведь каждый проросший волосок и каждая кость, встававшая в новое место, разрывали её ткани снова и снова. Деви, пытавшаяся успокоить девушку, тихо приговаривала:

— Скоро пройдет, скоро будет хорошо, — и продолжала фразу одними лишь губами. — Нельзя было тебя оставлять без сознания, легче бы перенесла, если бы сразу всё произошло.